19. Круг согласия
В любой, вышедшей в последнее время книге по военной истории скорее всего будет указано, что к началу 1944 года союзники фактически выиграли вторую мировую войну. Что ж, в общем и целом это утверждение соответствовало действительности. Отошли в прошлое решающие сражения, Гвадалканал, Эль-Аламейн, Мидуэй, Сталинград. Италия капитулировала. Немцы откатывались назад. Японцы, распылив и без того невеликие силы по огромной захваченной территории, также начали сдавать. Индустриальная мощь союзников неуклонно нарастала, их противников — таяла. Картина представлялась весьма и весьма радужной.
Но мнение энсина Кейта расходилось с выводами послевоенных историков. Для него, несущего вахту в новогоднюю ночь в темной холодной рубке «Кайна», который, держа курс на запад, рассекал носом угрюмое море, будущее виделось в весьма мрачном свете. Прежде всего, думал он, только такой идиот, как он, мог пойти на флот, а не в армию. Вся главная работа в Европе выпала на долю русских. Умные люди в этой войне, не то, что в прошлой, служили в пехоте, наслаждаясь бездельем в Англии, в то время как тех болванов, кто нашел прибежище на флоте, мотало из стороны в сторону в бурных волнах, а плыли они на штурм хорошо укрепленных, захваченных японцами островов посередине Тихого океана. Его ждали кораллы, и вырванные взрывами пальмы, и плюющиеся раскаленным железом береговые батареи, и ревущие самолеты-пикировщики, и мины, несомненно, сотни мин, и, возможно, в конце концов — морское дно. А их одногодки в армии в эти дни посещали Кентерберийский собор, гуляли у могилы Шекспира под руку с симпатичными английскими девушками, о благосклонности которых к американцам судачили на всех углах.
Вилли казалось, что война с Японией станет самой продолжительной и ужасной в истории человечества и, возможно, закончится только в 1955 или 1960 году, после вмешательства России, лет через десять после крушения Германии. Да и как можно выбить японцев с их знаменитых «непотопляемых авианосцев», цепочки островов, нашпигованных самолетами, готовыми уничтожить любой приближающийся флот. Едва ли будет проводиться больше одной крупной операции в год, полагал Кейт, не сомневаясь, что его корабль направляется к эпицентру такого сражения. И война тянулась бы и тянулась, пока бы он не облысел и не постарел.
Вилли не ощущал благоговения историка перед победами Гвадалканала, Сталинграда, Мидуэя. Поток новостей врывался в его голову, создавая впечатление, что наши чуть впереди, но до окончательной победы еще очень далеко. В юности он часто задумывался над тем, каково было жить во времена Геттисберга или Ватерлоо. Теперь он это чувствовал, хотя и не вполне осознанно. Эта война казалась ему отличной от других: размазанной по всей планете, упорной, лишенной драматического сюжета.
Он держал путь к полю битвы, такой же великой, как и другие, оставшиеся в истории. Но она представлялась ему чередой сумбурных, неприятных, утомительных действий. Лишь годы спустя, прочитав книги, описывающие эпизоды, в которых ему довелось участвовать, начнет Кейт понимать, что и его битвы были Битвами с большой буквы. Только потом, когда жар юности угаснет, он будет согревать себя отсветом воспоминаний, тем, что и он, Вилли Кейт, сражался в бою в Криспинов день[11].
Двое суток «Кайн» переваливался с борта на борт, с носа на корму в сером, холодном дожде. Влажные сэндвичи, которые приходилось есть, держась за стойку, сон урывками. После золотых дней побывки на берегу офицерам и матросам казалось, что на их головы свалились все напасти мира, и до скончания веков останутся они в этом мокром, плавающем аду.
Но на третий день они вырвались в солнечную синеву южных морей. Бушлаты, свитера, дождевики исчезли. Офицеры в хаки, матросы в «дангари»[12] начали узнавать друг друга. Утром подали горячий завтрак. Всеобщее уныние и неразговорчивость сменились веселыми воспоминаниями и хвастливыми россказнями о побывке. Надо признать, что общее настроение команды повысилось. Ловкачи, недовольные и зануды предпочли военный трибунал дальнейшим приключениям с капитаном Квигом. На «Кайн» вернулись веселые парни, готовые принять от судьбы и плохое, и хорошее, любящие старую посудину, как бы яро они ни честили ее.
В тот день Вилли поднялся на следующую ступеньку военной карьеры. Он отстоял вахту дежурным по кораблю с полудня до четырех дня. Кифер находился рядом, чтобы предупредить любую серьезную ошибку, и капитан Квиг изредка поглядывал на него, приподнимаясь с парусинового кресла, на котором дремал, греясь в солнечных лучах. Со своими обязанностями Вилли справился блестяще. При зигзагах конвоя «Кайн» четко выполнял все маневры. Если у Кейта и дрожали поджилки, внешне он сохранял бравый вид и твердым голосом отдавал команды.
Сдав вахту, он записал в журнале:
«С 12 до 4 шли как и раньше.
Он много раз расписывался за вахту в порту, но сегодняшняя запись отличалась от предыдущих. Поэтому расписался он поразмашистее, с восторгом, словно скрепляя своей фамилией исторический документ.
Взволнованный, он спустился с мостика в офицерскую кают-компанию и набросился на стопку ждущих расшифровки радиограмм. И разбирал их, пока новый вестовой Расселас, пухлый негритянский юноша с огромными карими глазами, не коснулся его руки и не спросил разрешения накрывать стол к обеду. Вилли собрал шифры, налил чашечку кофе и, усевшись на кушетку, пил его маленькими глоточками. По радио передавали квартет Гайдна: радисты почему-то не переключились на другую программу. Расселас накрыл стол свежей скатертью и расставил приборы. Из буфетной, где Уиттекер в новенькой форме старшего буфетчика руководил вестовыми, плыл аромат ростбифа. Вилли удовлетворенно вздохнул и переместился в угол мерно покачивающейся кушетки. Оглядел кают-компанию, свежевыкрашенную в светло-зеленый цвет, с отполированным металлом, с блестящими лаком стульями. В конце концов, сказал он себе, на свете можно найти куда худшее место, чем кают-компания «Кайна».
Подошли другие офицеры, выбритые, в выглаженной форме, хорошем расположении духа и голодные. Посыпались старые шутки. Вилли они казались забавными и веселыми: многочисленные дети Хардинга, роман Кифера, вонь запасенной на корабле воды («отрава Пейнтера»), новозеландская девица Марика с семью бородавками и, последняя из них, донжуанство Вилли Кейта. За время ремонта Мэй Уинн не раз попадалась на глаза офицерам и матросам и о красоте ее фигуры ходили легенды. Вкупе с воспоминаниями о симпатичных сестрах милосердия, навещавших Вилли в Пёрл-Харборе, появление Мэй утвердило всех во мнении, что энсин Кейт порядочный донжуан.
Для добродушного подшучивания в кают-компании эта новая тема подошла как нельзя лучше. О сексе любили поговорить, тут каждый мог выступить в роли знатока. А удачно хмыкнув, можно было сойти за особого острослова. Вилли только радовало подтрунивание офицеров. Он протестовал, отрицал, притворно возмущался и добился-таки, что обсуждение его подвигов затянулось надолго, так что за стол все сели в прекрасном настроении. Он чувствовал узы братства, связывающие его с офицерами, которые становились еще крепче от присутствия двух застенчивых новичков, Йоргенсона и Дьюсели. Теперь-то он понимал, какими зелеными и докучливыми казались он и Хардинг пять месяцев тому назад для ушедших с корабля Гортона, Адамса и Кармоди. Кейт поднес ко рту полную ложку горохового супа и в тот же момент «Кайн» сильно качнуло. С удовлетворением Вилли отметил, что привычное движение руки нейтрализовало качку и ни капли не упало на белую скатерть. Довольный, он хохотнул и проглотил полную ложку супа.
После обеда он остановил Дьюсели, хрупкого на вид энсина, направившегося было к двери.
— Давайте прогуляемся. Пора нам поговорить о системе связи.
Они вышли на полубак. Уже спустились прохладные лиловые сумерки. На западе таяла золотая полоса заката.
— Ну, Дьюсели. — Вилли поставил ногу на кнехт правого борта, наклонился вперед, взявшись руками за леера, наслаждаясь дуновением соленого ветра. — Привыкаете к «Кайну»?
— Пытаюсь, конечно. Жуткое корыто, не правда ли?
Вилли бросил на энсина полный раздражения взгляд.
— В чем-то вы и правы. Но у каждого корабля есть плюсы и минусы.
— Да, да, разумеется. На этих старых крысоловках и работы немного, а это что-то да значит. И я полагаю, что большую часть службы мы будем проводить на верфях, ремонтируя эту посудину. Меня такое положение устроило бы. Если б не грязь и теснота! Кают-компания больше похожа на клетку для кур.
— Ну, к этому привыкаешь, Дьюсели. Полагаю, вам не нравится и шкиперская кладовка?
— Отвратительная! Я чуть не умер там в первую же ночь. Дым, похоже, идет туда, а не в трубу.
— Ужасно, не так ли? — широко улыбнулся Вилли.
— У меня просто нет слов.
— Ну а со временем вы, наверное, перестали замечать дым?
— Да нет, я там больше не сплю.
Улыбка сползла с лица Вилли.
— О? И где же вы спите?
— В канцелярии корабля, в помещении под полуютом. Ночью она никому не нужна. Я держу там раскладушку. Сплю, как король. На свежем воздухе.
Услышав об этом, Вилли прямо-таки разъярился.
— Мне кажется, капитану это не понравится. Он особо отмечал…
— Я спросил его, сэр. Капитан ответил, что я могу спать где угодно, на любых свободных шести футах.
Вилли выругался про себя. Сам он страдал пять месяцев, не додумавшись до такого элементарного решения.
— Гм-м. Ну ладно, вы должны помогать мне в обеспечении связи.
— Я рад бы помочь, сэр, но не имею об этом ни малейшего понятия.
— А что вы умеете?
— Практически ничего, сэр. Видите ли, я… меня призвали сразу на флот. Моей маме принадлежит большая часть верфи в Бостоне и поэтому… а потом все пошло кувырком. Одна буква алфавита испортила мне жизнь, одна буква! В призывном пункте меня спросили, хочу ли я быть «С» или «О». Я не знал. Они сказали, что «С» означает специалист, а «О» — общего назначения. Я поинтересовался, что лучше, и мне ответили, что «О» котируется гораздо выше. Естественно, я попросил пометить мое дело буквой «О». В этом и заключалась моя ошибка. О Господи, обо всем же договорились. Меня должны были направить в службу информации. Так оно и получилось. И я оказался в какой-то дыре в Вирджинии. Но внезапно поступила директива, согласно которой все энсины с буквой «О» направлялись на корабли. Директиву исполняли так стремительно, что моя мама ничего не успела сделать. Поэтому я здесь.
— Тяжелое дело.
— Нет, я не против. Служба информации еще хуже «Кайна». Бумажная работа! С чем я не умею обращаться, так это с бумагами.
— А жаль. Офицер связи имеет дело только с бумагами, Дьюсели. Так что придется учиться…
— Только не говорите, что я вас не предупреждал, сэр, — смиренно вздохнул Дьюсели. — Естественно, я приложу все силы. Боюсь только, я ничем не смогу вам помочь…
— Вы умеете печатать?
— Нет. Более того, я очень рассеянный. Я не помню, куда положил бумагу, которую две секунды тому назад держал в руках.
— Завтра утром возьмите у Пузана руководство по машинописи и приступайте.
— Я постараюсь, но едва ли научусь. У меня такие неловкие пальцы…
— И я думаю, чем быстрее мы приступим к раскодированию, тем будет лучше. Вы не стоите вахту завтра утром?
— Нет, сэр.
— Прекрасно. Встретимся после завтрака в кают-компании, и я покажу вам коды…
— Боюсь, с этим придется подождать, сэр. Завтра утром я должен закончить квалификационную работу на присвоение очередного звания для мистера Кифера.
Уже совсем стемнело. Вилли вглядывался в едва различимое лицо своего помощника, думая, приходилось ли ему встречать в одном человеке такое сочетание наглости и глупости.
— Ну, вы можете лечь попозже и закончить работу сегодня.
— Если вы настаиваете, мистер Кейт, я так и сделаю, но, честно говоря, я совсем вымотался.
— Ладно, черт с вами. Выспитесь как следует, — Вилли двинулся к трапу. — Займемся кодами завтра днем. Если только у вас не найдется более важных дел.
— Нет, сэр, — искренне ответил Дьюсели, следуя за Кейтом. — Завтра днем я свободен.
— Великолепно. — Вилли повернул задрайку двери в кают-компанию, пропустил Дьюсели вперед и с силой захлопнул ее за собой, так что грохот донесся до жилых помещений команды.
«Флот должен атаковать и захватить атолл Кваджалейн и другие объекты Маршалловых островов, создавая базы для дальнейшего продвижения в западном направлении…»
Вилли смотрел на расплывающиеся, отпечатанные на мимеографе слова. Затем отложил многостраничный приказ об операции и снял с полки военный атлас. Раскрыв карту центральной части Тихого океана, он увидел, что Кваджалейн — крупнейший из атоллов, расположенный в самом сердце Маршалловых островов, — окружен со всех сторон японскими укреплениями.
Вилли присвистнул.
Стопка служебных писем высотой в два фута лежала на его койке. Столько конвертов с красным штемпелем «Секретно» выудил он из трех серых почтовых мешков, небрежно брошенных на палубу. Почта копилась в Пёрл-Харборе целый месяц. Теперь она поступила к нему для сортировки и регистрации, первая партия секретных документов, с тех пор как на него легли прямые обязанности Кифера.
Вилли прикрыл одеялом письма и понес приказ капитану. Квига он нашел в его новой каюте на главной палубе. Раньше в ней жили два офицера. На верфи, во время ремонта, капитан лично руководил переделкой каюты. Теперь там осталась одна койка, зато появились широкий стол, кресло, диван, большой сейф, несколько переговорных трубок и телефонных аппаратов внутрикорабельной системы связи. Капитан брился и, читая приказ, ронял на него мыльную пену.
— Значит, Кваджалейн? — небрежно бросил он. — Ладно. Оставьте его у меня. Никому ничего не говорите, даже Марику.
— Да, сэр.
Когда Вилли начал разбирать и регистрировать почту, его ждал пренеприятный сюрприз. Кифер оставил ему несколько гроссбухов и ключи от сейфа, где хранилась секретная документация. Он ненавязчиво подбросил Вилли еще пару дюжин конвертов с красным штемпелем, которые лежали на дне его шкафа, под обувью и грязным бельем. Он уверил Вилли, что эти бумаги — «сплошной мусор».
— Я намеревался разобрать их со следующей партией почты, но вы справитесь с этим и сами. — Кифер зевнул и, улегшись на койку, углубился в чтение.
Вилли обнаружил, что в сейфе царит полный беспорядок. Если б Кифер засунул все документы в джутовый мешок, на их поиск ушло бы куда меньше времени. Идиотская система регистрации требовала для каждой бумаги четырех различных отметок. Вилли прикинул, что на разбор почты у него должно уйти пять, а то и шесть дней. Он прошел в канцелярию корабля, чтобы посмотреть, как Пузан расправляется с кипами несекретной корреспонденции. Писарь впечатывал основные данные на зеленые стандартные бланки и менее чем за час разобрал примерно столько же бумаг, сколько лежало в каюте Вилли.
— Откуда у вас эта система? — спросил Вилли писаря.
Тот недоуменно взглянул на него.
— Ниоткуда, сэр. Это флотская система.
— А это что такое? — Вилли сунул гроссбухи под нос писарю. — Вот это вы видели?
Пузан отпрянул от гроссбухов, как от прокаженного. — Сэр, это ваша работа, а не моя…
— Я это знаю.
— Мистер Кифер, он раз пять пытался заставить меня вести секретную документацию. Инструкции запрещают простому матросу…
— Я только хочу знать, эти гроссбухи утверждены официально или…
Писарь скорчил гримасу.
— Официально? Господи, да от такой системы любой писарь третьего класса наживет геморрой. Мистер Фанк придумал ее в сороковом году. Передал ее мистеру Андерсону, тот — мистеру Фергюсону, а последний — мистеру Киферу.
— Почему они отказались от обычной флотской системы? Она же намного проще.
— Сэр, — сухо ответствовал писарь, — не спрашивайте меня, почему офицеры делают то или другое. Вам может не понравиться мой ответ.
В следующие недели Вилли перетряхнул свое хозяйство. Он вернул стандартную флотскую систему регистрации и хранения документов. Шестьдесят устаревших бумаг сжег, а остальные разложил так, что в мгновение ока мог найти любую из них. Занимаясь этим делом, он не раз задумывался о Кифере. Не вызывало сомнений, что писатель тратил понапрасну чудовищно много времени. Вилли помнил, как некоторые письма или инструкции искали с утра до вечера, слушая едкие комментарии Кифера по поводу флотской неразберихи. А сколько часов просиживал он над гроссбухами! А ведь Кифер дорожил каждой лишней минутой, которую мог отдать чтению или написанию своей книги. И Вилли знал, что умнее Кифера на «Кайне» никого нет. Как же, каким образом этот человек не заметил, что сам себя завел в тупик и винил флот в собственных ошибках? Вилли начал смотреть на Кифера другими глазами. Писатель уже не казался ему таким умным.
Перед уходом к Кваджалейну капитан Квиг впал в апатию. Целые дни он проводил в каюте, валялся на койке или сидел у стола, решая кроссворды. Появлялся он лишь вечером, если они стояли в порту, чтобы посмотреть фильм на полубаке. В море, во время маневров, он не казал носа на мостик, отдавая приказы вахтенному офицеру по переговорной трубке. Треск звонка из капитанской каюты стал таким же привычным на мостике, как и пищание гидроакустика. Он перестал ходить в кают-компанию и не ел ничего, кроме огромных порций мороженого с кленовым сиропом, которыё ему приносили в каюту.
Офицеры полагали, что Квиг работает над планом предстоящей операции, но Вилли знал, что это не так. Он приносил раскодированные письма в капитанскую каюту и ни разу не застал Квига над схемой битвы или учебником по тактике морского боя. Тот спал, ел мороженое, листал журнал или просто лежал на спине, уставившись в потолок. Он напоминал человека, пытающегося забыть о тяжелой утрате. Энсин предположил, что Квиг, возможно, поссорился с женой на побывке или получил по почте плохие новости. Он и представить не мог, что плохими новостями явился приказ об участии в операции.
Сам Вилли в связи с предстоящей операцией испытывал и возбуждение, и легкую тревогу, и безмерное удовольствие от сознания своей причастности к тайне. Внушительный объем приказа об операции, длинный перечень задействованных в ней кораблей, многословные подробности, столь затруднявшие чтение, вселяли уверенность. Глубоко в душе он не сомневался, что флот гарантирует ему безопасность при любом столкновении с японцами.
Ясным теплым январским днем корабли покинули порты Гавайских островов и, образовав огромный круг, двинулись к Кваджалейну.
Армада двигалась вперед милю за милей, не останавливаясь ни на секунду. Враг не показывался, лишь волны, синие днем и черные ночью, катились по поверхности океана, и, насколько хватало глаз, дымы из труб боевых кораблей, идущих в строгом величественном строю, поднимались к звездам и солнцу. Радиолокатор, загадочный прибор, позволяющий измерять расстояния с точностью до нескольких ярдов, легко обеспечивал неизменность относительного расположения кораблей. Их строй, столь четкий и точный, тут же становился гибким и податливым при перемене курса или при перестроении. Это морское чудо, о котором не мог и мечтать адмирал Нельсон, создавалось сотнями вахтенных офицеров, из которых далеко не все были профессиональными моряками, но студентами, коммивояжерами, школьными учителями, адвокатами, служащими, писателями, аптекарями, инженерами, фермерами, пианистами, и эти молодые люди превзошли в морской искусности ветеранов флотов Нельсона.
Вилли Кейт считался уже полноправным вахтенным офицером и воспринимал как должное все приборы и механизмы, облегчавшие его труд. Свою работу он не считал легкой. Его все еще безмерно удивляла та быстрота, с которой он освоил морскую премудрость и новый статус боевого командира. Он вышагивал по рубке, сжав губы, подняв подбородок, озабоченно хмурясь, чуть ссутулившись, сжимая руками бинокль, который часто подносил к глазам, оглядывая горизонт. Не принимая во внимание некоторого внешнего позерства, он в полной мере справлялся со своими обязанностями. Вилли быстро развил в себе способность улавливать едва различимые импульсы, пронизывающие корабль с носа до кормы, способность, более всего характеризующую вахтенного офицера. За пять месяцев он научился «держать» корабль в общем строю, уяснил жаргон связи и донесений, разобрался в распорядке жизни на корабле. Он знал, когда приказать помощнику боцмана начать уборку, когда затемнять корабль, в какой момент поднимать коков и пекарей, когда будить капитана, а когда дать ему поспать. Чуть заметным движением руля или изменением режима работы двигателей он мог выдвинуть корабль на несколько сот ярдов вперед или отвести его назад, мог за десять секунд рассчитать курс и скорость при перестроении, начертив единственную линию на диаграмме маневрирования. Глубокой ночью его не пугала густая чернота дождевой пелены, во всяком случае, пока на экране радара светились зеленые точки соседних кораблей.
