– Конечно, сэр, – ответил мистер Фрейер. – И насколько я знаю, все мы это правило соблюдаем.
– Насколько вы знаете, – повторил капитан с глумливой усмешкой, которая уронила его в моих глазах. – Что же, давайте посмотрим, далеко ли это нас заведет, согласны? Вы хотите сказать, что не слышали никаких пересудов относительно противозаконно убитых и зажаренных свиней?
– Никаких, сэр.
– В таком случае мне остается лишь положиться на ваше слово. Однако король уверен, что это происходит, и, думаю, имеет на то причины. Он не склонен к пустым фантазиям. И так дело не пойдет, мистер Фрейер. Неподчинения я не потерплю. Я хочу предложить вам кое-что. – Капитан уселся за свой рабочий стол и пригласил мистера Фрейера сесть напротив; то был один из редких моментов, которые позволяли думать, что общего у этих двоих больше, чем разногласий. – Ваши обязанности заставляют вас много перемещаться по острову, не так ли?
– Так, сэр, – ответил штурман.
– Если бы матрос украл свинью и решил оттащить ее, чтобы зарезать, выпотрошить, зажарить и съесть, в такое место, из которого запах жареной свинины не донесется до его товарищей или офицеров, куда бы он мог направиться, как по-вашему?
Мистер Фрейер задумался, я видел, как глаза его нервно рыскали туда-сюда, пока он пробегал мысленным взглядом по местности, с которой успел хорошо познакомиться.
– Трудно сказать, сэр, – наконец произнес он. То был нерешительный, недостойный его ответ.
– Думайте, милейший, думайте. – Капитан явно старался не вспылить. – Вы же изобретательный человек, мистер Фрейер. Если бы это были вы, то куда бы направились?
– Капитан, надеюсь, вы не предполагаете…
– Я ничего не предполагаю, милейший, – резко прервал его капитан. – Ради всего святого, пошевелите мозгами. Я спрашиваю: если бы вы так поступили, хоть все мы и уверены, что это невозможно, – саркастически оговорился он, – так вот, если бы вы украли свинью, куда бы вы ее отнесли?
– Это головоломка, и довольно серьезная, капитан, – снова помолчав, ответил штурман. – Хлебные деревья разбросаны по всему острову, поэтому людям мистера Кристиана и мистера Хейвуда приходится целыми днями бродить по разным его частям, собирая ростки. Если бы произошло то, о чем вы говорите, они учуяли бы запах мяса. Хотя… – Он опять задумался, постукивая себя пальцем по носу.
– Так что же, мистер Фрейер?
– На северо-восточном берегу, сэр, имеется участок, густо заросший кустарником и пальмами, – до того густо, что хлебным деревьям прижиться там не удается. Недалеко отсюда, минут двадцать ходьбы. Расположены эти заросли таким образом, что перехватывают дующие вглубь острова ветра и задерживают их, поэтому, теоретически, человек, которому требуется скрыть запах мяса, лучшего места, чтобы совершить свое преступление, не нашел бы.
Капитан кивнул.
– Думаете, там все и происходит? – спросил он.
– Надеюсь, что нет, – ответил мистер Фрейер. – Но, на мой взгляд, это единственное место, где можно проделать такую штуку.
– Тогда пойдемте туда вместе, – сказал капитан. – Вы и я, сэр.
– Сейчас?
– Конечно, сейчас, – ответил, поднимаясь, мистер Блай, лицо его повеселело, он явно радовался возможности сделать наконец что-то полезное, да еще и власть применить. – Тинаа выразил недовольство нашей командой. Если это будет продолжаться, он может решить, что мы больше не друзья, утратить расположение к нам. И тогда вся наша работа здесь пойдет насмарку. Вы хотите этого, мистер Фрейер?
– Нет, разумеется.
– Так пошли. Мою трость, Тернстайл.
И с этим они выступили из каюты в совместный поход. Я не знал, найдут ли они кого-либо или что-либо, но если мистер Фрейер был прав, мне оставалось лишь пожалеть злодея.
В конце концов, капитан только подобного случая и ждал. Обычно вечера на острове проходили спокойно. После работы матросов ожидала вкусная еда, а затем – удовольствия, обещанные им женщинами. Туземцы радостно выходили на берег, разжигали костры, танцевали, отчего мы начинали чувствовать себя спустившимися к людям богами. Когда берег наполнялся островитянами и моряками, начиналась, как правило, ночь, полная смеха и беспутства. Однако на исходе того дня, когда капитан и мистер Фрейер отправились на прогулку, на берегу было, как и всегда, полно людей, но смех в воздухе не звенел, а о каком-либо разгуле и прелюбодействах никто и не помышлял.
Команду построили в шеренги, офицеры встали по их концам, и все как один смотрели на малого, который забыл о своем жизненном предназначении и теперь вернулся на землю, сильно о нее шмякнувшись. Вокруг бегали по пляжу, впадая все в большее смятение, десятки туземцев, главным образом женщин, кричавших и отчаянно плакавших.
В центре всего этого возвышался капитан Блай, а рядом с ним стояли мистер Фрейер и помощник боцмана Джеймс Моррисон; перед ними был привязан к высокому пню обнаженный по пояс, с выставленной напоказ голой спиной корабельный бондарь Генри Хилбрант.