«Кайн» определили на правый фланг, в состав кораблей внутреннего противолодочного охранения. Две цепи эсминцев окружали войсковые транспорты, авианосцы, крейсера, линейные корабли, десантные суда. Каждый эсминец прослушивал гидролокатором узкий конус подводного царства, и конуса перекрывали друг друга. Ни одна из подлодок не могла приблизиться к кораблям, не оставив следа на экранах гидролокаторов. Одной их цепи вполне хватило бы для обеспечения безопасности. Двойная цепь символизировала привычку американцев добиваться повышенной надежности. «Кайн» занимал позицию позади траверза, где появление подлодки не представлялось возможным. Минный тральщик в такой позиции означал уже сверхбезопасность. Разумеется, в предстоящем сражении «Кайну» отводилась не столь активная роль, как «Благородному Ричарду»[13], атаковавшему «Серапион»[14]. Тем не менее американский боевой корабль плыл во вражеских водах, прощупывая глубины невидимым лучом. И если бы вместо Вилли Кейта вахту нес Джон Пол Джонс, едва ли тот смог бы лучше выполнить возложенные на него обязанности.
День переходил в ночь, ночь — в день, армада плыла по безбрежному океану, и на борту старого тральщика установился замкнутый цикл действий, повторяющихся каждые двадцать четыре часа. Размеренность сменила бурный водоворот, вызванный появлением нового командира.
Однажды утром в Пёрл-Харборе, накануне отплытия, Квиг обнаружил на палубе растоптанные окурки. Учинив разнос вахтенному офицеру, он прошествовал в канцелярию и продиктовал следующий документ:
1. Главная палуба этого корабля должна содержаться в идеальной чистоте.
2. За невыполнение вышеуказанного будет наказываться вся команда.
Приказ тут же вывесили на всеобщее обозрение. Следующим утром капитан нашел окурок в проходе на полубаке и отменил увольнения на берег для всей команды. Потом палубная команда два дня постоянно мела палубу. Но едва «Кайн» отплыл к Кваджалейну, приказ положили на полку, и палуба стала такой же грязной, как и раньше, однако, один из матросов исправно подметал пятачок между каютой капитана, трапом на мостик и тамбуром над трапом, ведущим в кают-компанию.
Ситуация эта являлась типичной для нового порядка на корабле. Команда уже вычислила привычки и маршруты капитана. Теперь он находился в маленьком круге согласия, который перемещался вместе с ним, словно луч прожектора, вбирая в себя только то, что видел и слышал Квиг. Вне круга на «Кайне» все шло по-прежнему. Изредка капитан внезапно вырывался из круга. Поднимался крик, и возмущение Квига мгновенно оформлялось в новый корабельный закон. Его неукоснительно соблюдали, естественно, внутри круга согласия, и полностью игнорировали вне его. Такое отношение не являлось сознательным заговором. Матросы «Кайна» очень бы удивились, услышав подобную характеристику их корабельного быта. Возможно, они заявили бы, что все это — досужие выдумки. Большая часть команды относилась к Квигу с легким неодобрением, несколько человек, затаивших на капитана зло, его ненавидели. Были у Квига и сторонники. Вне круга согласия жизнь стала проще, грязнее и вольготнее, чем раньше. Анархия, по существу, сдерживалась лишь внутренней дисциплиной в среде матросов, да уважением к двум-трем офицерам, особенно к Марику. Те матросы, что обожали грязь да азартные игры и любили поспать, заявляли, что им не приходилось встречать шкипера лучше Квига, добавляя, «если только не попадаться ему на глаза».
Команда прекрасно знала, что Квиг терпеть не может Стилуэлла. Старшина-артиллерист не находил себе места из-за письма, отправленного Мариком через Красный Крест, в котором он справлялся о здоровье матери старшины. Стилуэлл становился все мрачнее по мере того, как неделя сменялась неделей, а он все ждал неминуемого удара. Каждая вахта у руля, в непосредственной близости от Квига, превращалась для него в пытку. Матросы, недолюбливающие капитана, старались подбодрить старшину, так что оппозиция естественным образом стала группироваться вокруг него. Остальная часть команды избегала Стилуэлла, они боялись, что капитанская немилость распространится и на дружков старшины.
В кают-компании сформировалось три партии. Одна состояла из самого Квига, который с каждым днем становился все более недоступным и замкнутым. Вторая — из молчальника Марика, стремившегося сохранить взаимопонимание между капитаном и его кораблем. Старший помощник видел, что вытворяет команда. Он осознавал, что обязан следить за соблюдением приказов капитана, но также понимал, что выполнить их или невозможно, или выполнение их слишком дорого обойдется для старого корабля. Его коробило существование круга согласия, но он ограничивался поддержанием нормальной работы всех служб вне этого круга.
Третья партия включала остальных офицеров, и их негласным лидером стал Кифер. Открытое недолюбливание Квига сплотило офицеров, и они часами высмеивали капитана. Новички, Йоргенсен и Дьюсели, быстро уловили настроение кают-компании и очень скоро присоединились к общему хору. Вилли Кейт считался любимчиком капитана, так что немало острот выпадало и на его долю. И действительно, Квиг относился к Вилли с куда большей теплотой, чем к остальным. Но и Кейт с жаром насмешничал над капитаном. Лишь Марик не принимал участия в состязании сатириков. Он или молчал, или пытался защищать Квига. Если же поток острот не иссякал, он уходил из кают-компании.
Такая вот ситуация сложилась на корабле ВМС США «Кайн», когда тот, спустя пять дней после отплытия из Пёрл-Харбора, пересек невидимую границу и вошел в японские воды.
20. Желтое пятно
В день, предшествующий прибытию флота к Кваджалейну, Вилли стоял вахту с восьми вечера до полуночи. Он ощущал растущее напряжение, охватывающее матросов на мостике. Несмотря на отсутствие капитана, в рубке повисла гнетущая тишина. Постоянная трепотня о сексе в темноте отсека радиолокационной станции, где лица операторов освещались лишь мертвенным отблеском зеленоватых экранов, не прекратилась, но едва теплилась, замкнувшись на венерических болезнях. Сигнальщики, склонившись над чашками прогорклого кофе, тихонько переговаривались между собой.
Официально не объявлялось, что корабль должен прибыть к Кваджалейну следующим утром, но команда получала нужную информацию от старшины штурманской группы, который каждую ночь вместе с Мариком определял по звездам положение «Кайна». Расстояние до цели они знали не хуже капитана.
Вилли не разделял всеобщего уныния. Наоборот, он был бодр, даже бесшабашен. В ближайшие двенадцать часов ему предстояло принять участие в сражении. В ближайшие двадцать четыре часа он станет человеком, рискнувшим жизнью ради своей страны. Он чувствовал себя неуязвимым. Он плыл навстречу опасности, но опасности, вызывающей чувство азарта, как у всадника, готовящегося взять препятствие. Он гордился отсутствием страха, и последнее еще больше взбадривало его.
Кроме капитана, он один знал о риске, сопряженном с заданием, которое на рассвете предстояло выполнить «Кайну». Одно из доставленных катером писем со штемпелем «Совершенно секретно» содержало новый приказ. Тральщику предписывалось вывести десантные средства от войскового транспорта на исходный рубеж в тысяче ярдов от берега, прямо под дула вражеских батарей; десантные средства сами не могли точно выйти в заданные точки. Вилли гордился тем, что пребывает в лучшем расположении духа, чем другие моряки, уже понюхавшие пороха, хотя, в отличие от всех, он знал, что уготовано «Кайну».
В действительности оптимизм Вилли (хотя и абсолютно подсознательно) основывался на точной оценке его положения. Он не высаживался на берег, следовательно, ему не грозила встреча со сверкающими штыками этих желтолицых солдат-коротышек. Чего ему следовало опасаться, так это попадания в «Кайн» снаряда или торпеды, столкновения с миной. И его шансы на спасение в ближайшие двадцать четыре часа могли упасть, скажем, с нормального соотношения десять тысяч против одного до меньшей, но достаточно обнадеживающей величины: семьдесят или восемьдесят против одного. Вилли чувствовал это нутром, и сигналы, поступающие в мозг, не несли с собой страха. Этим прежде всего и объяснялась смелость энсина.
Нервы команды выдали менее радостный прогноз по весьма простой причине. Многие повидали наяву, чем заканчиваются сражения: корабли, охваченные красно-желтым пламенем, идущие ко дну, люди, прыгающие за борт, облитые нефтью, истекающие кровью, убитые. Команда больше думала не о шансах на спасение, но о неблагоприятных последствиях.
— Вахтенный офицер! — раздался голос капитана из переговорной трубы штурманской рубки.
Вздрогнув, Вилли взглянул на фосфоресцирующий циферблат часов. Десять тридцать, капитану давно пора в каюту. Он склонился над медным раструбом переговорной трубы.
— Кейт слушает.
— Идите сюда, Вилли.
Капитан, одетый по форме, в спасательном жилете, лежал на парусиновой койке, подвешенной над штурманским столиком. Такая картина предстала Вилли, когда он закрыл за собой дверь, и этим включил единственную красную лампочку в переборке. Воздух в штурманской рубке пропитался сигаретным дымом.
— Как идут дела, Вилли?
— Все нормально, сэр.
Капитан повернулся на бок и всмотрелся в энсина. В красном свете лампочки его лицо исказилось, стало жестким.
— Вы читали вечерний приказ?
— Да, сэр.
— Зовите меня, если произойдет что-то чрезвычайное, понимаете? Сразу же будите.
— Есть, сэр.
Но вахта продолжалась с обычными пищанием гидролокатора, зигзагообразным курсом, сохранением позиции в общем строю. Без четверти двенадцать на мостик с правого борта поднялся Хардинг.
— Готов тебя сменить. — От него пахло кофе.
— Осталось сорок миль, а противника так и нет.
Вилли решил было пристроиться где-нибудь в уголке на главной палубе, но, спустившись с мостика, обнаружил, что такая же мысль пришла в голову половине команды. На палубе не осталось ни свободных уголков, ни широких проходов. Вид спящих на ней лишь добавил Вилли храбрости. Он спустился к себе, разделся, скользнул под простыню. Но, несмотря на поздний час, ему все казалось, что он здесь случайно — словно заболел и улегся на койку днем. Засыпая, Вилли похвалил себя за выдержку и твердость духа.
Звонок боевой тревоги еще не затих, когда он выскочил на палубу в одном белье, прижимая к груди башмаки, носки, рубашку, брюки. Он увидел спокойное море, черное звездное небо, перестраивающиеся корабли. Матросы разбегались по темным проходам, спускались или поднимались по трапам. На этот раз они без напоминания надели каски и спасательные жилеты. Пока Вилли натягивал брюки, с лязгом закрылся люк в кают-компанию, и матросы носовой аварийной команды тут же задраили его. Энсин сунул голые ноги в башмаки и поспешил к трапу, ведущему на мостик. Часы в рубке показывали половину четвертого. В маленьком помещении толпились люди. Сняв с крюка спасательный жилет и каску, Вилли протиснулся к Хардингу.
— Готов тебя сменить. Что происходит?
— Ничего. Мы у цели. — Хардинг мотнул головой влево и передал Вилли бинокль. На горизонте, на линии между небом и землей, тот увидел темное пятно величиной с ноготь.
— Рой-Намур, — пояснил Хардинг.
Возле пятна появились крошечные желтые вспышки.
— Что это? — спросил Вилли.
— Линкоры оторвались и вышли туда несколько часов тому назад. Наверное, это они. А может, самолеты. Во всяком случае, берег долбят как следует.
— Ясно. — Гулкое биение сердца чуть раздражало Вилли. — Если изменений нет, я сменяю тебя.
— Изменений нет.
Хардинг спустился с мостика. Теперь уже гул артиллерийского обстрела берега долетал до «Кайна», но на таком расстоянии не производил особого впечатления: подобные звуки доносились на мостик с полуюта, когда матросы выбивали там матрацы. Вилли напомнил себе, что маленькие вспышки — не что иное, как огненный смерч, обрушивающийся на японцев, и попытался хоть на секунду представить себе солдата с раскосыми глазами, сжавшегося в комок в объятых пламенем джунглях, но возникшая перед его мысленным взором картина была столь же далека от действительности, как газетный репортаж — от настоящего боя. Надо признать, что Вилли разочаровало увиденное. Сражение очень напоминало обычные ночные учебные стрельбы.
Небо посветлело, исчезли звезды, над морем занимался ясный день, когда флот замер на месте, в трех милях от берега. Десантные суда плюхались в воду со шлюпбалок войсковых транспортов и, словно пчелы, сбивались в рой.
Вот тут Вилли ощутил свою причастность к настоящей войне, пока односторонней, так как еще ни одного выстрела не прозвучало с берега, но тем не менее несущей смерть и разрушения. Зеленые острова, окаймленные лентой белого песка, уже горели и дымились во многих местах. Неуклюжие старые линкоры, объект журналистских насмешек в мирное время, доказывали необходимость их тридцатилетнего дорогостоящего содержания, осыпая тропическую растительность тоннами снарядов, каждые несколько секунд с оглушительным грохотом вылетавших из жерл орудий. Крейсеры и эсминцы выстроились позади, также обстреливая атолл. Временами артиллерийская канонада смолкала, и тогда барражирующие в вышине эскадрильи самолетов пикировали на острова, оставляя после себя облака белого дыма и огненные шары разрывов. Изредка на берегу вспухали гигантские черные грибы, свидетельствующие о попадании в нефтехранилище или склад боеприпасов, и тогда от отголосков взрыва содрогались палубы «Кайна». Все это время войсковые транспорты исторгали из своего чрева все новые и новые десантные суда, ровными рядами выстраивающиеся на серой, бурлящей воде. Встало солнце, белое и жаркое.
Артиллерия и самолеты еще не изуродовали атолл. Вспыхивающие тут и там оранжевые шары лишь оттеняли спокойную зелень островов, равно как и распускающиеся бутоны белых и черных дымов. Плывущий по воздуху запах пороха усугубил охватившее Вилли ощущение праздничности и веселья. Он и сам не мог бы объяснить, чем вызвано это ощущение. Просто запах пороха в сочетании с непрекращающимся грохотом орудий напоминал ему фейерверки Четвертого июля.
С левого борта на мостик поднялся Кифер. Пряди черных волос торчали из-под серой каски. Блестели глубоко запавшие глаза.
— Нравится зрелище, Вилли? Похоже, победа за нами.
Вилли обвел рукой гигантскую армаду, нацелившуюся на крохотные островки, залитые жемчужными лучами солнца.
— «Толпы, толпы в долине суда». Что ты думаешь сейчас о флоте, Том?
Кифер усмехнулся, дернулся уголок его рта.
— О Боже, должны же налогоплательщики что-то получить за свою сотню миллиардов долларов. — И он поспешил к трапу, ведущему на крыло ходового мостика.
Появился Квиг. Втянув голову в плечи, он беспрестанно вертел ею во все стороны над толстым воротником спасательного жилета. Глаза капитана превратились в щелочки, но, похоже, он улыбался.
— Доброе утро, мистер вахтенный офицер. Так где эти ПГТ[15], которые мы должны вывести к берегу?
— Полагаю, сэр, вон та группа, около ВДТ-17[16]. — Вилли указал на громадный серый транспорт милях в двух слева по носу.
— ВДТ-17? Вы уверены, что это те десантные суда?
— Так записано в приказе, сэр. Четвертая группа «Джейкоб» с ВДТ-17.
— Хорошо. Подойдем к ВДТ-17. Скорость эскадренная. Кораблем управляете вы.
Капитан скрылся за рубкой. Вилли, переполненный гордостью, прошествовал в ходовую рубку и отрывистым голосом стал отдавать команды. «Кайн» вышел из цепи охранения и направился к транспортам. Грохот залпового огня линкоров нарастал с каждой пройденной сотней ярдов. Кровь ударила энсину в голову, словно он одним глотком осушил бокал шампанского.
Он переходил с одного крыла мостика на другое, запрашивал дистанцию по радару, брал пеленг на ВДТ, с пьянящей уверенностью подавал команды рулевому.
Длинная цепочка десантных судов отделилась от ВДТ и взяла курс на старый тральщик. Вилли отправился искать капитана и нашел его сидящим на ящике для флагов, откуда транспорты и берег были не видны. Капитан мирно покуривал и беседовал с Энгстрендом.
— Сэр, группа четыре «Джейкоб» направляется к нам.
— Хорошо, — Квиг глянул на море и глубоко затянулся сигаретой.
— Что я должен делать, сэр? — не отставал Вилли.
— Что хочешь, — ответил капитан и хихикнул.
Энсин в недоумении уставился на Квига, а тот, как ни в чем не бывало, продолжал рассказывать сигнальщику о высадке в Атту. Энгстренд на мгновение перевел взгляд на вахтенного офицера и пожал плечами.
Вилли вернулся в ходовую рубку. Десантные суда спешили к «Кайну», поднимая фонтаны брызг. В бинокль Вилли мог разглядеть офицера, стоящего на корме первого ПГТ, с большим зеленым рупором под мышкой. Брызги окатывали его с головы до ног, сыпались на спины морских пехотинцев, сидящих перед ним. Вилли видел раскрытые рты что-то кричащих солдат, но не слышал ни звука. Словно смотрел немое кино. Он подумал, что корабль нужно остановить, но не решался отдать столь ответственный приказ.
В рубку вошел Марик.
— Где капитан? Мы же перетопим этих пташек.
Энсин указал на правую дверь. Марик пересек рубку, глянул на ящик для флагов.
— Хорошо, — кивнул он. — Стоп машины! — с гнезда под левым иллюминатором он снял красный мегафон и вышел на крыло мостика. «Кайн» сбавил скорость и закачался на волнах.
— На катере! Кто идет? — прокричал Марик.
— Группа четыре «Джейкоб» — донесся в ответ голос офицера, молодой, вибрирующий от волнения, с южным акцентом. — Готовы к выходу на исходный рубеж.
Квиг всунулся в ходовую рубку.
— Что происходит? — раздраженно воскликнул он. — Кто приказал остановиться? Что за вопли?
— Извините, сэр, — прокричал с другой стороны рубки старший помощник, — но мы чуть не потопили этих парней, поэтому я дал команду остановиться. Это группа четыре. Они готовы следовать за нами.
— Хорошо, — успокоился капитан. — Выполняйте приказ. Какой курс и расстояние до исходного рубежа?
— Курс 175, расстояние 4000, сэр.
— Хорошо, Стив. Берите командование на себя и доставьте их куда следует. — И голова капитана исчезла.
Марик повернулся к десантным судам, и офицер приложил мегафон к уху, чтобы услышать слова старшего помощника.
— Ложимся на курс — к — исходному — рубежу. Следуйте — за — нами. Удачи — вам.
Офицер махнул мегафоном, низко пригнулся, и маленькое суденышко двинулось вперед. Теперь оно находилось в пятидесяти ярдах от борта «Кайна». Это был ПГТ, одно из многочисленных земноводных механических чудовищ, вызванных к жизни второй мировой войной, металлическая лодка, оснащенная несуразными гусеницами. ПГТ мог ползти по суше и преодолевать небольшие расстояния по морю, и то и другое без особого блеска, но мог, поэтому и получил право на существование. Вилли жалел промокших насквозь морских пехотинцев, скрючившихся в утлой посудине, отданной на милость волн.
Марик взял курс на атолл. Лишь несколько тысяч ярдов беспокойного, с барашками, моря разделяли «Кайн» и японский остров Эннеубинг (американцы окрестили его Джейкобом). Вилли различал уже мельчайшие подробности: хижина, брошенная моторная лодка, железные бочки, сломанные пальмы. Он думал, что никогда еще не видел растительности столь сочного зеленого цвета, как на острове Джейкоб, и столь чистой белизны, какой светился песок его пляжей. В глубине острова полыхали два пожара — оранжевые языки пламени вздымались над деревьями, но берег не выказывал признаков жизни. Вилли оглянулся на цепочку ПГТ, поспешающих за «Кайном», и заметил, что матрос на первом из них отчаянно машет семафорными флажками. Энсин подал руками знак «прием».
Флажки быстро отстучали: «Р-А-Д-И Б-О-Г-А С-Б-А-В-Ь-Т-Е Х-О-Д». Несколько раз матрос падал с сигнальной площадки, когда ПГТ зарывался носом в пенные волны. Шквал брызг вновь и вновь окатывал легкое судно.
Из-за рубки показался Квиг и подскочил к Вилли.
— Ну, в чем дело? — нетерпеливо бросил он. — Чего они хотят? Вы поняли, что им нужно?
— Они просят сбавить ход, капитан.
— Это плохо. Мы должны быть на исходном рубеже в час «Ч»[17]. Если они не поспеют за нами, мы сбросим в воду красящий маркер. Иного выхода нет. — Квиг всмотрелся в остров, затем бросился в ходовую рубку. — О Господи, Стив, ты хочешь врезаться в берег?
— Нет, сэр. До исходного рубежа еще тысяча пятьсот ярдов.
— Тысяча пятьсот? Ты сошел с ума. Отсюда тысяча пятьсот ярдов до берега…
— Капитан, точка маневра по пеленгу на Рой-Айленд — 045. Сейчас пеленг — 065.
Урбан, дежурящий у левого пеленгатора, выкрикнул:
— Слева на Рой — 064.
Капитан метнулся к Урбану и оттолкнул его от прибора.
— Ты, должно быть, ослеп, — он приник к пеленгатору. — Я так и думал! 054, и у нас практически нет места для разворота. Мы прошли исходный рубеж. Право на борт! Право на борт! — заорал Квиг. — Всем двигателям полный ход! Сбросить красящий маркер!
Из труб повалил черный дым. «Кайн» накренился на правый борт и, взрезав в море белый полукруг, лег на обратный курс. Минуту спустя ПГТ группы четыре «Джейкоб» превратились в цепочку оставшихся далеко за кормой точек. Рядом с ними на поверхности расплывалось яркое желтое пятно.
Однако тем же днем «Кайн» гордо прошел по проливу между островами Джейкоб и Айвэн среди сотни других кораблей победоносной армады. Американский флаг развевался над обоими островами. «Кайн» бросил якорь в лагуне. Квиг приказал выставить вооруженную охрану, чтобы обезопасить корабль от налета японских диверсантов и разрешил команде покинуть боевые посты. Другого не оставалось. Зажатый войсковыми транспортами, грузовыми судами и эсминцами, «Кайн» при всем желании не мог вести огонь по берегу. Матросы с радостью покинули боевые посты, где провели почти четырнадцать часов, и большинство из них тут же отправились спать. Чувствуя приближение опасности не хуже кошек, они знали, что на Кваджалейне им уже ничего не угрожает. Глаза Вилли слипались от усталости, но он поднялся на крыло мостика, чтобы наблюдать за завершением операции.
Эта странная битва, битва за Кваджалейн, стала для молодого человека первым уроком современной войны. Другого такого сражения, возможно, и не было. Его выиграли в тысячах миль от атолла, за месяцы до первого выстрела. Адмиралы правильно предположили, что «непотопляемым авианосцам» микадо не достает важного компонента: самолетов. Японская авиация понесла жестокие потери в воздушных схватках у Соломоновых островов. Что же касается боевых кораблей, то империя очень дорожила оставшимися на плаву. А тщательно оберегаемое средство ведения войны становится, по существу, бесполезным. И прибытие американской армады само по себе решило исход сражения. Что могли противопоставить ей несколько тысяч японских солдат на Кваджалейне? Особенно после обрушившейся на них многочасовой лавины бомб и снарядов.
Логика войны требовала от японцев выкинуть белый флаг еще на рассвете, но те не привыкли сдаваться, поэтому штурмовая авиация продолжала утюжить берег.
Вилли наслаждался упоительным зрелищем, не задумываясь над тем, необходимо ли все это. Бомбардировка продолжалась под розово-синим вечерним небом. Во многих местах цвет сочной зелени сменился красными сполохами пожаров. Трассирующие пули летели над темной водой. Языки пламени, при каждом выстреле вырывающиеся из орудий главного калибра, в сумерках становились более яркими, разрывы сотрясали воздух, запах пороха смешался с терпким ароматом горящей тропической растительности. Вилли облокотился на фальшборт, спасательный жилет лежал у его ног, каску он сдвинул на затылок. Он курил, насвистывая мелодии Кола Портера, иногда зевал, уставший, но довольный представлением зритель.
Подобное хладнокровие, достойное конного воина Чингиз-хана, вызывало немалое удивление в таком приятном молодом человеке, как энсин Кейт. С военной точки зрения эта особенность характера являлась бесценной. Как и большинство моряков, участвующих в захвате Кваджалейна, Вилли, пожалуй, относился к врагам, как к насекомым-паразитам, которых следовало уничтожить. А то отчаянное смирение, с которым умирали японцы, казалось, говорило, что они рады нашествию больших бронированных муравьев. Обе стороны начисто забывали, что им противостоят человеческие существа, и в этом, возможно, нужно искать разгадку кровопролития, присущего многим сражениям тихоокеанского театра военных действий. Вторжение на Кваджалейн, первое из них, стало классическим примером морской войны, уроком для будущих поколений. Ни одна из последующих операций не могла сравниться с ним по глубине замысла и точности его исполнения. Но для молодого человека, впервые попавшего на войну, сражение это казалось слишком пышным, слишком легким, слишком фантастичным, слишком совершенным.
Над трапом на крыле мостика показалась голова Уиттекера.
— Кушать, миста Кейт.
В небе уже мерцали звезды. Вилли спустился в кают-компанию. На обед подали отличные бифштексы. Когда убрали посуду, за столом с чашечками кофе остались Вилли, Кифер, Марик и Хардинг.
— Ну, — Кифер, закурив, взглянул на Марика, — как, по-твоему, вел себя сегодня наш Желтопятный?[18]
— Перестань, Том, — попытался остановить его Марик.
— Это надо же, повернуть назад, не дойдя до исходного рубежа, и бросить этих бедолаг в ПГТ на произвол судьбы.
— Том, тебя не было в рубке, — сухо заметил старший помощник. — Ты не знаешь, о чем говоришь.
— Я был на крыле мостика, дружище, и все видел и слышал.
— Мы сбросили маркер. Они знали, где находятся.
— Мы сбросили маркер, не дойдя до точки маневра почти на двадцать градусов.
— На десять. Капитан сказал, пятьдесят четыре, а не шестьдесят четыре.
— Неужели ты в это поверил?
— …И по инерции мы до разворота прошли еще шестьсот-семьсот ярдов. Так что красящий маркер мы, скорее всего, сбросили где нужно.
Кифер повернулся к Вилли.
— А что скажешь ты? Удрали мы, как испуганный кролик, или нет?
Вилли замялся.
— Ну, я не был у пеленгатора. Урбан тоже мог ошибиться.
— Вилли, ты был в рубке весь день. Появлялся Квиг на половине мостика, обращенной к берегу?
Вопрос, как удар молнии, поразил Вилли, и ему словно открылась истина. Мало того что капитан не выходил на указанную сторону мостика, он то и дело исчезал из рубки, хотя на всех маневрах не покидал ее ни на секунду, чтобы слушать ВРС[19] и контролировать действия рулевого. Но предположение Кифера выглядело столь чудовищным, что Вилли потерял дар речи.
— Так что, Вилли? Видел ты капитана на той стороне мостика или нет?
— Достаточно, Том, — сердито бросил Марик.
— Пусть Вилли ответит, Стив.
— Том, я… я следил за сражением. И не видел, что делает капитан. Я не знаю…
— Ты знаешь и лжешь, как благовоспитанная девица, — отрезал Кифер. — Ладно. Позволь вынести тебе благодарность за спасение чести «Кайна» и военно-морского флота. — Он встал и с чашкой на блюдце направился к кофеварке. — Все это хорошо, но мы должны думать о безопасности корабля, не говоря уже о собственной шкуре, поэтому нужно быть реалистами, — он налил себе дымящегося светло-коричневого кофе. — Факты — упрямая вещь, господа, и мы не имеем права не замечать их. Квиг — трус.
Открылась дверь и вошел Квиг. Свежевыбритый, с каской на голове, со спасательным жилетом под мышкой.
— Я бы тоже выпил кофе, Том, если вы не возражаете.
— Отнюдь, капитан.
Квиг опустился на стул во главе стола, бросил спасательный жилет на палубу, положил ногу на ногу. Смотрел он прямо перед собой. Под глазами набрякли тяжелые зеленоватые мешки, лицо прорезали глубокие морщины. Кифер положил в чашку кофе три ложечки сахара и поставил ее перед капитаном.
— Благодарю. Гм-м. Наконец-то хоть пахнет кофе. — Следующие десять минут все молчали. Квиг время от времени поглядывал на офицеров, не спеша пил кофе. Затем откашлялся. — Ну, Вилли, поскольку у вас сейчас нет неотложных дел, давайте займемся кодировкой. Мы проработали еще не все.
— Есть, сэр. — Энсин открыл сейф и достал кодировочную машину.
— Том. — Квиг не отрывал глаз от пустой чашки. — У меня записано, что сегодня Дьюсели должен сдать двенадцатое задание квалификационного курса на присвоение очередного офицерского звания.
— Сэр, мы с трех утра на боевых постах!
— Боевая тревога отменена два часа тому назад.
— Дьюсели должен поесть, привести себя в порядок, отдохнуть, сэр…
— Отдыхать нужно после того, как закончены все дела. Сегодня вечером задание должно лежать у меня на столе. До того, как Дьюсели ляжет спать. А вас я попрошу предварительно проверить и выправить его. Ясно?
— Да, сэр.
— И, мистер Кифер. — Капитан встал, разглядывая стену. — Служебная аттестация офицера включает такие понятия, как усердие и субординация. — И вышел из кают-компании.
— Думаете, он слышал? — прошептал Вилли.
— Волноваться не о чем, — ровным голосом ответил Кифер. — Обычная усталость да небось приступ язвы.
— Ты бы придержал язык, — фыркнул Марик.
Писатель рассмеялся.
— Капитан знает свое дело. Идет бой или нет, Дьюсели должен получить очередное звание. Нет более бесстрашного защитника плана мероприятий, чем наш старина Желтопятный.
Марик встал и направился к двери, надевая на ходу фуражку.
— Мистер Кифер, этим кораблем командует капитан Квиг. Я — его старший помощник. И не хочу слышать никаких прозвищ, понятно? Никаких Желтопятных и прочего, только капитан Квиг!
— Заложите меня, мистер Марик. — Глаза Кифера весело блеснули. — Скажите Квигу, что я о нем думаю. Пусть он отдаст меня под трибунал за оскорбление старшего офицера.
Марик коротко выругался и скрылся за дверью.
— Что ж, пойду искать Дьюсели и выжимать из него задание, — вздохнул Кифер.
— А мне нужно провести ревизию корабельных запасов. — Хардинг зевнул и отложил журнал. — Займусь-ка я этим прямо сейчас. В прошлый раз он послал за мной в час ночи и потребовал доложить результаты.
— Превосходный администратор наш капитан, — бросил Кифер, выходя из кают-компании.
Хардинг и Кейт переглянулись. Хардинг почесал затылок.
— Вилли, — вкрадчиво спросил он, — капитан действительно терся на закрытой от берега стороне мостика? — Тон его призывал к откровенности, подчеркивал, что за три месяца совместного пребывания на корабле зеленые энсины стали близки, как братья, и он имел право узнать правду.
— Харди, полной уверенности у меня нет, — Вилли непроизвольно понизил голос. — Но мне кажется, что в рубке я его видел гораздо реже, чем обычно. Но, черт побери, ты же знаешь, как Кифер ненавидит капитана. — И он опустил глаза.
Хардинг встал.
— Может, он ошибается.
— А что будет, если этот корабль попадет в передрягу? — Губы Хардинга плотно сжались. — Обязанности капитана состоят в том, чтобы находить правильное решение в критической ситуации, а не в контроле даты выполнения заданий или поступления докладных. Господи, до чего же нелепо проводить ревизию на таком корабле! Я — дипломированный аудитор, я проводил ревизию «Онондага Карбайд». Я и представить не могу, что сказал бы мой босс, застав меня за пересчетом кусков мыла и тюбиков зубной пасты! Впрочем, это все ерунда. Я добровольно пошел на флот, теперь я на «Кайне», и если «Кайну» пойдет на пользу профессионально проведенная ревизия, я ее проведу. Но взамен военно-морской флот должен дать мне корабль, который не тонет, и капитана, который не боится драки… А что я должен думать об этом пакостнике?
— Послушай, все уже в прошлом. Ну, попали мы на эту развалюху. Ничего не поделаешь, превратности войны. Но мы же не в японском концлагере. Надо относиться к происходящему философски. Вот и все…
— Вилли, ты хороший парень, но еще холостой. Так что нам трудно понять друг друга. Я тревожусь за пять человек: себя, жену и троих детей. За одного из них в особенности. Шестилетнего мальчика с милой улыбкой. Напомни, чтобы я показал тебе как-нибудь его фотографию.
21. Смерть и мороженое
На заре следующего дня Северное ударное соединение организовало новый спектакль для энсина Кейта.
Сигналы боевой тревоги сдернули его с койки, и, полуодетый, он взлетел на мостик в туманной предрассветной синеве, разрываемой зигзагами, параболами и шарами красно-оранжевого огня. Грохот орудий рвал барабанные перепонки. Вилли торопливо пожевал два кусочка туалетной бумаги, которые специально для таких случаев держал в спасательном жилете, и сунул влажные комочки в уши. Тут же гром выстрелов превратился в глухие удары. Такое применение туалетной бумаги он изобрел сам, когда на артиллерийских стрельбах кончилась вата.
Трехдюймовые пушечки «Кайна» не участвовали в артобстреле. Квиг продержал команду на боевых постах до восхода солнца, затем всех распустил. Вилли остался на мостике, чтобы насладиться шумным, сверкающим зрелищем. В половине восьмого выстроившиеся широким полукругом десантные суда двинулись к острову Рой-Намур, главной северной твердыне атолла. Острова уже сменили цвет, из зеленых превратившись в песочно-серые, с частыми черными проплешинами. Тут и там пылали пожары, в слепяще-белом свете солнца языки пламени заметно поблекли. Листва обгорела или облетела, оставив голые, изломанные стволы деревьев, сквозь которые виднелись руины приземистых строений, разрушенные стены. Вилли не отрывал от глаз бинокля. Танки и морская пехота накатились на белый песок. Над островом поднялись клубы дыма, блеснули оранжевые точки выстрелов. Несколько морских пехотинцев упали. Увиденное захватывало дух, но и навевало грусть. Нечто похожее испытывал он, наблюдая за падением сбитого самолета.
Вилли включил коротковолновый радиоприемник, SBD-640, жадно вслушиваясь в переговоры участников боя. Его удивило, что они совсем забыли о кодовых словах. Говорили они между собой и с кораблями, поддерживающими их огнем, короткими, отрывистыми, сердитыми фразами, щедро пересыпанными ругательствами. Как разнился ровный, извиняющийся тон тех, кто находился на кораблях, с ожесточенной горячностью людей на берегу. Захваченный перипетиями сражения, Вилли чуть ли не два часа слушал радиоприемник. Однажды разговор оборвался на полуслове. Вилли предположил, что говорившего убило, потому что тот просил подавить корабельной артиллерией дот, пулеметы которого не давали поднять голову, и внезапно исчез из эфира. Вилли даже стало стыдно. Пока он собирал истории, чтобы после окончания войны было о чем рассказать дома, другие люди гибли на берегу. Но он не мог заставить себя выключить радио.
За ленчем его вновь охватил стыд. Он наливал шоколадный соус на мороженое, когда от чудовищного взрыва подпрыгнула стоящая на столе посуда, и волна горячего воздуха мягко шлепнула его по лицу. Он вскочил и вместе с Йоргенсеном и Кифером подбежал к иллюминатору правого борта. Колоссальное черное облако поднималось над Намуром. У его основания длинными языками плясало пламя.
— Несомненно, главный склад боеприпасов, — прокомментировал Кифер.
— Надеюсь, этот взрыв отправил в мир иной и несколько тысяч япошек. — Энсин Йоргенсен поправил очки.
— Я в этом сомневаюсь. — Кифер вернулся к столу. — Те, что еще живы, сидят в глубоких норах. А вот кое-кто из наших ребят наверняка погиб в этом взрыве.
Вилли минуту или две всматривался в черное облако, Йоргенсен шумно дышал ему в шею. Сев за стол, Вилли поковырял ложкой в белой горке мороженого, залитого сверху коричневым соусом. Он вот сидит за столом, думал Вилли, ест мороженое, а в нескольких тысячах ярдах от него, на Намуре, гибнут морские пехотинцы. Мысль эта, как заноза, торчала в его голове, и, наконец, он высказал ее вслух.
Другие офицеры недовольно посмотрели на него. Ни один не отодвинул от себя тарелку с мороженым, лишь Дьюсели, обычно заливавший мороженое столь толстым слоем соуса, что всем становилось не по себе, помедлил перед тем, как потянуться за кувшином. Затем на белой горке в его тарелке появилась узенькая коричневая спираль, и со вздохом он поставил кувшин на стол.
— Вилли, не валяйте дурака. — Кифер покончил с мороженым и отодвинул от себя тарелку. — Война и состоит в том, что множество людей наблюдает, как гибнет несколько человек, и чертовски рады, что не вошли в их число. — Он закурил. — Завтра нас могут послать тралить мины в лагуне. Бои на островах уже прекратятся. И морские пехотинцы будут греть задницы на песке, закусывать и, возможно, даже увидят, как мы взлетим к небу. Никто из них даже не поперхнется.
— По крайней мере, они будут есть НЗ, а не мороженое с шоколадным соусом, — упорствовал Вилли. — По-моему, это излишество.
— Послушай, никто не отдаст тебя под трибунал, если ты откажешься от мороженого, — резонно заметил Кифер.
— Однажды ночью в Гвадале мы перевозили морских пехотинцев, — вмешался Марик. — В спокойную ночь, но от качки их всех вывернуло наизнанку. На этой самой кушетке лежал капитан морской пехоты и говорил: «Мне чертовски не нравится Гвадалканал, но лучше провести год там, чем неделю на этом корыте». Он сказал, что прыгнет за борт, если узнает, что мы идем на траление мин. «На войне, — говорил он, — есть малоприятные занятия, но хуже всего — траление мин. Я не представляю, как вы можете спать по ночам, зная, что служите на тральщике».
— Наш корабль действительно может тралить мины? — спросил Дьюсели. — Мне это кажется невероятным, честное слово.
— Ты же только что отдал мне задание, в котором на семи листах расписал, как мы будем это делать, — воскликнул Кифер.
— О, вы об этом. Знаете ли, я все переписал из «Руководства по тралению мин». Я даже не понимаю значений некоторых слов. Что такое параван, который там часто поминают?
— Мистер Кейт, — Марик тяжело вздохнул, — возьмите вашего помощника за руку, сразу после ленча, и покажите ему этот чертов параван.
— Есть, сэр. — Вилли сощурился от сигаретного дыма, чувствуя себя бывалым морским волком.
Со стола еще убирали грязную посуду, когда радист принес очередной приказ. Вилли торопливо раскодировал его. «Кайну» предписывалось следующим днем выйти к атоллу Фунафути в составе охранения ТДК[20]. Фунафути находился далеко к югу, вне сферы боевых действий. Вилли опечалился, ему не хотелось покидать победоносную армаду.
Он задержался у поручней, рядом с каютой капитана, чтобы посмотреть, как идет штурм Намура, но сражение уже затихало. Изредка на берег летели снаряды, массированный обстрел закончился. Флот в лагуне терял боевой облик. Голые матросы ныряли со стоящих на якоре кораблей, плескались в воде, превратившейся из синей в желто-коричневую. На поверхности плавал мусор. Кое-где проветривали одеяла и матрацы, развесив их на натянутых штормовых леерах.
— Значит, Фунафути? — Капитан, сидя за столом, одной рукой ел мороженое из тарелки для супа, а другой складывал кусочки картинки-головоломки. — Хорошо. Попроси Марика зайти ко мне. И скажи Уиттекеру, чтобы он прислал мне большую тарелку мороженого и кофе.
В дверь постучали робким стуком рядового. Вошел радист Смит, заискивающе улыбаясь.
— Извините, капитан. Мне сказали, что мистер Кейт здесь… Большой день, мистер Кейт. Еще один приказ.
— Дай его сюда.
Радист положил сообщение на стол и выскользнул из каюты. Квиг взглянул на заголовок, привстал с кресла и снова сел.
— Это же надо! Из Управления личного состава. Не иначе, кого-то переводят.
Вилли протянул руку.
— Давайте я раскодирую ее, сэр, прямо сейчас.
— Хорошо, Вилли, не теряйте времени. Возможно, речь идет обо мне. Я уже перерос старый добрый «Кайн». — Капитан протянул ему депешу, но, прежде чем Вилли повернулся к выходу, добавил: — Только помните, все приказы — секретная военная информация.
— Есть, сэр.
Вилли настраивал кодировочную машину, когда в кают-компанию вошел капитан.
— Как дела, Вилли? — Он налил себе чашечку кофе.
— Заканчиваю, сэр.
Квиг стоял над ним, пока он раскодировал депешу. Она касалась лейтенанта Рэббита, которого переводили на строящийся в Сан-Франциско эскадренный миноносец-тральщик «Оукс».
— Рэббит, значит! На новый корабль? Превосходно. Я возьму приказ к себе, Вилли. — Квиг вытащил сообщение из машины. — И учтите, я и только я решаю, когда мистеру Рэббиту следует узнать о его существовании.
— Но, капитан, разве приказ адресован не ему?
— Черт побери, Вилли, вы превращаетесь в паршивого адвокатишку. К вашему сведению, приказ адресован «Кайну», капитаном которого являюсь я, и в моей власти отправить мистера Рэббита в Сан-Франциско, когда я сочту это нужным, тем более что теперь мне известно желание Управления. Я не уверен, что Хардинг сможет заменить Рэббита, и до тех пор, пока Хардинг не наберется опыта, Рэббит будет плавать на «Кайне», как и все мы. Это ясно?
Вилли шумно глотнул.
— Абсолютно ясно, сэр.
Вилли мучился тем, что не может сказать Рэббиту о полученном приказе. За столом он сидел напротив лейтенанта, украдкой бросая взгляд на бледное озабоченное лицо с челкой прямых каштановых волос, падающих на левый глаз. Вилли чувствовал себя соучастником преступления.