– Моряки, – сделав шаг вперед, обратился к нам капитан, – я уже говорил с вами о дисциплине и ее нарушениях во время стоянки на этом острове. Дело зашло слишком далеко, среди нас обнаружился вор. Я описал вам правила, которые касаются торговли, обмена и воровства, описал ясно. А сегодня утром наш островной хозяин, его величество король Тинаа, сделал мне выговор по поводу постоянных краж его поросят кем-то из нас. Несколько позже, днем, я обнаружил мистера Хилбранта, который, уединившись со своей бесчестной добычей, угощался беконом. Бесстыдно угощался беконом, сказал бы я! И теперь говорю вам: так дело не пойдет. Шаг вперед, мистер Моррисон, плеть наизготовку.
Помощник боцмана отступил на несколько шагов от мистера Фрейера, показал нам кошку-девятихвостку, которую держал за спиной, и поднял ее повыше, и тряхнул ею, высвобождая ремешки. Увидев плеть, туземные женщины страшно закричали, словно от боли, у меня даже сердце перекосилось в груди.
– Приступайте, – приказал капитан.
Мистер Моррисон шагнул вперед, и порка началась, и мы принялись мысленно отсчитывать удары. Когда их число перевалило за первую дюжину, я понял, что не могу отвести глаз от лица Хилбранта, который всякий раз, как орудие пытки встречалось с его порванной кожей, вскрикивал мучительно и громко. Но еще сильнее пугали всех вопли женщин, некоторые из них, подобрав с земли камни, скребли ими лбы, раздирая кожу, отчего кровь жутко струилась по их лицам. Матросы поглядывали на них и тоже, увидел я, испытывали страдания, ведь их уже связывали с этими женщинами тесные узы, им невыносимо было видеть, как те наносят себе увечья. Я поискал глазами Кайкалу и обрадовался, не увидев ее среди калечивших себя женщин, – наверное, решил я, она осталась в своей хижине.
Но вот порка закончилась – три дюжины ударов, страшно высокая, казалось нам, цена за кражу такого пустячного животного, как свинья; Хилбранта развязали.
– Воровства больше не будет, – прокричал капитан, расхаживая перед нами, лицо его искажал такой гнев, что, клянусь, я почти не узнавал его. В какой-то миг капитан встретился со мной взглядом, и я понял, что и он меня не узнает. Это был совсем не тот человек, что ухаживал за мной, когда я занемог в начале плавания на «Баунти»; не тот, кто так огорчился, узнав правду о происходившем со мной в заведении мистера Льюиса. Нисколько не смахивал он и на доброго, любящего отца, который привел меня к деревьям в горах, чтобы показать свое вырезанное многие годы назад имя и позволить мне добавить к нему мое. Это был кто-то совсем другой. Кто-то, погибавший прямо у нас на глазах.
Он примолк и повернулся туда, где покачивался на воде облитый сиянием полной луны «Баунти». Я наблюдал за лицом капитана и видел, как оно наморщилось, когда его взгляд уперся в корабль; ей же ей, он словно вошел в тот миг после двухлетней отлучки в свою лондонскую спальню и увидел столь любимую им Бетси, сидевшую в ночной сорочке у туалетного столика, и она обернулась, чтобы посмотреть на мужа, и улыбнулась, радуясь его возвращению, – вот такая нежность засветилась во взгляде мистера Блая. Он сглотнул, отрывисто вздохнул, глаза его наполнились слезами, но затем неохотно оторвался от созерцания корабля и снова обернулся к нам.
– Мы здесь для того, чтобы работать, моряки, – проревел он. – Не красть, не бездельничать, не удовлетворять желания нашей плоти. Работать. Во славу короля Георга! Пусть случившееся сегодня станет для вас уроком и предупреждением о том, что будет со следующим, кто посмеет нарушить мой приказ. Нынешняя кара покажется ему сравнительно легкой. Обещаю вам это.
И с этим он, уставший от гнева, развернулся и, спотыкаясь, горестно понурившись, направился к своему жилищу. Матросы безнадежно смотрели ему вслед, женщины плакали, раздирая свои лица.
Мне же пришло в голову, что хорошо бы нам как можно скорее покончить со здешней работой и вернуться на «Баунти», в море, выйти в плавание. Некий демон витал меж нами по воздуху, и порожден он был не матросами, не капитаном, но двумя существами, неотрывно смотревшими друг на друга, – кораблем и островом. Один звал капитана домой, другой все глубже затягивал в себя своих новых пленников.
10
Когда мы с кайкалой впервые познали друг дружку, я, не стыжусь в этом признаться, испустил вопль наслаждения, словно вторивший всем крикам, какие мне довелось до того дня услышать на острове. Это случилось на обычном нашем месте, у ручья близ водопада, Кайкала помогала мне и направляла меня, пока желание не взяло верх над нервозностью и я не соединился с нею. А после мы лежали бок о бок, голые, как парочка новорожденных младенцев, и она снова расспрашивала меня о жизни в Англии.
– У меня четыре лошади, – сказал я. – Две для карет и две для верховой езды. Я хорошо за ними ухаживаю, конечно. Кормлю отборным овсом, держу в чистоте, расчесываю гривы. Вернее, это делает мой слуга. Он и живет при лошадях, в конюшне. А я отдаю ему распоряжения.