Теперь-то энсин осознал, что проникся уважением к Рэббиту. Это ему он буквально угодил в объятия, впервые ступив на палубу «Кайна», и он все еще помнил приветствие лейтенанта: «Привет, не стоит так торопиться. Вы еще не знаете, куда попали». А сначала Вилли посчитал Рэббита за деревенского тупицу. Но со временем стал замечать в нем многие вызывающие уважение и симпатию черты. Рэббит никогда не опаздывал на вахту. Не отказывал в просьбах, причем выполнял их, словно приказы капитана. Его командам матросы подчинялись без промедления, хотя отдавал он их веселым, даже шутливым тоном. Вахтенный журнал он всегда заполнял в урочное время и часто вызывался помочь Вилли с раскодировкой секретной почты, когда тот зашивался. От Рэббита Вилли не слышал о ком-либо ни одного плохого слова, лишь, может быть, в кают-компании, когда все дружно высмеивали капитана.
Но Вилли так боялся Квига, что не решался даже шепотом поделиться с Рэббитом радостной для того новостью. Лейтенант в ту ночь отстоял вахту с ноля до четырех часов и на туманной заре улегся на койку, не подозревая, что его пропуск в лучшую жизнь лежит на столе у капитана. Не знал он и об угрызениях совести, мучивших офицера-связиста. Кейт в ту ночь долго не мог заснуть.
После завтрака, когда Вилли разбирал утреннюю корреспонденцию, в кают-компанию вошел Квиг в сопровождении незнакомого коммандера, вероятно только что получившего новое звание, ибо яркая желтизна листьев на кокарде еще не успела потускнеть. Вилли вскочил.
— Коммандер Фрейзер, это мой офицер-связист, энсин Кейт.
Вилли пожал руку высокому, загорелому коммандеру, лет тридцати с небольшим, с ясными синими глазами, коротко остриженными светлыми волосами, в идеально выглаженной форме. Квиг рядом с ним казался помятым и серым, как мышь.
— Можете продолжать, Вилли.
— Есть, сэр. — Вилли передвинулся на дальний конец стола.
Уиттекер внес дымящийся кофейник и налил кофе Квигу и его гостю. Из разговора Вилли вскоре понял, что Фрейзер, капитан эсминца, получил приказ вернуться в Штаты и принять под свою команду новый миноносец-тральщик, новый, в смысле вновь построенный, а не переделанный в тральщик из эсминца времен первой мировой войны. На «Кайн» он пришел, можно сказать, как на экскурсию, потому что ничего не знал о тралении мин.
— Сейчас строят целую эскадру, — пояснил Фрейзер. — Командир моей эскадры, капитан Вур, думает, что я скорее всего получу дивизион, а то и всю эскадру. Пока это, естественно, лишь разговоры. Но, во всяком случае, мне необходимо разобраться в том, что мне предстоит делать. — И он принялся раскуривать трубку.
— Я с радостью покажу вам «Кайн», сэр, и поделюсь тем малым, что знаю. Какой вам дали корабль?
— «Оукс».
У Вилли екнуло сердце. Он заметил брошенный на него короткий взгляд Квига и еще ниже склонился над бумагами.
— «Оукс», значит? Водоизмещением тысяча шестьсот пятьдесят тонн. Я год плавал на таком лейтенантом. Отличные корабли.
— Управление личного состава любезно предоставило мне список офицеров моей кают-компании. — Фрейзер достал из нагрудного кармана бланк радиограммы. — Похоже, одного из них мне предстоит похитить у вас. Как же его фамилия? А, вот. Рэббит.
Квиг маленькими глотками пил кофе.
— Приказ о его переводе уже поступил к вам?
— Да, мы его получили, — кивнул Квиг.
— Прекрасно. Я так и думал. Он — старший лейтенант, я не ошибаюсь? Полагаю, он хорошо разбирается в тралении?
— Компетентный офицер.
— Ну, хоть с этим мне повезло. У меня есть возможность договориться с летчиками. Может, Рэббит полетит вместе со мной и по дороге объяснит мне, что к чему?
— Мы сегодня снимаемся с якоря, идем на юг.
— Ничего страшного. Посылайте его на мой корабль. Койка у нас найдется. А через пару дней мы улетим в Штаты. Мой сменщик уже на борту и готов взять командование на себя.
— Видите ли, еще не решен вопрос с заменой Рэббита, — Квиг хохотнул.
— Что вы имеете в виду, капитан? Разве для Рэббита не найдется квалифицированной замены?
— Все зависит от того, что считать под квалифицированной… Еще кофе, коммандер?
— Нет, благодарю… Разве ваш экипаж недоукомплектован, коммандер Квиг? Как давно на борту помощник Рэббита?
— Хардинг? Месяцев пять-шесть.
— Неужели он ни на что не годен?
— Ну, этого сказать нельзя.
— Знаете, капитан, на моем корабле нет офицера, за исключением старшего помощника, которого я не мог бы отпустить в двадцать четыре часа. Я полагаю, что командир обязан обеспечивать такой уровень подготовки.
— Все зависит от того, с какой меркой подходить, — гнул свое Квиг. — Посмею сказать, что на многих кораблях подготовка энсина Хардинга показалась бы безупречной. Но суть в том, что на моем корабле такой меркой является совершенство, и я не уверен, достиг ли его Хардинг.
— Пожалуй, я выпью еще кофе, — вздохнул Фрейзер.
— Вилли, будь добр.
Энсин вскочил и налил кофе старшим офицерам.
— Коммандер Квиг, — нахмурился Фрейзер, — мне понятна ваша точка зрения, и я ценю ваши высокие требования. С другой стороны, «Оуксу» нужен старший лейтенант, чтобы готовить корабль к выходу в море, а мне необходим офицер, знающий траление. Все-таки идет война. Люди должны быстрее набираться опыта и выполнять свои обязанности наилучшим образом…
— Ну, не знаю, что и сказать, — Квиг многозначительно улыбнулся. — Мне-то казалось, что во время войны требования к подготовке офицера должны возрастать. Он же несет ответственность за жизнь людей.
Фрейзер добавил в кофе консервированного молока и размешивал его ложечкой, не сводя сузившихся глаз с лица Квига. Тот развалился на стуле и, все еще улыбаясь, разглядывал стену. В свисающей руке пальцы, как обычно, перекатывали стальные шарики.
— Капитан Квиг, — прервал молчание светловолосый коммандер, — ваша позиция мне ясна. Все дело в том, что я не могу задержать ввод «Оукса» в строй до тех пор, пока сменщик Рэббита выйдет на уровень ваших требований. Придется ехать в Вашингтон и подавать рапорт в Управление личного состава. Я сообщу, что у вас возникли трудности с подготовкой замены Рэббиту и попрошу дать мне другого офицера…
— Никаких трудностей у меня нет, подготовка офицеров на «Кайне» ведется не хуже, чем на других кораблях, — быстро возразил Квиг и поставил пустую чашку на стол. — Как я уже говорил, любому капитану, кроме меня, подготовка Хардинга покажется безупречной, я и сам считаю уровень его готовности высоким. Если Рэббит сегодня покинет корабль, это никак не отразится на боеготовности «Кайна», я лишь хотел подчеркнуть…
— Рад это слышать, капитан Квиг, я не сомневаюсь, что так оно и есть, — расплылся в улыбке Фрейзер. — Значит, вы можете отпустить Рэббита уже сегодня днем?
— Ну, сэр… — Голова Квига качнулась и вжалась в плечи. — Раз «Оуксу» будет причинен непоправимый урон, если я задержу Рэббита еще на пару-тройку дней, я рассчитывал, что их ему хватит, чтобы завершить подготовку Хардинга, в таком случае… Разумеется, я понимаю, что «Кайн» — устаревший корабль, и его боевая мощь не идет ни в какое сравнение с «Оуксом», но именно поэтому я рассматриваю подготовку офицеров как одну из главных своих задач и думаю, что ни вы, ни Управление личного состава не должны винить меня за, возможно, слишком высокие требования.
— Наоборот, вы достойны всяческих похвал. — Фрейзер встал, взял со стола фуражку. — Так я присылаю катер за Рэббитом, скажем, в шестнадцать ноль-ноль? Вам нет нужды гонять свой. Вас это устраивает?
— Конечно. Если у вас есть друзья в Управлении, при случае скажите им, что Квиг, Филип, выпуска 1936 года, тоже достоин повышения. Я провожу вас до трапа, сэр.
— Благодарю, — Фрейзер повернулся к Вилли. — Рад был познакомиться с вами, Кейт.
— И я тоже, будьте уверены. — Вилли не удалось скрыть радости, и Квиг стрельнул в него злобным взглядом.
Обычно, когда откомандированный офицер покидал «Кайн», об этом знал лишь вахтенный, заносивший в журнал время отбытия. Но Вилли, стоящий на вахте в тот день, уже в половине четвертого понял, что грядут события неординарные. У трапа кучковались матросы, один за другим на ют поднимались офицеры. Одни наблюдали за передвижением солдат и машин на серых, израненных островах, другие посмеивались над пловцами, плещущимися у стоящего по соседству эсминца, или глазели на палубную команду, красящую трубу в синий цвет. Сладкий запах масляной краски плыл в теплом воздухе.
— Идет, — выкрикнул кто-то.
Из-за носа транспорта показался юркий катер и, рассекая мутную воду, направился к «Кайну». Легкий вздох прошелестел по палубе. Уиттекер и вестовой кают-компании вынесли деревянный ящик с двумя синими брезентовыми саквояжами. Следом за ними появился Рэббит. При виде такого количества провожающих он изумленно вскинул брови. Офицеры пожимали ему руку, матросы стояли не вынимая рук из карманов или засунув большие пальцы за пояс. «Счастливого пути, мистер Рэббит», — попрощались с ним некоторые из них.
Катер замер у забортного трапа. Рэббит подошел к Вилли и отдал ему честь. Его губы плотно сжались, глаза блестели.
— Прошу разрешения покинуть корабль, сэр.
— Покинуть корабль разрешаю, — ответил Вилли и тут же добавил: — Вы не представляете, как вам повезло.
Рэббит улыбнулся, пожал ему руку и сошел по трапу. Катер отвалил от «Кайна». Провожающие выстроились вдоль борта. Их печальные спины напомнили Вилли зевак, не приглашенных на свадьбу. Катер исчез за транспортом, оставив лишь пенистый след.
Не прошло и часа, как капитан Квиг закатил жуткий скандал. Пейнтер принес ему сводку о наличии топлива и воды, в которой отмечалось, что за время операции по захвату Кваджалейна потребление командой воды возросло на десять процентов.
— Значит, они забыли цену воде? Ладно, мистер Пейнтер, — бушевал капитан. — На ближайшие сорок восемь часов запрещаю использование воды в личных целях. Может, тогда они поймут, что война — не пикник!
Еще через полчаса «Кайн» снялся с якоря и, выйдя из лагуны Кваджалейна, взял курс на Фунафути.
22. Водяной голод
Во времена парусников попутный ветер почитался за благо, в дни пароходов все изменилось.
Двести миль от Кваджалейна до Фунафути «Кайн» прошел со скоростью десять узлов под грудами облаков, наваливающимися на палубу, словно грязные серые подушки. Корабль окутывали собственные испарения, избавиться от которых не было никакой возможности. Ветер дул в корму со скоростью тех же десяти узлов, и относительно «Кайна» воздух, казалось, совсем не двигался. Тральщик как бы завис в дымном кошмаре. Топочный газ растекался по палубам, маслянистый, тяжелый, чуть ли не видимый глазом. Дурно пахло, язык и гортань покрывались какой-то мерзкой пленкой, резало глаза. Кроме жары досаждала влажность. А запах капусты, ящики с которой лежали позади камбуза, по вони успешно соперничал с топочным газом. Матросы и офицеры «Кайна», потные, грязные, не имеющие права даже умыться, грустно переглядывались и зажимали носы.
«Кайн» и эсминец сопровождали шесть ТДК, тучные корпуса которых длиной в триста футов и по форме похожие на сабо переваливались по волнам со скоростью восемь узлов. Из-за зигзагообразного курса охранение двигалось чуть быстрее.
Запрет Квига на использование воды «не по назначению» действовал уже двадцать четыре часа, когда Марик зашел в каюту капитана. Командир «Кайна», голый, лежал на койке. Жужжали два вентилятора, гоня на него волны воздуха, но тем не менее на белой груди Квига от жары выступили капли пота.
— В чем дело, Стив?
— Капитан, учитывая необычные погодные условия, не могли бы вы разрешить команде пользование водой для личных нужд через одни сутки, а не через двое? Пейнтер заверил меня, что до Фунафути воды нам хватит с лихвой…
— Не в этом дело, — воскликнул Квиг. — Ну почему на этом корабле собрались одни тупицы? Неужели вы думаете, что я не знаю, сколько у нас воды? Суть в том, что команда расходовала воду попусту и должна получить хороший урок, вот и все.
— Капитан, урок они уже получили. Один такой день стоит целой недели без воды.
Квиг нахмурился.
— Нет, Стив. Я сказал сорок восемь часов, и это значит сорок восемь часов. Если люди подумают, что я из тех болтунов, у которых слово расходится с делом, они совсем выйдут из-под контроля. Черт, я сам бы с удовольствием принял бы душ, Стив. Я вас прекрасно понимаю. Но мы должны мириться с этими неудобствами ради наших подчиненных.
— Я не прошу за себя, сэр. Но команда…
— Хватит об этом. — Капитан приподнялся на локте, грозно взглянул на старшего помощника. — Я тоже заинтересован в благополучии моих людей, так что не стройте из себя героя. Перерасходовали они воду или нет? Перерасходовали. Так чего вы хотите? Чтобы я наградил их за доблесть?
— Сэр, потребление воды возросло лишь на десять процентов. И только в день вторжения. Это нельзя назвать перерасходом.
— Хорошо, хорошо, мистер Марик. — Квиг откинулся на спину. — Вижу, вам хочется спорить ради спора. Извините, что не смогу составить вам компанию. Сейчас слишком жарко и душно. На сегодня все.
Марик тяжело вздохнул.
— Сэр, нельзя ли разрешить хоть бы пятнадцатиминутный душ после уборки?
— Нет, черт побери! Они получают воду в супе и кофе, так что обезвоживание им не грозит. Это главное. В следующий раз все подумают, прежде чем разбазаривать воду на моем корабле! Вы свободны, Стив.
Попутный ветер не покидал «Кайн» всю ночь и следующий день. Вентиляторы гнали под палубы не воздух, а топочный газ. Матросы спали за рубкой или на главной палубе, подальше от труб. Кое-кто притащил матрац, но большинство просто сворачивались калачиком на ржавых листах палубы, положив под голову спасательный жилет. На мостике все задыхались. Иногда ветер дул под небольшим углом, а не прямо в корму. Тогда, перегнувшись через фальшборт, удавалось глотнуть теплого, свежего, невероятно сладкого воздуха.
Горячее солнце встало из-за моря и красным оком уставилось на словно пораженный чумой корабль. Грязные полуобнаженные тела распластались на всех палубах. Дудка боцмана, сыгравшая подъем, вызвала лишь легкое шевеление. Матросы переворачивались, поднимались, едва переставляли ставшие свинцовыми ноги. «Кайн» находился в пятидесяти милях от экватора, держа курс на юг. Солнце ползло к зениту, становилось жарче, увеличивалась влажность. Корабль рассекал сверкающее море, окутанный вонью топочного газа и гниющей капусты.
Около полудня человеческая природа взбунтовалась. Мотористы начали воровать воду в кормовом машинном отделении, где стояли опреснители, без подачи в магистрали, чтобы капитан ничего не обнаружил. Весть об этом облетела корабль, как телеграмма. Два стальных трапа, ведущих в жаркое, клокочущее машинное отделение, заполонили матросы. Пейнтер быстро понял, что происходит, и доложил Марику, которого нашел в штурманской рубке. Старший помощник пожал плечами.
— Не разберу ни слова из того, что вы говорите. От этого газа у меня звенит в ушах.
Обрести блаженство могли только матросы. О возможности насладиться прохладной водой офицеры узнали сразу же, но, несмотря на ненависть к Квигу, чувство солидарности удерживало их от походов на корму.
В три часа пополудни Дьюсели уронил голову на сложенные на столе руки у шифровальной машины и проблеял, что больше не может и идет в машинное отделение выпить стакан воды. Вилли пронзил его взглядом. Энсин Кейт в тот момент ничем не напоминал розовощекого пианиста, каким вошел в Ферналд-Холл четырнадцать месяцев тому назад. У рта залегли жесткие складки, нос заострился, глаза глубоко запали, лицо покрывала сажа, каштановые волосы слиплись в пряди. Ручейки пота по шее стекали за воротник, пачкая рубашку коричневой грязью.
— Если ты пойдешь на корму, коротышка (Дьюсели был выше его на три дюйма), привыкай жить в спасательном жилете. Клянусь Богом, я выброшу тебя за борт!
Дьюсели застонал, поднял голову и снова принялся за работу.
Лишь в одном изоляция Квига от офицеров не была такой полной, как хотелось. Не имея личного туалета, ему приходилось спускаться в офицерский, расположенный в коридорчике за кают-компанией. Периодические появления капитана в самые непредсказуемые моменты иногда приводили к неприятностям. И офицеры инстинктивно прислушивались к хлопанью двери капитанской каюты, чтобы тут же принять деловой вид. Кто-то хватал с кушетки документы, другой склонялся над шифровальной машиной, третий начинал что-то писать, четвертый листал вахтенный журнал.
Так как Вилли и Дьюсели действительно занимались делом, стук капитанской двери не вызвал у них тревоги. Квиг появился несколько секунд спустя и в стоптанных шлепанцах пересек кают-компанию, по обыкновению глядя в никуда. Оба офицера не отрывались от бумаг. Наступила тишина, внезапно сменившаяся страшными воплями в коридорчике. Вилли подпрыгнул, думая, даже надеясь, что капитан случайно коснулся оголенного провода и его ударило током. Они бросились в коридорчик. С капитаном ничего не случилось. Он лишь выкрикивал что-то нечленораздельное, распахнув дверь офицерской душевой. Энсин Йоргенсен, голый, с мокрыми плечами, стоял под душем. Капли воды блестели и на железном листе вокруг его ног. Одной рукой он держался за вентиль подачи воды, другой механически поправлял очки, которые снял перед тем, как раздеться. На его лице застыла идиотская улыбка. Наконец рев, вырывавшийся из груди капитана, распался на отдельные слова, которые они смогли разобрать.
— …Как ты посмел нарушить мой приказ, мой абсолютно ясный приказ?! Как ты посмел?!
— Вода оставалась в трубах, сэр… только в трубах, — мямлил Йоргенсен. — Клянусь, я воспользовался только водой в трубах.
— Значит, водой в трубах? Очень хорошо. Теперь ею могут пользоваться все офицеры этого корабля. Для команды запрет на воду кончается в пять пополудни. Для офицеров он сохраняется еще на сорок восемь часов. Вы сообщите мистеру Марику о своем проступке и представите мне письменный рапорт с объяснениями, почему я не могу отметить в служебной аттестации, что вы не достойны офицерского звания (слово «аттестация» он выплюнул, как ругательство).
— Вода была в трубах, — простонал Йоргенсен, но Квиг уже захлопнул за собой дверь туалета. Кейт и Дьюсели с ненавистью смотрели на Йоргенсена.
— Ребята, я должен был принять душ, чтобы остаться человеком, — оправдывался Йоргенсен, не желая быть виноватым. — Я воспользовался водой, оставшейся в трубах.
— Йоргенсен, — процедил Вилли, — вода для девяти человек, умирающих от жажды, утекла, ополоснув твою задницу. Наверное, туда ей и дорога, потому что там сосредоточена твоя сущность. Надеюсь, ты в полной мере насладился душем.
Офицеры «Кайна» лишились воды еще на двое суток. Они поочередно ругали Йоргенсена, а затем простили его. Ветер переменился и унес топочные газы и запах капусты, хотя становилось все жарче и влажнее. Не оставалось ничего другого, как страдать да костерить капитана. Офицеры отдали должное и тому, и другому.
Атолл Фунафути представлял собой цепочку едва выступающих из океана ярко-зеленых островков. «Кайн» подошел к атоллу вскоре после рассвета, малым ходом пройдя по полоске синей воды между длинными, подернутыми белыми бурунами рифами. Получасом позже тральщик ошвартовался с левого борта «Плутона», плавучей базы эскадренных миноносцев. Между ними стояли еще два эсминца. Водяные и паровые магистрали и электрокабели соединили корабли, и Квиг отдал приказ загасить котлы. Плавбаза с размещенным на ней госпиталем мерно покачивалась на толстой якорной цепи в полутора тысячах ярдах от берега. Теперь «Кайн» кормился от ее щедрот.
Вилли одним из первых сбежал по сходням. Визит в узел связи плавбазы мог освободить его от долгих дней кодирования. В обязанности узла входили раскодировка и размножение флотских документов, бесконечных приказов и распоряжений, рассылаемых по флотам, эскадрам, военно-морским базам, над которыми гнули спины офицеры-связисты на кораблях.
Мелкая зыбь покрывала лагуну. По хлипким мосткам Вилли перескакивал через черные пугающие прогалы между бортами. Лишь «Плутон» и ошвартованный к нему эсминец соединялись добротными сходнями. Вилли поднялся по ним и сразу попал в ревущий цех. Он нырнул в чрево плавучей базы, петляя по зигзагообразным коридорам, поднимаясь и спускаясь по трапам, миновал кузницу, парикмахерскую, столярню, прачечную, сверкающий нержавейкой камбуз, где жарились сотни цыплят, пекарню… Толпы матросов слонялись по чистой, свежевыкрашенной плавбазе, многие ели мороженое из бумажных стаканчиков. Как отличались они от команды «Кайна», постарше возрастом, пополнее телом, повеселее душой. Травоядные матросы, можно сказать, если принимать их собратьев с «Кайна» за койотов.
Наконец Кейт добрался до огромной кают-компании. Кушетки, обитые коричневой кожей, тянулись вдоль переборок, на них удобно разлеглись офицеры в хаки. Вилли насчитал пятнадцать распростертых тел. Он тронул одного за плечо. Офицер что-то пробурчал, повернулся и сел, моргая. Посмотрел на Вилли и улыбнулся.
— Будь я проклят, король порока курсант Кейт!
В щекастом лице угадывались знакомые черты. Вилли вгляделся в офицера и протянул руку.
— Совершенно верно, — тут он узнал собеседника. — Неужели энсин Экрс?
— Ставлю тебе отлично. Только уже лейтенант, — Экрс хохотнул. — Меня узнают далеко не все. Кофе?
— Да, — продолжил он несколько минут спустя, размешивая сахар. — Я набрал по меньшей мере сорок фунтов. Черт бы побрал эти плавбазы. Здесь всего вдосталь. А ты неплохо выглядишь. Похудел. Повзрослел. Служится хорошо?
— Все нормально. — Вилли старался не смотреть на Экрса. Когда-то поджарый, симпатичный инструктор превратился в кусок сала.
— Трудно отказаться от такой жизни, — философствовал Экрс. — Взгляни на этих парней. — Он презрительно обвел рукою спящих. — Спроси их, и половина будет кричать о том, как им обрыдло на этой плавбазе, задвинутой на забытый Богом атолл. Они, мол, хотят действовать, участвовать в великих битвах. Когда же, когда придет приказ об их переводе на боевой корабль… Сплошное вранье! Через меня проходит вся корреспонденция. Я знаю, кто подает рапорт о переводе, а кто нет. Я знаю, как они возмущаются, когда приходится сопровождать командующего в зону боевых операций. Им всем тут нравится. И мне тоже, я это признаю. Хочешь сэндвич с сыром? У нас потрясающий рокфор.
— Не откажусь.
Рокфор был выше всех похвал, так же, как и свежий белый хлеб.
— Дело в том, Кейт, что мы, вроде бы ленивые бездельники, выполняем важную и нужную работу. Ты даже не представляешь наших возможностей. На эсминцах мечтают о том, чтобы провести пару дней рядом с «Плутоном». Мы — плавучая мастерская. У нас все отлично организовано, мы не теряем времени даром, не ходим туда-сюда, не бороздим моря, у нас нет БТ[21] и прочих военных штучек, мешающих работать. — Экрс взял еще ломоть хлеба, положил на него сыр. — Ты женат, Кейт?
— Нет.
— А я — да. Женился в училище, аккурат после твоего выпуска. Ты закончил в декабре сорок второго, да? Я вечно путаю даты. Ну, в общем, встретил я эту девушку, блондинку, секретаршу с кафедры английского в Колумбийском университете. Поженились мы через три недели. — Экрс улыбнулся, вздохнул и налил еще кофе. — Ну, ты же помнишь, Кейт, что нам, инструкторам, жилось отлично. Имели все, что хотели. Я почему-то думал, что, проучив курсантов год, попаду в подводный флот. Прочитал все, что мог о подводной войне. Это было еще до свадьбы. Потом я изучил все классы кораблей военно-морского флота, Кейт, и выбрал плавучую базу эсминцев. Сообразил правильно. Почта приходит сюда регулярно, ради нее я и живу, Кейт. У меня двухмесячный ребенок, которого я еще не видел. Девочка… Я — офицер-связист этой посудины. Да, мне следовало бы раньше спросить, что я могу для тебя сделать?
Экрс отвел Вилли в узел связи «Плутона», просторное помещение на главной палубе с новенькими металлическими, покрытыми зеленой эмалью столами и стульями, булькающими кофеварками и несколькими чистенькими, ухоженными делопроизводителями в выглаженной синей форме. Не успел Экрс вымолвить и слово, как они повскакали с мест и через несколько минут положили перед Вилли все нужные ему кодировки и пачки новых приказов, еще не поступивших на «Кайн». Получи он их у себя, ему пришлось бы корпеть над раскодированием не одну неделю. Вилли оглядывал полки с книгами, расставленными в алфавитном порядке, проволочные корзинки с минимумом неразобранной документации, аккуратные плексигласовые коробки для оповещений по флоту и шифров и поражался царящему здесь безупречному порядку. Он покосился на Экрса, живот которого, перерезанный ремнем, двумя толстыми, обтянутыми хаки округлостями выпирал из-под него. Связист «Плутона», проглядывая приказы «по всем флотам», взглянул на петлицы Вилли.
— Полоски у тебя золотые или серебряные?
— Золотые.
— Пора менять на серебряные, Кейт. Приказом по флоту ты произведен в лейтенанты. Поздравляю.
— Благодарю. — Вилли пожал протянутую руку. — Но требуется еще согласие моего шкипера.
— О, черт, это же пустая формальность. Купи себе новые знаки отличия, пока ты здесь. Пойдем, я покажу тебе, где они продаются. Тут ты получил все, что хотел?
— Заходи ко мне почаще, — предложил Экрс, когда они прощались. — На ленч. Или на обед. Поболтаем. У нас тут всегда мороженое с клубникой.
— Обязательно, — пообещал Вилли. — Спасибо за все.
Вернувшись на «Кайн» и едва ступив на ржавую, грязную палубу, он вытянулся во весь рост и молодецки отдал честь несущему вахту Хардингу, вызвав недоуменную улыбку на лице лейтенанта.
— Докладываю о возвращении на корабль, сэр!
— Вилли, ты свихнулся? Если так отдавать честь, можно сломать руку.
Вилли улыбался вымазанным сажей, оборванным матрос им, занятым обычными повседневными делами. Маккензи, Пузан, Лэнгхорн с унылым лицом, прыщавый Страшила, Урбан, Стилуэлл, главный старшина Бадж — один за другим проходили они мимо него, и Вилли вдруг осознал, что нет у него родственников или друзей, кого бы он знал так хорошо и поведение которых мог бы предсказать с такой точностью, как эти матросы с «Кайна».
— Пузан, — позвал он делопроизводителя, — на плавбазе дня нас приготовлено шесть мешков с почтой. Четыре — со служебной, два — с личной.
— Есть, сэр. Немедленно пошлю за ними.
На шкафуте несколько матросов весело делили и тут же ели большую головку сыра, украденную с «Плутона». Крошки падали на палубу. Рыжеволосый еврей Капилян протянул кусок Вилли, и тот положил его в рот.
В каюте Вилли вставил в петлицы воротника купленной на «Плутоне» новой рубашки цвета хаки знаки отличия лейтенант. Задернул зеленую занавеску, надел рубашку и оглядел себя в зеркале. Никаких признаков живота, худое лицо, усталые, с черными кругами глаза. Уголки губ чуть опущены.
Вилли покачал головой. И со вздохом отказался от плана, который вынашивал всю неделю. На «Плутоне» был капеллан. Он проходил мимо двери с такой табличкой. Но теперь Вилли понял, что не пойдет к нему, чтобы рассказать о водном голоде.
— Ты, возможно, и не герой, — обратился он вслух к своему изображению в зеркале, — но, во всяком случае, не побежишь на «Плутон» плакаться кому-то в жилетку. Ты — лейтенант Кейт с «Кайна».
23. Суд над Стилуэллом
— Миста Кейт, вас хочет видеть старпом, саа.
— Хорошо, Расселас. — Вилли неохотно положил на стол девять писем, доставленных с «Плутона», и пошел в каюту старпома.
— Дело движется к развязке, Вилли. — Марик протянул ему длинное письмо, напечатанное на бланке Красного Креста.
Вилли прочитал письмо, присел на комингс двери. У него засосало под ложечкой.
— Капитан видел письмо?
Марик кивнул.
— Дисциплинарный суд над Стилуэллом назначен на послезавтра. Ты будешь секретарем.
— Кем?
— Секретарем. Будешь вести суд.
— Как это?
Старший помощник покачал головой и улыбнулся.
— Разве ты не знаешь Морской устав? Возьми «Суды и комиссии» и ознакомься с соответствующими статьями, в которых идет речь о дисциплинарном суде.
— Как вы думаете, что ждет Стилуэлла?
— Ну, это зависит от Кифера, Хардинга и Пейнтера. Судить будут они.
— Тогда ему нечего ждать неприятностей.
— Будем надеяться, — сухо ответил Марик.
Пару часов спустя Расселас, облазив весь корабль в поисках офицера связи, обнаружил его на крыле мостика, спящим на солнце. Рядом на палубе лежал экземпляр «Судов и комиссий», взятый Вилли у Пузана. Легкий ветерок шелестел страницами.
— Саа, миста Кейт, саа, вас зовет капитан.
— О Боже, спасибо, Расселас.
Квиг оторвался от картинки-головоломки и встретил Вилли удивительно юной, приятной улыбкой. И Вилли поневоле вспомнил, как ему понравился Квиг, когда они впервые, уже давным-давно, пожали друг другу руки.
— Ну, мистер Кейт, у меня для вас новости. — Квиг взял со стола несколько скрепленных листков и протянул их офицеру связи. В них говорилось о присвоении Вилли звания лейтенанта. Квиг встал и протянул руку. — Поздравляю вас, лейтенант.
Уже не один месяц Вилли успокаивал себя мыслью о том, что, возникни такая ситуация, он откажется пожать протянутую руку Квига. Тем самым он намеревался показать капитану, как порядочные люди, которых олицетворял Кейт, относятся к таким, как Квиг. А когда такая возможность действительно представилась, Вилли Кейт пожал протянутую руку и ответил:
— Благодарю вас, сэр.
— Пустяки, Вилли. У нас есть разногласия, не без этого, но в целом вы служите отлично, выше всяких похвал. Теперь вот что, вы готовы быть секретарем на суде?
— Да, сэр, я пролистал «Суды и комиссии». Похоже, я должен представлять в одном лице прокурора и защитника…
— Да, конечно, но не стоит забивать голову этой юридической галиматьей. Я пять или шесть раз выполнял обязанности секретаря суда, и меньше всего меня заботили законы. Главное — проследить, чтобы писарь все записал, а затем напечатал по установленной форме. Поставил все точки над «i» и черточки в «t». Стилуэлла следует уволить с флота за недостойное поведение, и я не хочу, чтобы у кого-то возникли сомнения в правильности приговора.
— Откуда вам известен приговор? — изумился Вилли.
— Черт, он виновен, не так ли? Подобный обман требует самого сурового наказания, какое может назначить дисциплинарный суд. То есть — УНП[22].
— Сэр, но… вроде бы Стилуэлл и виновен… однако… юридически доказать это несколько сложнее, чем…
— Доказать! Вот его признание. — Квиг выхватил из проволочной корзинки для бумаг лист с напечатанным на нем текстом и через стол кинул его Вилли. — Оно все и решает. Суд — не более чем формальность. Неужели вы, четыре невежды вроде тебя, Кифера и двух других, попытаетесь оправдать его? Вы наделаете миллион ошибок. Признание захватите с собой.
— Есть, сэр. — Вилли аккуратно сложил бумагу.
— Если же возникнут какие-то вопросы, затруднения, с которыми вы с Пузаном не сможете справиться сами, несите протокол ко мне. Я не хочу, чтобы наверху не утвердили приговор из-за технической ошибки. Все должно быть по форме, ясно?
Вилли унес признание к себе в каюту и там прочитал его. Поначалу он подумал, что Стилуэлла уже ничто не спасет. Потом открыл статью о признаниях в «Судах и комиссиях» и внимательно изучил ее, подчеркнув несколько предложений. И послал за Стилуэллом. Несколько минут спустя матрос возник на пороге. В чистой форме, с новой белой шапочкой в руках.
— Вы меня звали, мистер Кейт?
— Заходи. Задерни занавеску и садись на койку.
Матрос задернул занавеску, встал к ней спиной.
— Плохо дело, Стилуэлл.
— Я знаю, сэр. И готов к тому, что меня ждет. Каким бы суровым ни был приговор. Если…
— Почему ты признался?
— Черт, капитан держал меня за горло с этим письмом из Красного Креста.
— О, так он показал тебе письмо?
— Он сказал: «Выбирай сам. Признаешься, будет дисциплинарный суд на корабле. Будешь отпираться, можешь угодить под суд в Штатах, где тебе влепят до десяти лет». Как бы вы поступили на моем месте, сэр?
— Стилуэлл, почему капитан затаил на тебя зло?
— Святый Боже! Откуда мне знать, сэр?
Лейтенант Кейт пододвинул к себе «Суды и комиссии» и зачитал матросу статью о признаниях. Лицо Стилуэлла осветилось надеждой, но затем он вновь погрустнел.
— Какая только от этого польза, сэр? Слишком поздно. Я ничего не знал об этой книге.
Закурив, Вилли откинулся на спинку стула и с минуту вглядывался в потолок.
— Стилуэлл, если ты вздумаешь сказать капитану, что слышал от меня эти слова, я заявлю, что ты лжешь. Но если ты хочешь, чтобы я спас тебя с помощью этой книги, я попытаюсь. Улавливаешь разницу? Я хочу отметить два положения, о которых ты можешь подумать ночью.
— Да, сэр?
— Во-первых, если ты откажешься от признания, его не смогут использовать против тебя на суде. В этом я тебе могу поклясться. Второе, и не вздумай говорить капитану, что ты слышал это от меня, — если ты не признаешь себя виновным, я почти уверен, что дисциплинарный суд на этом корабле тебя оправдает.
— Сэр, это письмо из Красного Креста…
— Оно ничего не доказывает. Твой брат послал ту телеграмму. Суд должен доказать, что ты побудил его к этому. Без твоих свидетельских показаний, а они не могут заставить тебя свидетельствовать против себя, как они это докажут? Где твой брат? Где запись вашего разговора?
Стилуэлл подозрительно смотрел на него.
— Почему вы советуете мне не признавать своей вины?
— Послушай, мне все равно, признаешь ты себя виновным или нет. Моя обязанность как секретаря суда разъяснить тебе, насколько я на это способен, какой способ защиты, по моему разумению, является для тебя наилучшим. Ты можешь мне не верить. Поговори с капелланом или военным юристом на «Плутоне». Спроси у них о «Судах и комиссиях». Статья 174.
Матрос механически повторил:
— «Суды и комиссии», статья 174–174–174. Хорошо, сэр. Благодарю вас, сэр. — И он вышел из каюты.
Вилли подавил раздражение. Вполне естественно, напомнил он себе, что у команды все офицеры ассоциируются с Квигом.
На следующее утро Стилуэлл заглянул к Вилли с новеньким томиком «Судов и комиссий» под мышкой.
— Мистер Кейт, ваша правда. Я не собираюсь признавать своей вины.
— О? Кто же убедил тебя?
— Видите ли, у Энгстренда есть кузен на «Болджере», эсминце, что стоит вторым от нас. Так этот кузен большой приятель корабельного писаря первого класса с того корабля. А делопроизводитель, толстый, лысый ирландец, на гражданке был политиком. Говорят, он не получил офицерского звания только потому, что не учился в колледже. Ну, он продал мне эту книгу. Сказал, что в ней нет ничего секретного, ее может купить кто угодно в государственном магазине за пару долларов. Это правда?
Вилли помялся, открыл титульный лист. В самом низу он обнаружил несколько строк, напечатанных мелким шрифтом, на которые не обратил внимания раньше: «Разрешено для продажи начальникам отдела документации, государственная типография Соединенных Штатов, Вашингтон 25, округ Колумбия».
— Совершенно верно, Стилуэлл, — в голосе Вилли слышалось удивление. Он полагал, непонятно по какой причине, что эта книга предназначается лишь для служебного пользования.
— Я не понимаю, почему ее нет у каждого матроса, — продолжал старшина-артиллерист. — Я читал ее всю ночь. Я и понятия не имел о своих правах. Ну а потом этот Каллеган, писарь, сказал, что я ни за что не должен признавать себя виновным. Он сказал, что тогда меня наверняка оправдают.
— Он не офицер, поэтому ему можно верить.
— Я тоже так подумал, сэр, — серьезно ответил старшина.
— Хорошо, Стилуэлл… Ладно. Тогда у нас возникают новые проблемы. Тебе нужен адвокат, я должен подготовить вещественные доказательства, найти свидетелей, чтобы у нас действительно был суд, как в кино.
— Вы думаете, я поступаю правильно, не так ли, сэр?
— Я бы, естественно, хотел, чтобы тебя оправдали, если есть такая возможность. Пойду переговорю с капитаном. Подожди меня здесь.
Вилли пару минут постоял перед дверью капитанской каюты, репетируя ответы на возможные вопли Квига, затем постучал.
— Входите.
В каюте было темно. Черная маскирующая штора закрывала иллюминатор. Вилли едва различил на койке очертания фигуры капитана.
— Кто вы и что вам надо? — глухо спросил Квиг. Он лежал, уткнувшись лицом в подушку.
— Сэр, это Кейт. Я насчет дисциплинарного суда. Стилуэлл хочет заявить, что он не виновен.
Капитан выпростал руку из-под подушки, потянулся к настольной лампе. Зажег ее, сел, прищурившись, почесал голую грудь.
— Это еще что? Значит, не виновен? Опять бунтовать, а? Ну ничего, мы с ним разберемся. Который час?
— Одиннадцать, сэр.
Квиг скатился с койки, подошел к раковине, плеснул водой в лицо.
— А как же его признание? Какого черта, признавшись, он вдруг заявляет, что невиновен? Вы спрашивали его об этом?
— Он намерен отказаться от признания, сэр.
— Отказаться, значит? Вот что он задумал… Подай мне, пожалуйста, зубную пасту, Вилли.
Новоиспеченный лейтенант подождал, пока рот капитана наполнился пеной.
— Похоже, он посоветовался с каким-то умником-писарем на другом корабле, сэр. Тот дал ему экземпляр «Судов и комиссий»…
— Я покажу ему «Суды и комиссии», — пробурчал капитан, не вынимая изо рта зубной щетки.
— Он говорит, доказательств того, что он послал ложную радиограмму, нет, и его принудили написать признание, поэтому оно не имеет юридической силы.
Капитан выплюнул воду.
— Принудили, значит? Кто же его принуждал?
— Он говорит, что вы намекали на суд в Соединенных Штатах…
— Жаль, что нельзя сечь бестолковых матросов, которые начинают читать уставы. Принуждение! Я пытался помочь ему избежать трибунала. Меня, наверное, следует наказать за проявленную мягкотелость. А он еще вякает о принуждении… Дай мне полотенце.
Квиг промакнул лицо и руки.
— Ладно. — Он отбросил полотенце и сдернул рубашку со спинки стула. — Где же наш несчастный, ни в чем не повинный Стилуэлл?
— В моей каюте. Он только сказал мне…
— Пошли его сюда.
Стилуэлл пробыл в каюте капитана час. Вилли примостился на шкафуте и, изнывая от прямых лучей полуденного солнца, не отрывал глаз от двери капитанской каюты. Наконец старшина-артиллерист вышел на палубу. В одной руке он держал «Суды и комиссии», в другой — лист белой бумаги. Лицо его, свинцово-серое, блестело от пота. Вилли подбежал к нему.
— Что случилось, Стилуэлл?
— Знаете, мистер Кейт, — прохрипел матрос, — может, намерения у вас добрые, но, не знаю почему, каждый раз, имея с вами дело, я попадаю в передрягу. Отстаньте от меня. Капитан сказал, чтобы я передал вам вот эту бумагу. Держите.
Вилли с трудом разобрал корявый почерк.
«Я заявляю, что мое признание от 13 февраля 1944 года сделано добровольно, без принуждения. Я рад, что мне дали шанс чистосердечно признаться в совершенном проступке, меня не побуждали к этому и не обещали, что признание смягчит приговор. Я повторю эти слова и под присягой».
Далее следовала роспись Стилуэлла и число. Ярко-синие чернила и широкое перо указывали, что писал он ручкой капитана Квига.
— Стилуэлл, это не конец, — попытался подбодрить матроса Вилли. — И этой бумаги он добился принуждением. Если ты хочешь, чтобы я…
— Пожалуйста, мистер Кейт! — глаза матроса сверкнули отчаянием. — Вы видите эту бумагу? Я сам написал ее, тут только правда, и покончим с этим. Меня никто не принуждал, ясно? Принуждение! — Стилуэлл швырнул «Суды и комиссии» за борт. — Я понятия не имею, что такое принуждение! Не суйте свой чертов нос в мои дела!
И он исчез в коридоре. Вилли перегнулся через поручень. «Суды и комиссии» лежали под водой, среди щепок и мусора. Корабли, покачиваясь, вскоре превратили книгу в бесформенную кашу.
Ледяное, золотистое, мягкое, приятное на вкус пиво с бульканьем выливалось из треугольных отверстий запотевших банок. Кифер, Марик, Хардинг и Вилли лежали на ветерке в тени пальмы. Первые две банки каждый осушил мгновенно, утоляя жажду. Местечко на берегу они выбрали укромное. Лишь песок да пальмы. Вдалеке, на зелено-синей глади лагуны покачивался на якорной цепи «Плутон» с шестью ошвартованными к нему эсминцами.
Вилли решил было не заводить разговор о Стилуэлле. Обсуждение предстоящего суда судьями и прокурором казалось ему неэтичным. Но после нескольких банок пива его решимость растаяла как дым. И он рассказал о неудачной попытке Стилуэлла не признавать своей вины и документах, полученных Квигом от матроса.
Какое-то время офицеры переваривали услышанное. Хардинг поднялся и продырявил еще три банки пива. Кифер курил трубку, привалившись к стволу пальмы, Марик лежал на животе, положив голову на руки.
Писатель взял у Хардинга полную банку и жадно выпил.
— Стив, — Марик повернулся к нему лицом. — Ты не задумывался над тем, что Квиг — сумасшедший?
Старпом сел, скрестив ноги.
— Не порть хороший день, Том.
— Я не шучу, Стив.
— Не о чем тут говорить, — Марик покачал головой.
— Послушай, Стив, я не психиатр, но прочитал немало. Я могу диагностировать болезнь Квига. Мне не встречалась более психопатизированная личность. Он — параноик с синдромом навязчивости. Держу пари, медицинская комиссия полностью подтвердит мой диагноз. Я покажу тебе описание точно таких же случаев в книгах.
— Меня это не интересует, — старпом потянулся. — Он не дурнее тебя.
— Тебе грозят серьезные неприятности, Стив.
— Ничего мне не грозит.
— Я давно уже вижу, что происходит. — Кифер отбросил пустую банку. — Знаешь, Стив, через неделю после появления Квига на корабле я понял, что он — психопат. Эти маленькие стальные шарики, которые он постоянно перекатывает пальцами, неспособность смотреть собеседнику в глаза, услышанные от кого-то фразы и лозунги, которыми пересыпана его речь, невероятное количество мороженого, которое он поглощает, замкнутость. Да Фрейд прыгал бы от радости, заполучив такого пациента. Он нафарширован бессознательными влечениями. Но не в этом дело. Некоторые из моих лучших друзей — психопаты. Возможно, я сам отношусь к их числу. Но Квиг — предельный случай, он находится в пограничном состоянии между эксцентричностью и настоящим психозом. Кроме того, он трус, и я думаю, что пребывание в зоне боевых действий вытолкнуло его за красную черту. Не знаю, то ли он сломается сразу, то ли…
— Том, всем известно, что ты читаешь гораздо больше меня, и не мне состязаться с тобой в красноречии. Но суть в том, что здравый смысл всегда перевешивал и красноречие, и все книги мира. — Марик закурил и выпустил струю дыма. — У тебя только громкие слова — параноик, психопат, и все такое. Капитан Квиг не более чем строгий командир, который любит, чтобы все делалось так, как он считает нужным, и тут он ничем не отличается от тысяч других шкиперов. Хорошо, он перекатывает эти шарики. А ты сидишь в своей каюте перед побудкой и наполняешь ящики стола исписанными листами. У каждого свои причуды. Это не значит, что все мы — психи.
Вилли и Хардинг переводили взгляд с одного говорящего на другого, словно дети, наблюдавшие семейную сцену.
— Ты просто сотрясаешь воздух, — упорствовал Кифер. — Будь капитан в здравом уме, стал бы он так грубо подтасовывать факты перед дисциплинарным судом, как это делает Квиг?
— Такое случается каждый день. Да и что такое дисциплинарный суд как не фарс? Никто на кораблях и понятия не имеет о законах. Черт, да возьми хотя бы Де Врисса с Беллисоном… и Кроу.
— Это другое дело. Де Врисс устроил суд, чтобы снять их с крючка. Он пошел на это, потому что оклендская полиция требовала наказать участников дебоша. Но плутовать, чтобы осудить человека… Не говоря уж о нормах морали, это нарушение всех флотских традиций. Поэтому я и думаю, что он свихнулся. Он чертовски хорошо знает, что на флоте матрос — царь и Бог. По двум причинам. Во-первых, потому что он и есть флот, а во-вторых, потому что его родственники дома оплачивают содержание флота. Конечно, третирование офицеров — обычное развлечение шкиперов. Но матроса?! Устав четко определяет его права. Квиг играет с огнем в пороховом погребе и при этом весело хихикает.
— Если уж говорить о деле, то Стилуэлл виновен, — сухо заметил Марик.
— В чем? О Господи, Стив! В желании повидаться с женой, когда из дома начали поступать анонимные письма, обвиняющие ее в неверности?
— Слушай, обожди до завтрашнего суда. Дай мне пива, Хардинг. И хватит об этом. Ни слова о Стилуэлле, а не то я вызову катер.
Пиво они допили молча.
Распорядок дня гласил:
«14.00. Дисциплинарный суд над Стилуэллом Джоном, старшиной-артиллеристом второго класса, в кают-компании».
Вскоре после ленча Квиг вызвал Хардинга. Затем наступил черед Пейнтера. Еще через полчаса Пейнтер пришел за Кифером. Романист поднялся.
— Никакого давления на присяжных перед началом суда. Подобные подозрения просто оскорбительны.
Вилли сидел в канцелярии корабля, погрузившись в изучение формальностей ритуалов и фразеологии судопроизводства. Пузан, в туго обтягивающей белой форме, помогал готовить необходимые документы. Когда Беллисон, старшина корабельной полиции, свежевыбритый, наглаженный, в начищенных ботинках, объявил: «Четырнадцать ноль-ноль, лейтенант Кейт. К суду все готово», — Вилли охватила паника. Ему казалось, что он совершенно не готов к исполнению возложенных на него обязанностей. Ничего не видя перед собой, он последовал за Пузаном и старшиной в кают-компанию, где трое офицеров восседали за покрытым зеленым сукном столом, в парадных формах и при галстуках, суровые и злые. Вошел Стилуэлл с бессмысленной полуулыбкой на лице. Суд начался.
Вилли сел, раскрыв перед собой «Суды и комиссии», и приступил к делу, шаг за шагом следуя за инструкциями. Пузан подсказывал ему, а он — обвиняемому и членам суда. Происходящее живо напомнило Вилли вступление в школьное общество, когда все они, запинаясь, зачитывали текст заранее разработанного сценария, то ли смеясь, то ли сохраняя серьезность, в полутемной комнате у дымящегося черепа.
В наипростейшей ситуации с чистосердечным признанием вины подсудимым, приобщенным к протоколу, время тратилось на приходы и уходы, на освобождение зала суда, на споры о значении тех или иных слов в «Судах и комиссиях», на поиски разъяснений в уставе флота и руководстве по ведению военного суда.
После полутора часов этой тягомотины, когда Кифер объявил суд закрытым, Стилуэлл стряхнул охватившую его апатию и попросил слова. Просьба его вызвала бурную дискуссию, но ему все же разрешили говорить.
— Капитан лишил меня увольнения на берег на шесть месяцев за чтение на вахте, поэтому мне пришлось послать ту радиограмму. Я хотел увидеться с женой, иначе моя семья могла развалиться. Я не думаю, что чтение комиксов на шканцах — достаточная причина для того, чтобы загубить мою жизнь. Но я виновен. Только я думаю, что суд должен помнить, почему я это сделал.
Вилли постарался как можно точнее записать речь Стилуэлла, а затем прочитал текст старшине.
— Я правильно передал суть?
— Да, мистер Кейт. Благодарю.
— Хорошо, — кивнул Кифер. — Попрошу всех выйти.
Вилли вместе с писарем, обвиняемым и вестовым покинули кают-компанию. Он прождал в канцелярии сорок минут, а затем Беллисон пригласил его и делопроизводителя на вынесение приговора.
— Суд считает вину доказанной, — провозгласил Кифер. — Приговор — лишение шести увольнений на берег.
Вилли недоуменно смотрел на трех офицеров. Пейнтер застыл, как изваяние. Хардинг пытался сохранить серьезность, но сквозь нее прорывалась улыбка. Кифер то ли злился, то ли развлекался.
— Вот и все. Таков наш приговор. Занесите его в протокол.
— Есть, сэр. — Вилли охватил ужас. Приговор являл собою прямое оскорбление Квига. Стилуэлла уже лишили увольнений на полгода, получилось, что наказание бессмысленное. Скорее, оно означало оправдание. Он повернулся к Пузану.
— Вы записали?
— Да, сэр.
Офицеры заканчивали ужин, когда писарь, вспотевший и сердитый, принес на подпись отпечатанный текст протокола.
— Хорошо, Пузан, — Кифер расписался последним. — Теперь отнеси протокол ему.
— Есть, сэр, — рявкнул тот и вышел из кают-компании.
— Думаю, у нас есть еще время выпить по чашечке кофе, — заметил Кифер.
— Перед чем? — насторожился Марик.
— Сейчас увидим, — мрачно пообещал Вилли. — Держитесь за фуражку.
В кают-компании воцарилась тишина, нарушаемая лишь позвякиванием ложечек о фаянс кофейных чашек.
И тут затрещал телефон. Марик потянулся и снял трубку с рычага.
— Марик слушает… да, сэр… Есть, капитан. Когда… Да, сэр… Как насчет вахтенного офицера?.. Есть, сэр. — Он положил трубку и вздохнул. — Через пять минут собрание всех офицеров в кают-компании. Кто-то что-то натворил.
Квиг вошел, опустив голову, сгорбившись, с посеревшим от ярости лицом. Объявил, что теперь окончательно убедился в отсутствии верности присутствующих в кают-компании. Поэтому офицеры не должны теперь рассчитывать на мягкое отношение с его стороны. И обнародовал несколько новых указов. Отныне каждая ошибка в вахтенном журнале каралась пятью штрафными баллами в служебной аттестации. Еще пять баллов добавлялось за каждый просроченный час в подаче рапорта или докладной. Офицер автоматически признавался несоответствующим должности, если его заставали спящим с восьми утра до восьми вечера.
— Сэр, — поинтересовался Кифер, — а как насчет офицеров, отстоявших ночную вахту? Они не смогут выспаться до утренней вахты…
— Мистер Кифер, ночная вахта ничем не отличается от любой другой, и отстоявший ее не заслуживает какого-либо особого поощрения. Как я уже говорил, если бы вы, господа, ладили со мной, у меня не было бы к вам претензий. Но вы, господа, сделали выбор, так что пеняйте на себя. Что же касается детской мстительности, проявленной вами сегодня днем и особенно последнего, насквозь лживого заявления Стилуэлла, высказанного лишь для того, чтобы позлить меня, я не знаю, чья это идея, но могу догадаться… Так вот, теперь в этой кают-компании начнется новая жизнь, и я рассчитываю на лучшие результаты.
И дверь с треском захлопнулась.
Кифер, в трусах, сидел на койке и читал поэмы Эллиота.
— Том! — донесся с другой стороны коридора голос Марика. — Тебя не затруднит подойти ко мне, если ты не занят?
— Иду.
Марик, тоже в трусах, перекладывал на столе какие-то бумаги.
— Задерни занавеску, Том… Вот что я хотел бы узнать, из чистого любопытства. Тебе известно, почему капитан взъелся на Стилуэлла?
— Разумеется, Стив, но, если ты собрался меня переубеждать…
— Нет, нет.
— Тогда слушай. Он ненавидит Стилуэлла, потому что тот красив, здоров, умен, к нему тянутся люди, то есть он обладает всем тем, чего нет у Квига. Ты не читал «Билли Бэдда» Мелвилла? Прочитай. Там все написано. Стилуэлл символизирует собой все то, что раздражает капитана, все то, что он хотел бы уничтожить, потому что он этого лишен, точно так же, как ребенок безотчетно хочет поломать игрушки другого. В нашем капитане еще силен инфантилизм. Возможно, хотя и не обязательно, немаловажную роль играет сексуальный фактор… — Марик брезгливо скривился. — Я знаю, что мы вляпываемся в грязь. Но подавляемое желание может обратиться в ненависть. Объяснение всех причуд капитана, возможно, кроется в подсознательном, яростно подавляемом стремлении к извращениям…
— Хорошо, Том, я тебя понял. Благодарю. — Старпом пересел на койку. — А теперь ты хотел бы услышать, почему капитан прицепился к Стилуэллу?
— Конечно, — кивнул Кифер. — Без сомнения, твоя версия более проработана…
— Нет у меня никаких версий. Я читаю только комиксы, а в колледже мне не ставили оценок выше тройки. Но мне известны один или два достоверных факта, а тебе — нет. Капитан зол на Стилуэлла за тот случай, когда мы перерубили свой буксирный трос. Он думает, что Стилуэлл сознательно не предупредил его, чтобы доставить ему неприятности.
— Откуда ты знаешь? Я не уверен, известно ли ему, что мы перерубили трос…
— Известно. Он сказал мне в Сан-Франциско то, что я сейчас говорю тебе.
— Будь я проклят!
— И капитан чувствует, что его нелады с командующим силами обслуживания Тихоокеанского флота и с офицерами и матросами «Кайна» начались с этого инцидента. Он знает, что выглядел в том эпизоде круглым идиотом. Не стоит недооценивать капитана, Том.
Кифер изумленно покачал головой.
— Ты знаешь, впервые мне удалось взглянуть на то, что творится у него в голове как бы изнутри. Это же надо, обвинить во всем Стилуэлла! Когда он сам…
— Так как выглядят теперь твои теории, Том? Фрустрация, Билли Бэдд, инфантилизм, извращенность и все такое…
— Ты думаешь, что поймал меня? — Кифер не желал признавать поражения. — Не обязательно. Его слова — это внешнее проявление симптомов диагностированного мною заболевания…
— Хорошо, Том. Вот что я тебе предлагаю. Давай завтра утром сходим к медикам на «Плутон», и ты расскажешь главному врачу госпиталя о своих подозрениях.
Кифер долго молчал.
— Я не пойду. Ты можешь сходить. Это твое дело, а не мое.
— Я не знаком с психиатрией. Ты же тут дока.
— Ты когда-нибудь слышал, что такое сговор с целью дискредитации вышестоящего офицера?
— А если он сумасшедший…
— Я этого не говорил. Я сказал, что он достиг предельной черты. Признать больными таких людей практически невозможно. Стоит им намекнуть на болезнь, они начинают вести себя так, что не придерешься. Они невероятно хитры и изворотливы. Доказать, что Квиг — сумасшедший, можно лишь уложив его в специализированную клинику. Иначе мы просто подставимся.
— Я тебя понял, Том. — Марик соскочил с койки и посмотрел Киферу прямо в глаза. — Тебе предлагали выбор, продолжать или прекратить. Продолжать ты не захотел. Так что прекращай эти разговоры о безумии капитана. Скорее, ты, а не он, бегаешь по пороховому складу с зажженным факелом. Ясно? Клянусь Богом, я доложу капитану, если услышу от тебя хоть одно слово на эту тему. И не посмотрю на нашу дружбу. Поблажек не жди.
Кифер слушал старпома с непроницаемым лицом. Лишь изредка иронические искорки вспыхивали в его глазах.
— Есть, Стив. — И он вышел из каюты, задернув за собой занавеску.
Марик забрался на койку. Вытащил из-под подушки книгу в красной обложке с вытисненным золотом названием «Психические расстройства». Синий овальный штамп в верху каждой страницы сообщал, что книга является собственностью главврача госпиталя «Плутона». Марик открыл ее на странице, заложенной обгорелой спичкой.
24. Секретный журнал Марика
Вскоре после выхода из Фунафути в составе конвоя к Нумеа офицерам стало известно, что Стив Марик засиживается допоздна и что-то пишет. Он задергивал занавеску, но сквозь открывающиеся при качке щелочки они видели, как он склонялся над блокнотом, пожевывал кончик ручки. Если кто-нибудь входил, он торопливо закрывал блокнот.
В небогатой событиями кают-компании «Кайна» подобные новости вызывали неизменное оживление. Марика тут же обвинили в сочинении романа, от чего тот открещивался, краснея и улыбаясь. Но и не признавался, что же он пишет. «Я должен это сделать», — неизменно ответствовал Марик, вызывая новые шутки и смешки. Как-то за обедом Вилли и Кифер завели речь о возможных названиях и сюжете романа Марика. Кифер окрестил его «На Желтопятном фронте без перемен» и начал придумывать главы, характеры и эпизоды, вовлекая в сюжет капитана, девушку с бородавками из Новой Зеландии и Марика. Офицеры подхватили идею и охотно включились в игру. Смеялись так громко, что позвонил Квиг и поинтересовался, чем вызвано столь бурное веселье. Этим закончилось в тот вечер обсуждение романа Марика. Но еще долго попытки импровизировать на эту тему скрашивали послеобеденные беседы. Тем более что Марик продолжал писать и не желал делиться ни с кем своим секретом.
На самом деле старший помощник вел учет причудам и немотивированно жестким решениям капитана, заведя «Медицинский журнал лейтенант-коммандера Квига». Марик держал его в сейфе. Зная, что шифр известен капитану, старпом как-то ночью открыл сейф и изменил комбинацию цифр. Запечатанный конверт с новой комбинацией от отдал Вилли Кейту, приказав вскрыть конверт только в случае его смерти или исчезновения.
За последующие месяцы в «журнале» появилось немало записей. Оказавшись на Фунафути, «Кайн» попал в лапы командования юго-западного сектора Тихого океана, в Седьмой флот. Не успевал «Кайн» отвести один караван, как его тут же направляли на сопровождение другого. Походы эти отнимали силы и трепали нервы. Тральщики, переделанные из старых эсминцев, эти пасынки флота, не имея постоянного командования, становились рабами любого адмирала, в акваторию которого забрасывала их судьба. Случилось так, что командующему Седьмым флотом требовались корабли сопровождения для охраны десантных транспортов, бороздящих просторы Тихого океана. Когда конвой из Фунафути прибыл в Нумеа, «Кайн» задержали и послали в Гвадалканал с группой ПДК[23], жалких посудин, ползущих со скоростью семь узлов. Пробыв в Гвадалканале неделю, «Кайн» вернулся в Нумеа, отправился на запад, к Новой Гвинее, вновь попал в Нумеа, оттуда — Гвадалканал, снова в Нумеа, наконец, на восток, к Фунафути, где поблаженствовал у борта «Плутона», оттуда взял курс на запад к Гвадалканалу и замкнул круг на юге, в Нумеа.
Дни сливались в недели, недели — в месяцы. Время, казалось, остановилось. Жизнь превратилась в череду вахт, заполнения бортовой документации, жгучего солнца, ярких звезд, сверкающей синевы воды, жарких ночей, жарких дней, внезапных ливней, записей в вахтенном журнале. Ежемесячные отчеты, ежемесячные ревизии сменяли одна другую и казалось, что месяцы проходили со скоростью дней, а дни растягивались на целые месяцы, и время слилось и стало бесформенным, как размякшие от жары плитки шоколада в корабельной лавке или масло в масленках.
За эти подневольные месяцы капитан Квиг стал еще более раздражительным, замкнутым, странноватым. Появляясь из каюты, он обязательно учинял кому-нибудь яростный разнос, суть которого затем Марик заносил в свой «журнал». Квиг сажал матросов в карцер, а офицеров — под арест. Он запрещал пользоваться водой, пить кофе, а когда киномеханик забыл известить его о начале просмотра, на полгода отменил показ фильмов для всей команды. Он требовал бесконечные рапорты и объяснительные. Однажды он продержал офицеров в кают-компании сорок восемь часов, пытаясь выяснить, кто из вестовых сжег кофеварку (виновного так и не нашли, и капитан влепил каждому офицеру по двадцать штрафных баллов). Он завел привычку среди ночи вызывать к себе офицеров на совещания. Состояние войны между ним и кают-компанией, объявленное после суда над Стилуэллом, стало нормой жизни. Каждому из офицеров удавалось поспать не более четырех-пяти часов в сутки. Серый туман усталости застилал им глаза. Они стали нервными, заводились с полоборота и с каждой неделей все больше страшились телефонного звонка в кают-компанию, за которым следовали слова: «Капитан ждет вас в своей каюте». И все это время Марик упорно заполнял «журнал».
В начале июня наступило облегчение. Пришел приказ о нападении на Сайпан. «Кайну» поручалась охрана десантных транспортов. Искренняя радость царила среди офицеров и матросов, когда старый корабль взял курс на Эниветок, где базировалось ударное соединение. Выбирая между сражением и рабской долей под тяжелой десницей командующего Седьмым флотом, чуть ли не все они проголосовали бы за битву. Лучше умереть, чем гнить заживо.
В первый день операции по захвату Сайпана Марик внес в «журнал» одну из самых коротких, но самых важных записей: эпизод с участием Вилли Кейта.
За час до рассвета в день вторжения, когда ночь посветлела, и Сайпан черной глыбой начал вырисовываться на горизонте, Вилли неожиданно для себя испугался. Он стыдился возникшего чувства страха, все возрастающего с приближением к месту второго в его жизни сражения, потому что не испытывал ничего похожего, участвуя в первом бою. Он как бы лишился невинности. Пламя, грохот, руины и падающие фигурки людей на Кваджалейне запали в его душу и оставили неизгладимый след, хотя в то время он и насвистывал веселенький мотив.
Но, едва встало солнце, Вилли моментально забыл о страхе, потрясенный красотой Сайпана. Весь в террасах и садах, он словно сошел с вышитых японских ширм или фарфоровых ваз. Большой остров, с пологими зелеными холмами, утыканными маленькими домиками, поднимался над серым морем. Наполненный цветочными ароматами ветер обдувал палубу. Взглянув на грязный полубак, где расчет первого орудия выстроился синей фалангой, в обтрепанной форме, спасательных жилетах, касках, Вилли на мгновение даже ощутил симпатию к японцам. Он представил, каково быть низкорослым, желтолицым, преданным лубочному императору и смотреть в лицо смерти, которую несли орды белых людей, возникающих отовсюду в изрыгающих пламя машинах. Хотя корабельный обстрел и бомбардировка с воздуха расцветили буколическую красоту Сайпана огненными языками и грибами пыли и дыма, зелени оставалось куда больше, чем на Кваджалейне. Шеренги десантных судов двинулись к зеленеющему парку отдыха, а не грозящему смертью форту.
«Кайн» направили в противолодочное патрулирование, как только началась высадка десанта, и корабль выписывал бесконечные восьмерки длиной в несколько тысяч ярдов. Двенадцать других эсминцев двигались в унисон с «Кайном», вперед и назад, со скоростью десять узлов, защищая от подлодок стоящие ближе к берегу транспорты. Создавалось впечатление, что «Кайн» в безопасности, и настроение Вилли улучшалось с каждым часом. Кто его нервировал, так это капитан Квиг, мечущийся с одной стороны мостика на другую, лишь бы не оказаться на борту, обращенному к берегу. На этот раз ошибки быть не могло, ибо каждые несколько минут корабль ложился на обратный курс, поочередно подставляя Сайпану то левый, то правый борт, а капитан с той же периодичностью переходил на сторону мостика, защищенную от берега рубкой. Тут уж Вилли получил долгожданную возможность выразить свое презрение капитану: при его появлении он уходил на противоположную сторону мостика. Вилли чувствовал, что и матросы обратили внимание на поведение Квига. Они переглядывались и шушукались между собой. А Квиг и не замечал, что его и Вилли все время разделяет рубка.
Ничто не нарушало спокойствия в секторе патрулирования, и в полдень капитан отпустил команду с боевых постов, а сам спустился с мостика в свою каюту. Вилли сдал вахту. Он ужасно устал, не сомкнув глаз на протяжении более тридцати часов, но капитанский указ запрещал спать в дневное время, и он не решался улечься на койку. Он знал, что Квиг сейчас крепко спит, но в любой момент физиологическая потребность могла заставить капитана прошествовать через кают-компанию. Поэтому Вилли поднялся на верхний мостик, улегся на горячую железную палубу и четыре часа, как кот, спал под палящим солнцем. На вахту он заступил куда более посвежевшим.
Вскоре после того как он взял бинокль у Кифера, над северными холмами по направлению к «Кайну» пролетал «корсар»[24]. Внезапно самолет охватило пламя, и по крутой дуге он упал в море между «Кайном» и другим патрульным кораблем, недавно построенным эсминцем «Стэнфилд». Вилли позвонил капитану.
— Хорошо, идем туда, ход двадцать узлов, — последовал ответ.
Квиг явился на мостик в шортах и шлепанцах, позевывая, когда «Кайн» и «Стэнфилд» разделяло не более тысячи ярдов. От самолета осталось лишь радужное пятно бензина на поверхности воды.
— Прощай, «корсар», — пробурчал Квиг.
— Пошел ко дну, как камень, — пробормотал Вилли. Он взглянул на маленького, с заметным брюшком, капитана и почувствовал укол стыда. Куда девалось его чувство меры, думал Вилли, если Квиг, этот злодей из дешевой оперетки, мог так раздражать и расстраивать его. Только что на его глазах погиб человек. Судя по переговорам между кораблями, на берегу умирали сейчас тысячи морских пехотинцев. Он еще не видел, чтобы на «Кайне» пролилась кровь, за исключением случаев неосторожного обращения с инструментами. Как бы не стать жалующимся на судьбу нытиком, которых терпеть не могут в армии…
Столбы белой воды внезапно выросли рядом с бортами «Стэнфилда». Вилли было решил, что видит какой-то тропический феномен, но тут же понял, в чем дело.
— Капитан! «Стэнфилд» берут в вилку!
Капитан взглянул на оседающие водяные столбы.
— Машины полный вперед! — приказал он. — Право на борт!
— Смотрите, капитан! — Вилли указал на оранжевую вспышку, сменившуюся облаком черного дыма. — На северном хребте! Там батарея, сэр. — Он выбежал на крыло мостика. — Орудия к бою!
Над фальшбортом появилась голова Йоргенсена.
— Да, мистер Кейт!
— Береговая батарея, целик 045, дистанция 4000, на хребте. Видишь вспышку? Навести орудия.
— Есть, сэр! Всем орудиям, береговая батарея, целик 045, место цели 10, дистанция 4000.
«Стэнфилд», круто разворачиваясь, дал залп из пятидюймовок. Вилли видел, как орудийные расчеты «Кайна» побежали к боевым постам. Дула трехдюймовок нацелились на берег.
— Прямо руль! Скорость не снижать! — услышал Вилли команду Квига.
Тральщик на всех парах уходил от береговой батареи. Вилли вбежал в рубку.
— Сэр, орудия главного калибра наведены на цель. — Квиг, казалось, не слышал. Он стоял у иллюминатора и улыбался. — Капитан, прошу разрешения повернуться бортом и обстрелять береговую батарею. Орудия наведены на цель, сэр! — Вновь прогремел залп «Стэнфилда». Квиг не обратил на выстрелы ни малейшего внимания. Даже не повернул головы. — Сэр, — в отчаянии выкрикнул Вилли, — прошу разрешения открыть огонь из орудия номер четыре! Цель за кормой, сэр!
Квиг молчал. Вахтенный офицер выскочил на мостик и увидел, как орудия эсминца вновь выплюнули длинные языки пламени. На хребте, где находилась батарея, поднялось облако пыли. Там что-то сверкнуло и опять вскинулась вода вокруг «Стэнфилда». Эсминец ответил четырьмя быстрыми залпами. Больше по нему не стреляли. По крайней мере, рядом с ним не вскипали водяные столбы. Но «Кайн» был уже так далеко, что Вилли мог и ошибиться.
После обеда Вилли шепотом пересказал всю историю Марику. Старпом хмыкнул, но ничего не сказал. Вечером он записал в «журнал» следующее:
«19 июня. Сайпан. Сам я при этом не присутствовал, но мне доложил вахтенный офицер. Он заявляет, что „Кайн“ вместе с эсминцем подошли к месту падения самолета. Эсминец в 1000 ярдов по нашему траверзу попал под огонь береговой батареи.
Капитан приказал лечь на обратный курс и покинул место падения самолета без единого выстрела, хотя батарея находилась в пределах досягаемости наших орудий, уже наведенных на нее».
Вторжение на Сайпан еще продолжалось, когда «Кайн» вывели из ударного соединения, поручив сопровождение поврежденного линкора в Маджуро. На этом закончилось участие тральщика в Марианской битве. Без него прошла операция «Тэрки Шут», без него взвился американский флаг над островом Гуам. Во время этих блистательных сражений «Кайн» сопровождал корабли. Из Маджуро в составе охранения авианосца он попал на Кваджалейн, тусклый, обжитой Кваджалейн, застроенный куонсетскими хижинами[25]. Желтоватая зелень начала пробиваться вдоль песчаных аэродромных полос. По берегу сновали джипы, ползали бульдозеры. Вилли не без удивления отметил, что с приходом американцев когда-то очаровательные тропические острова обретали облик пустырей Лос-Анджелеса.
Старый тральщик сопровождал авианосец до Эниветока, вернулся на Кваджалейн с группой ТДК, вновь прибыл к Эниветоку, на этот раз с танкером. Начался август, а «Кайн» все сновал между атоллами центральной части Тихого океана, выполняя приказы командования Пятого флота.
Постоянная усталость сковала корабельную жизнь. Скандалы прекратились, перестал пополняться «журнал» Марика. Все знали друг друга как облупленные. Ни у кого не оставалось тайн, — и даже сюрпризы Квига, казалось, иссякли. Что случилось вчера, происходило сегодня и неизбежно повторялось на следующий день: жара, зигзагообразный курс, короткие стычки между офицерами, ведение документации, вахты, поломки оборудования и непрекращающиеся мелкие придирки капитана.
Те загубленные дни ассоциировались у Вилли с мелодиями «Оклахомы»[26]. Йоргенсен купил пластинку в Маджуро и проигрывал день и ночь в кают-компании. Если же он стоял вахту, пластинку забирали радисты, и тогда «Оклахома» лилась из динамиков громкой связи. До конца жизни Вилли не мог слышать эти мелодии, не вспоминая жару, скуку и нервное переутомление.
В дополнение ко всему на долю Вилли выпали новые неприятности. Когда-то капитанский любимчик, он внезапно превратился в козла отпущения в кают-компании. Перемена, похоже, произошла сразу же после инцидента со «Стэнфилдом» у Сайпана. До этого главной мишенью для Квига служил Кифер, но затем команда заметила, что капитан уделяет все более пристальное внимание лейтенанту Кейту. Как-то за обедом Кифер торжественно преподнес Вилли картонную голову козла, вырезанную из рекламы пива. Передача фамильной реликвии «Кайна» сопровождалась всеобщим весельем, так что пришлось улыбнуться и Вилли. По меньшей мере дважды в день из динамиков громкой связи по всему кораблю разносилось: «Мистер Кейт, зайдите в каюту капитана». И редко Вилли удавалось поспать несколько часов между вахтами, потому что едва он ложился, рядом появлялся вестовой: «Кэп’н хочет поговорить с вами, саа».
При этих встречах Квиг жаловался на медленную кодировку, на задержку почты, на исправления в документах, на запах кофе, идущий из радиорубки, на ошибку сигнальщика при приеме сообщения, суть жалобы не имела значения. Глухая ненависть к Квигу поднималась в Вилли. Ненависть, не имеющая ничего общего с тем мальчишечьим раздражением, которое вызывал у него капитан Де Врисс. Такую ненависть испытывает муж к больной жене, выношенную, основательную, обусловленную неразрывной связью с вызывающей отвращение личностью и существующую не в самооправдание, а как тайный лучик, доставляющий радость в беспросветной тьме.
Благодаря этой ненависти Вилли достиг невероятного совершенства и аккуратности в работе. Подразнить капитана, предугадать жалобу и не дать ему раскрыть рот стало единственной радостью офицера-связиста. Но в его обороне оставалась постоянная брешь: Дьюсели. Когда капитан победно выговаривал Вилли за ошибку или пропуск в документе, след чуть ли не всегда вел к его помощнику. Вилли перепробовал все: ярость, презрение, мольбу, даже разнос в присутствии Марика. Сначала Дьюсели, краснея, давал обещания исправиться. Но оставался таким же рассеянным, как и раньше. И в конце концов смирился с тем, что толку от него нет и не будет, так что у Вилли не было выхода, кроме как доложить Квигу о служебном несоответствии энсина с последующим военным судом и увольнением. Но Вилли из гордости никогда, ни словом, ни намеком, не жаловался капитану на своего помощника. Безупречная служебная характеристика Дьюсели выглядела в его глазах местью Квигу.
Август тянулся и тянулся, пока незаметно не перешел в сентябрь, который «Кайн» встретил на пути с Кваджалейна к Эниветоку в компании десяти едва ползущих зеленых ПДК.
В первые две недели сентября напряжение нарастало, офицеров охватило ожидание перемен. Минуло двенадцать месяцев с тех пор, как Квиг появился на «Кайне», и они знали, что редко кто из капитанов оставался на одном корабле больше года. Вилли стал чаще заглядывать в радиорубку и просматривать «оповещения по флоту», выползающие из пишущей машинки радиста, но приказ о переводе Квига не поступал. Нетерпение проявлял и сам капитан. Несколько раз Вилли сталкивался с ним в радиорубке.
Но не зря говорят, что чайник, за которым следят, никогда не закипает. Долгожданного приказа так и не было. Неопределенность усиливала раздражение офицеров, а через них оно передавалось и команде. Чудачества, плоды скуки и одиночества, пышно расцвели на «Кайне». Матросы отращивали бороды необычной формы, выдумывали прически, выстригая волосы в форме сердец, крестов или звезд. Пейнтер поймал на Кваджалейне краба величиной с пирожок с одной огромной многоцветной клешней. Он притащил краба на корабль и держал в своей каюте, выгуливая его каждый вечер на поводке, словно собаку. Это уродливое создание он назвал Хейфицем. Пейнтер и Кифер вдрызг разругались — краб, удрав, заполз в каюту писателя, когда тот сидел за столом, и ухватил его за палец ноги большой клешней. Вопящий от боли Кифер влетел в кают-компанию. Он попытался казнить Хейфица с помощью абордажной корабельной сабли, но Пейнтер грудью защитил краба от разъяренного голого Кифера. Потом они еще долго злились друг на друга.
Энсин Дьюсели сходил с ума по-своему — он страстно влюбился в манекенщицу с рекламы корсетов в журнале «Нью-Йоркер». Для Вилли эта безымянная девица ничем не отличалась от тысяч других, которых он видел в журналах: те же изогнутые брови, большие глаза, высокие скулы, рот бантиком, разумеется превосходная фигура и негодующе-изумленный взгляд, будто его обладательнице только что предложили подержать в руках медузу. Но Дьюсели клялся, что именно эту женщину он искал всю жизнь. Он писал в журнал и в фирму по изготовлению корсетов, спрашивал ее имя и адрес, писал своим друзьям, работающим в трех рекламных агентствах Нью-Йорка, умоляя отыскать эту манекенщицу. Если качество его работы раньше составляло двадцать пять процентов от нормы, то теперь оно упало до нуля. День и ночь он лежал на койке, вздыхал и любовался рекламой корсетов.
С тяжелым чувством наблюдал Вилли за происходящим. В такую же историю попадали герои прочитанных им романов о длительных морских путешествиях, и он не видел ничего хорошего в том, что теперь эти классические симптомы проявились у его товарищей по плаванию. Но и ему не удалось избежать всеобщей заразы. Как-то на вахте, прихлебывая кофе из большой фаянсовой кружки, Вилли подумал, что на ней не хватает элегантной монограммы. В самой мысли не было ничего необычного, в отличие от реакции Вилли. В несколько минут кружка с монограммой стала для него самой желанной вещью на свете. Он не мог управлять кораблем, потому что думал только о кружке, она стояла у него перед глазами. Сдав вахту, Вилли поспешил в корабельную мастерскую, взял маленький напильник и провел несколько часов, с точностью и осторожностью ювелира гравируя на фаянсе буквы «В» и «К». Он пропустил обед и даже не заметил наступления ночи. Выгравированные буквы он заполнил синей краской и поставил кружку сохнуть на полку, обложив ее носками и бельем. Когда Вилли разбудили в четыре утра — начиналась его вахта, — он прежде всего подумал о кружке. Снял ее с полки и долго не мог оторвать глаз от своих инициалов, словно девушка от любовного письма. На вахту он опоздал на десять минут и получил нагоняй от Кифера. Следующим днем Вилли принес кружку на мостик, небрежно протянул ее сигнальщику Урбану и попросил налить кофе. Завистливо-восхищенные взгляды матросов доставили Вилли истинное наслаждение.
Наутро, вновь появившись на мостике со своей изумительной кружкой, он пришел в ярость, увидев, что Урбан пьет кофе из кружки с монограммой «ЛУ». Поступок сигнальщика Вилли воспринял как личное оскорбление. Но скоро заметил, что его идея, как вихрь, пронеслась по «Кайну». Младший боцман Уинстон выгравировал свои инициалы староанглийским шрифтом с геральдическими завитушками. Монограмма Вилли не шла с ними ни в какое сравнение. В ту же ночь он выбросил свою кружку за борт.
В нескончаемом кошмаре тех месяцев Вилли провел сотни, а то и тысячи часов, грезя о Мэй Уинн, глядя на ее фотографию, читая и перечитывая ее письма. Только она связывала его с прошлым. Жизнь на гражданке казалась Вилли благоухающим, покрытым глянцем вымыслом, этаким голливудским фильмом о высшем свете. Реальностью же стал тральщик, переваливающийся с волны на волну, обтрепанная форма, бинокль и постоянные придирки капитана. Он писал девушке страстные письма, лишь невероятным усилием воли удерживаясь от того, чтобы не сделать ей предложение. Чувство вины и неловкости охватывало Вилли, когда он отправлял эти письма, ибо со временем он все с большей ясностью осознавал, что не женится на Мэй. Если уж ему суждено вернуться живым, думал Вилли, он захочет покоя и безбедной жизни, но не нелепого брачного союза с вульгарной певичкой. Об этом твердил ему здравый смысл, но Вилли не мог рассуждать здраво, пребывая в царстве романтических фантазий, куда он ускользал на долгие часы, чтобы обмануть скуку и заглушить обиду от капитанских придирок. Он знал, что его письма уклончивы и противоречивы, но отправлял их такими как есть. В ответ, в редкие встречи тральщика с почтовым отделением флота, он получал кипы теплых писем от Мэй, которые возбуждали и тревожили его. В письмах она отдавалась ему вся, без остатка, и, следуя его молчаливому желанию, обходила вопрос о женитьбе. В этом странном бумажном романе Вилли все больше привязывался к Мэй, одновременно осознавая, что неискренен по отношению к девушке. Но мир грез помогал забыть горечь повседневности. Вилли боялся разрушить его и продолжал посылать пылкие и бесцельные любовные письма.
25. Медаль Роланда Кифера
Первого октября, все еще под командованием капитана Квига, старый тральщик вошел в атолл Улити, разомкнутое кольцо островков и рифов с зеленой лагуной посередине, на полпути между Гуамом и недавно захваченными островами Палау, ничем не отличающийся от других атоллов Тихого океана. Пока капитан маневрировал, заводя корабль на якорное место, Вилли позевывал на правом крыле мостика. Чья-то рука легла ему на плечо. Он обернулся.
— Вилли, дорогой, — Кифер указал направо, — посмотри туда и скажи, что у меня галлюцинации.
В тысяче ярдов от «Кайна» стоял на якоре ТДК в коричнево-зеленом тропическом камуфляже. Рядом, ошвартованные к открытой рампе у носа, покачивались три шестидесятитонные баржи-мишени.
— О Боже, нет, — простонал Вилли.
— Так что ты видишь? — настаивал Кифер.
— Баржи-мишени. Так вот почему нас загнали в эту дыру.
«Кайн» получил приказ на всех парах идти из Эниветока к Улити, и причина такой спешки шумно обсуждалась в кают-компании.
— Я иду вниз, чтобы броситься на свой меч, — заявил писатель.
Старый, видавший виды «Кайн» вернулся к привычной работе, буксируя мишени в открытом море для проведения учебных стрельб флота. День за днем, на заре, «Кайн» выходил из пролива с баржей-мишенью и возвращался назад лишь в лиловых сумерках. Новое задание удручающе подействовало на Квига. Поначалу он стал еще раздражительнее и сварливее, чем раньше. Рубка дрожала от его воплей и проклятий. Потом он впал в коматозное состояние. Передал командование Марику, даже при поднятии якоря и маневрировании при заходе в лагуну по вечерам. Иногда, в туман или дождь, Квиг выходил все же на мостик и брал командование на себя. В основном же он день и ночь лежал на койке, составлял картинку-головоломку или просто смотрел в потолок.
«Лично. Лейтенантам Киферу и Кейту. Приветствую вас, тральщики. Как насчет того, чтобы заглянуть ко мне сегодня вечером. Я дежурю по кораблю. Роланд».
«Кайн» вернулся на Улити на закате и получил это световое сообщение с авианосца, стоящего на другой стороне лагуны, одного из тех, что пришли днем и теперь занимали всю северную половину якорной стоянки. Их удлиненные корпуса чернели на фоне багряного неба. Вилли, стоящий на вахте, послал младшего боцмана за Кифером. Писатель появился в рубке, когда якорь «Кайна» плюхнулся в воду.
— Что этот счастливый клоун делает на «Монтауке»? — спросил Кифер, разглядывая авианосцы в бинокль. — По моим сведениям, он служил на «Беллью Вуд».
— Когда это было?
— Не знаю. Пять-шесть месяцев тому назад. Он мне не пишет.
— Похоже, он порхает с авианосца на авианосец.
Кифер усмехнулся. Вечерний бриз ерошил его жидкие черные волосы.
— Я почти поверил, что Управление личного состава сознательно и систематически оскорбляет меня. Я направил им тринадцать запросов с просьбой перевести меня на авианосец… Вот так-то. Рискнем ответить, не беспокоя Квига? Он-то все равно не разрешит, так что нечего и спрашивать. Я с удовольствием посещу пещеру чудес. О Господи, я виделся с Ролло в Пёрл год тому назад.
— Похоже, что так. А кажется, так давно.
— Еще бы. У меня такое впечатление, что этот круиз под командой Квига тянется так же долго, как эпоха Возрождения. Ну, будем надеяться, что сегодня он не жаждет крови.
Квиг лежал на койке и листал старый номер «Эсквайра».
— Подожди, Том, мне помнится, что к первому октября вы должны были провести инвентаризацию секретных документов. Вы с этим закончили?
— Нет, сэр. Как вам известно, мы каждый день выходили в море и…
— Но по вечерам-то мы стояли на якоре. Позволю заметить, что за это время вы успели написать немало страниц вашего романа.
— Сэр, я обещаю провести инвентаризацию сегодня ночью, как только вернусь, даже если мне не придется лечь спать…
Квиг покачал головой.
— Я следую своим правилам, Том, и выработаны они в результате долгих наблюдений за поведением людей. Более того, у меня мягкое сердце, хотя, возможно, вы придерживаетесь иного мнения, и, однажды сделав исключение, я не смогу остановиться, и вся моя система рухнет, как карточный домик. Что бы вы ни думали о моем стиле командования кораблем, на «Кайне» поддерживается полный порядок, и я еще не допустил ни одной ошибки. Я ничего не имею против вас лично, но, к сожалению, не могу отпустить с корабля до тех пор, пока не получу докладной о завершении инвентаризации.
Кифер и Вилли всю ночь составляли список секретных документов под аккомпанемент ругательств артиллериста. Квиг так и не разрешил ему передать Вилли учет поступающей секретной документации. В Пёрл-Харборе капитан велел Киферу забрать книгу учета у Вилли вроде бы на неделю или две, пока тот не войдет в курс дела. А потом, месяц за месяцем, тянул с передачей учета офицеру по связи.
— Я уже отказался от мысли убедить этого лунатика снять меня с крючка, — бубнил Кифер. — Я понял, что он никогда не откажется от вожделенного для него момента, когда я должен о чем-то его просить. Он будет относиться ко мне, как к библиотекарю «Кайна», даже если я дослужусь до адмирала, при условии, конечно, что он будет старше меня по званию. Это же классический психопат. Анализ его психики вошел бы во все учебники, — он ворчал и ворчал, Вилли изредка вставлял сочувственную фразу, чтобы скрыть улыбку или подавить смех, ибо происходящее в немалой степени забавляло его.
Следующим утром Кифер принес докладную о проведенной инвентаризации и с виноватой улыбкой протянул ее капитану.
— Прошу разрешения взять катер для визита на «Монтаук», сэр.
— Разрешаю. Спасибо, Том. — Квиг небрежно просмотрел докладную. — Хорошего вам отдыха.
— Вилли Кейт хотел бы сопровождать меня, сэр.
Капитан нахмурился.
— А почему он сам не обратился ко мне… Ладно, я рад, что не придется лишний раз видеть его глупую физиономию. Заодно он сможет забрать там расшифровки приказов, с которыми вечно запаздывает.
Когда Кифер вышел на шкафут, его уже ждал опечаленный Вилли.
— Том, авианосцы уходят…
— О Боже, нет…
— Два из них уже снялись с якоря. «Монтаук» еще стоит.
— Давай посмотрим. — Романист взбежал по трапу на мостик и, насупившись, застыл у фальшборта. Четыре авианосца направлялись к «Кайну».
— Может, они переходят на южную стоянку, — робко предположил Вилли.
Кифер не ответил.
Возвышаясь над их головами, первый авианосец, громада серого металла, прошел в сотне ярдов от «Кайна». Тральщик закачался на поднятых им волнах.
— Пошли на верхний мостик, — решил Кифер.
Несмотря на раннее время, часы показывали только восемь утра, солнце уже раскалило не защищенный навесом мостик. Кифер прищурился. Семь авианосцев медленно двигались в кильватер друг другу, рассекая сверкающую под яркими лучами воду. «Монтаук» шел шестым. Выйдя из канала, первый авианосец повернул налево и лег курсом в открытое море.
— Южная стоянка в другой стороне, — с горечью бросил Кифер.
— Они не задерживаются подолгу, — вздохнул Вилли. Хотя от него ничего не зависело, он чувствовал себя виноватым в том, что Киферу не удалось повидаться с братом. Несколько минут офицеры молча наблюдали за движением кораблей.
— Наверное, идут на Филиппины. — Кифер пожевал нижнюю губу. — Упреждающий удар. А может, должны встретиться с транспортами. Такие вот дела, Вилли. Наступление по всему фронту.
— Знаешь, Том, я не против того, чтобы оставаться здесь и буксировать баржи-мишени. Я как Рузвельт. Ненавижу войну.
Еще два авианосца проследовали мимо. «Кайн» поднимался и опускался на волнах, натягивая якорную цепь.
— А мне так хотелось служить на авианосце. — Кифер с завистью оглядывал самолеты, сгрудившиеся на носовой части «Арнольда Бея». Мимо проплыл четвертый авианосец, за ним — пятый.
— Кажется, я его вижу, — воскликнул Вилли. — Смотри, там, на ангарной палубе, сразу за клюзом. Да, это он. Машет мегафоном.
Кифер кивнул. Снял зеленый мегафон с кронштейна на фальшборте и поднял его над головой. Когда «Монтаук» сблизился с «Кайном», Вилли навел бинокль на Роланда Кифера. Его сосед по комнате в училище, в лиловой бейсбольной шапочке на голове, как и прежде, добродушно улыбался, но лицо его заметно осунулось. Он стал еще больше походить на брата. С первого взгляда Вилли показалось, что на ангарной палубе стоит сам Том Кифер.
Роланд что-то крикнул, но шум бурлящей между бортами кораблей воды заглушил слова.
— Громче, громче, — проорал Кифер и приставил рупор к уху. Роланд находился теперь в двадцати ярдах прямо над ними.
— …удачи… — донеслось до Вилли. — …В следующий раз наверняка… Шинола… Счастливо, Том.
— Удачи тебе, Роланд! — проревел Кифер. — Расскажешь о войне, когда увидимся!
Роланд рассмеялся и кивнул. Авианосец удалялся с каждой секундой. Роланд крикнул что-то еще, но они разобрали только одно слово: «…брат…»
«Монтаук» вошел в пролив Мугаи и, набирая скорость, последовал за ушедшими вперед кораблями.
Жители Соединенных Штатов знали о великом сражении в заливе Лейте больше, чем участвующие в нем матросы, и гораздо больше, чем экипаж прозябающего на Улити «Кайна». До старого тральщика отзвуки битвы долетали в виде зашифрованных радиограмм, главным образом депеш о поврежденных кораблях, пересыпанных странными названиями: Суригао, Самар, Бернардино. Утром 26 октября, когда Вилли кодировал очередную радиограмму, ему бросилось в глаза название «Монтаук». Какое-то время он продолжал работу, а затем, потемнев лицом, отнес не до конца расшифрованное сообщение Киферу. Писатель сидел за столом и красивым карандашом правил рукопись.
— Привет, Вилли. Как идут дела?
Вилли протянул ему депешу.
— «Монтаук»? — Кифер сразу все понял.
— Четвертый абзац.
Артиллерист покачал головой, посмотрел на Вилли, пожал плечами, усмехнулся.
— Мой брат — счастливчик, Вилли. Можешь не волноваться, с ним ничего не случилось. Возможно, конгресс наградит его Орденом почета[27]. Роланд неуничтожим.
— Надеюсь, что с ним все в порядке.
— Ты же знаешь об автокатастрофе, в которую он попал? Четверо погибли, а он лишь растянул связки ноги. Наши судьбы предопределены. Ему выпал счастливый билет.
— Через пару дней мы все узнаем, Том. Они возвращаются сюда.
— Камикадзе, а? Господи, им действительно не повезло…
— Как продвигается роман, Том? — спросил Вилли.
Кифер отодвинул рукопись.
— Так себе. Старина Желтопятный сумел-таки замедлить прогресс американской литературы. За год я написал меньше, чем за два месяца при Де Вриссе.
— Когда я смогу почитать его?
— В ближайшем будущем. — Такой же неопределенный ответ Вилли получал и раньше.
Двумя днями позже, ближе к вечеру, Кифер пил кофе в кают-компании, когда зазвонил телефон.
— Том, это Вилли. Я на мостике, «Монтаук» входит.
— Сейчас иду. Как он?
— Весь разбит.
Кифер поднялся на мостик с бланком сигнального сообщения, подписанным Квигом.
— Пусть кто-нибудь из мальчиков передаст его, Вилли. Босс разрешил.
Энгстренд просемафорил «Монтауку», заходившему на якорную стоянку. Тут же с почерневшего от гари мостика авианосца поступил ответ:
«Шлюпка подойдет к „Кайну“, как только мы станем на якорь».
Кифер повернулся к Вилли.
— Что это значит? — раздраженно спросил он.
— Том, у них же все кувырком. Не надо волноваться.
Увидев вельбот, отваливший от авианосца и направляющийся к тральщику, офицеры спустились с мостика и подошли к трапу.
— Вон он, на корме, — Кифер разглядывал вельбот в бинокль. — Потерял свою адмиральскую фуражку, и все, — он передал бинокль Вилли. — Он же, не так ли?
— Конечно, он, Том. — Офицер на корме ничем не напоминал Роланда. Низкорослый, сутуловатый и, как показалось Вилли, с усами.
— Это не Роланд, — минуту спустя признал Кифер.
Подошел Хардинг, дежурный по кораблю Трое офицеров молча ждали. Вельбот с «Монтаука» замер у борта. Юный, испуганный энсин со светлыми усиками поднялся по трапу. На левой руке у него была толстая повязка, сквозь которую проступали желтые пятна. Он представился как энсин Уайтли.
— Так где мой брат? — спросил романист.
— О, вы — лейтенант Кифер, — повернулся к нему вновь прибывший. — Ну, сэр, — он взглянул на остальных, вновь на Кифера. — Сэр, к сожалению, я должен сообщить вам печальную весть. Вчера ваш брат умер от ожогов. Мы похоронили его в море.
Кифер кивнул, его лицо осталось бесстрастным.
— Пойдемте вниз, мистер Уайтли, вы расскажете нам обо всем. Это Кейт, давний друг Ролло.
В кают-компании он настоял на том, чтобы разлить кофе, хотя Вилли пытался отобрать у него кофейник.
— Позвольте сказать вам, мистер Кифер, ваш брат спас «Монтаук». — Уайтли нервным глотком выпил половину чашки. — Он получит Военно-морской крест[28]. Его фамилии уже внесена в список. Я понимаю, это ничего не значит… Я хочу сказать, для вас и вашей семьи, по сравнению с утратой… но, все равно, он его заслужил…
— Отец будет гордиться его наградой, — устало ответил Кифер. — Что же случилось?
И энсин Уайтли рассказал о внезапной встрече эскорта авианосцев адмирала Спрэгью с главными силами японского флота около острова Самар, о хаосе тропических ливней и дымовых завес. Ход сражения он изложил путано, отрывочно, но рассказ о спасении «Монтаука» получился у него вполне связным.
— От прямых попаданий снарядов загорелись корма. Хуже того, был разрушен запасной командный пункт и погиб старпом, а обычно он руководил тушением пожаров, на учениях, знаете ли. Чертовски толковый мужик. Коммандер Гривзе. Ну, Роланд командовал дивизионом живучести, и он взялся за дело. На ангарной палубе загорелся бензин, но Роланд успел сбросить за борт торпеды и бомбы. Он сохранял хладнокровие, и пожарные команды уверенно наступали на огонь. Казалось, худшее уже позади. Остался один очаг пожара, посередине корабля, с левого борта, на ангарной палубе. И тут этот чертов камикадзе прорвался сквозь дымовую завесу и дождь и врезался и рубку. Самолет, похоже, был набит взрывчаткой, потому что разверзся ад. Ужасный взрыв, всюду огонь, ревущее пламя, корабль, кренящийся на правый борт. С мостиком связаться невозможно, командир погиб, все смешалось, люди метались, как муравьи, а некоторые даже попрыгали за борт. Я руководил аварийной командой левого борта, поэтому и остался жив. Основной удар пришелся на правый борт. Система громкой связи тоже вышла из строя, потому что порвались силовые кабели. Корабль крутился, распугивая эсминцы охранения, везде огонь, дым, да еще заревела сирена газовой атаки, без всякой на то причины, о Господи…
— Ну, Роланд и тут не сплоховал. На ангарной палубе с левого борта был аварийный бензиновый генератор системы связи. Роланд запустил его и начал руководить борьбой с огнем через громкоговорители. По его приказу затопили погреба боеприпасов, включили все спринклеры, углекислые огнетушители и все такое, потом к нему по безбатареечному телефону пробились из отделения рулевой машины и доложили, что не получают никаких приказов, поэтому Роланд взял на себя управление кораблем, отдавая команды через те же громкоговорители, выбегая на продольный переходной мостик, чтобы посмотреть, что делается впереди.
— Там его и накрыл горящий обломок, свалившийся неизвестно откуда. Никто так и не знает, что на него упало. Роланда придавило к палубе. Затем матросы вызволили его, сбросив обломок за борт, но ему крепко досталось. Он, однако, продолжал руководить тушением пожара и управлять кораблем. Двое матросов поддерживали его, перевязывали, давали морфий…
— А потом появился командир авиационной части, лейтенант-коммандер Вольк. В момент атаки камикадзе он находился в рубке и чудом остался жив. Его контузило, но он был в лучшем состоянии, чем Роланд, и старше по званию, так что он взял командование на себя, а Роланд потерял сознание, и его унесли в лазарет. К тому времени он уже распределил людей, и каждый занимался привычным делом, как на учениях, поэтому мы и спасли корабль. Так что коммандер Вольк представил его к Военно-морскому кресту, и Роланда обязательно наградят.
— Вы видели его после этого? — Глаза Кифера покраснели.
— Конечно. Я просидел рядом с ним не один час. Видите ли, я принял командование его дивизионом, и он рассказывал мне, что надо делать, говоря сквозь дыру в повязке на лице. Он был слаб, но бодр. Заставил меня прочитать рапорт о повреждениях и подсказал, что нужно исправить. Доктор говорил, что не теряет надежды на спасение. Но началось воспаление легких и… Он просил меня повидать вас, если… — Уайтли помолчал, взял со стола фуражку. — Он умер во сне. Не мучился. Морфий…
— Благодарю. — Кифер встал. — Я ценю ваше участие.
— Я… я привез его вещи… — Уайтли тоже поднялся. — Их немного. Если вы хотите оставить их у себя…
— Я думаю, лучше отправить их матери, — ответил Кифер. — Она тоже ближайшая родственница, не так ли?
Уайтли кивнул. Романист протянул руку, и юный офицер с «Монтаука» пожал ее. Разгладил указательным пальцем усы.
— Мне очень жаль, мистер Кифер. Он был отличным парнем…
— Благодарю, мистер Уайтли. Позвольте проводить вас до трапа.
Вилли сидел, уставившись в переборку, перед его мысленным взором бушевал пожар на «Монтауке». Спустя несколько минут вернулся Кифер.
— Том, — Вилли встал, едва открылась дверь, — я понимаю, как тебе тяжело…
Уголок рта у Кифера дернулся.
— Ролло держался хорошо, не так ли?
— Чертовски хорошо.
— Дай мне сигарету. Тут поневоле задумаешься. Может, военная подготовка что-то да значит, Вилли? Мог бы ты сделать то же, что и он?
— Нет. Я одним из первых бросился бы за борт, сразу же после взрыва самолета. Ролло и в училище был одним из лучших. Ему там нравилось.
Кифер глубоко затянулся.
— Не знаю, как бы я поступил на его месте. Решения в таких случаях принимаются подсознательно. Человеком руководит инстинкт. У Ролло были хорошие инстинкты. А проверить это можно лишь в экстремальной ситуации… Ладно. — Он повернулся, чтобы уйти в свою каюту. — Не зря мне хотелось повидаться с ним.
Вилли коснулся его руки.
— Я сочувствую тебе, Том. Очень жаль Роланда.
Писатель помолчал. Потер глаза.
— Мы не были близки, знаешь ли. Жили в разных городах. Но он мне нравился. В колледже мы могли бы узнать друг друга лучше… но мне казалось, что он глуповат. Отец больше любил Ролло. Возможно, он смотрел глубже. — И Кифер ушел к себе, задернув занавеску.
Вилли поднялся на полубак и не меньше часа мерял его шагами, поглядывая на искореженный корпус «Монтаука». Село ярко-красное солнце, холодный бриз поднял легкую волну. А Вилли все пытался представить себе озорного, сыплющего ругательствами ленивого, толстого Роланда Кифера в геройской роли, сыгранной им у острова Лейте. И не мог. Одинокая звезда засветилась над пальмами Улити, вслед за ней из-за горизонта всплыл узенький серпик луны. Вилли подумал, что Роланд Кифер уже никогда этого не увидит, и немного всплакнул.
Вилли сдал вахту в полночь и плюхнулся на койку. Ему снилась Мэй Уинн, когда чья-то рука грубо встряхнула его. Вилли застонал, уткнувшись лицом в подушку.
— Вам нужен Дьюсели. Он на другой койке. Я только что с вахты.
— Мне нужны вы, — раздался над ухом голос Квига. — Вставайте!
Вилли, голый, выпрыгнул из постели.
— Да, капитан.
Квиг держал в руке радиограмму.
— Депеша Управления личного состава. Поступила две минуты тому назад. — Вилли потянулся за одеждой. — Потом оденетесь, в кают-компании не холодно. Надо поскорее раскодировать ее.
Кожаная обивка стула холодила голые ноги Вилли. Квиг стоял над ним, наблюдая, как буквы одна за другой появлялись из кодировочной машины. Сообщение было коротким.
«О переводе энсина Альфреда Питера Дьюсели. Прибыть самолетом в Управление личного состава, Вашингтон, за новым назначением. Категория срочности четыре».
— Это все? — прохрипел капитан.
— Так точно, сэр.
— Сколько служит у нас Дьюсели?
— С января, сэр… Девять, десять месяцев.
— Черт, значит у нас остается семь офицеров. Они там, похоже, свихнулись.
— К нам направляются два новых офицера, сэр. Фаррингтон и Воулз. Если они доберутся до нас, сэр.
— Мистер Дьюсели может и подождать, пока они не прибудут. Наверное, я перестарался с его служебной характеристикой.
Капитан направился к трапу на палубу.
— Его матери принадлежит судоверфь, сэр, — бросил вслед Вилли.
— Судоверфь, значит? — И Квиг вышел, громко хлопнув дверью.
26. Галлон клубники
«У меня Желтопятная грусть,
Старины Желтопятного грусть,
Если где-то вдруг выстрел гремит,
Там меня ты уже не найдешь,
У меня Желтопятная грусть…»
Вилли Кейт играл на вконец расстроенном пианино в офицерском баре на острове Могмог, восстанавливая былой дар импровизации. Он прилично выпил, так же как и Кифер, Хардинг и Пейнтер, сгрудившиеся вокруг него с высокими бокалами в руках, то смеющиеся, то подпевающие.
— Следующий куплет мой, — воскликнул артиллерист.
И завернул такое, что Вилли от смеха свалился со стула. Пейнтер наклонился, чтобы помочь ему встать, и выплеснул на него содержимое бокала. Громовые раскаты хохота офицеров с «Кайна» привлекли взгляды других, не столь разгулявшихся посетителей бара.
Подошел Йоргенсен в обнимку с высоким, располневшим энсином, с выступающими вперед зубами, в веснушках, похожим на школьника-переростка.
— Друзья, любит ли кто из вас мороженое с клубникой? — ухмыльнулся Йоргенсен. Пьяный рев подтвердил, что от клубники никто бы не отказался. — Это хорошо, — продолжал Йоргенсен, — потому бы не отказался. — Это хорошо, — продолжил Йоргенсен, — потому что перед вами мой бывший сосед по комнате в Эббот-Холл Бобби Пинкни, и знаете, где он служит помощником командира дивизиона живучести? На старом добром корабле ВМС США «Бридж», где жратвы, хоть…
Офицеры «Кайна» бросились пожимать руку Пинкни. Тот улыбался всеми тридцатью двумя зубами.
— Ну, так уж получилось, что в столовую нашей кают-компании принесли из морозильника пять галлонов клубники, и я знаю, как нелегко живется вам, парни, на этих «четырехтрубниках». Я сейчас казначей кают-компании, так что… в любой момент, когда Джорджи или кто-то из вас заглянет ко мне, завтра или послезавтра…
Кифер взглянул на часы.
— Вилли, вызывай катер. Мы идем за клубникой.
— Есть, сэр. — После нескольких бравурных тактов Вилли захлопнул крышку пианино и выскочил из бара.
В кают-компании офицеры быстро смолотили обед, с нетерпением ожидая десерта. Наконец вестовые торжественно внесли вазочки с мороженым и розово-красной клубникой. Первую порцию проглотили мгновенно и потребовали вторую. Внезапно в кают-компанию вошел Квиг в купальном халате. Разговоры и смех разом стихли, и в молчании офицеры, один за другим, встали.
— Сидите, сидите, — добродушно улыбнулся капитан. — Кого я должен поблагодарить за клубнику? Уиттекер только что принес мне целую тарелку.
— Йоргенсен добыл ее на «Бридже», сэр, — ответил Марик.
— Отлично, Йоргенсен, отлично. Сколько у нас клубники?
— Галлон, сэр.
— Целый галлон? Превосходно. Побольше бы такой деловой сметки. Скажите Уиттекеру, что я хочу еще одну порцию, и побольше клубники.
Капитан вновь и вновь посылал за добавкой, последний раз в одиннадцать часов, когда офицеры уже сидели тесной компанией, обмениваясь впечатлениями о девушках, курили и пили кофе. В тот вечер, впервые за много недель, Вилли улегся спать в прекрасном расположении духа.
Его трясли, трясли, трясли…
— В чем дело? — пробормотал он, приоткрыв глаза. Над ним стоял Йоргенсен. — У меня нет вахты…
— Собрание всех офицеров в кают-компании, немедленно. — Йоргенсен повернулся к другой койке. — Дьюсели, просыпайся.
Вилли посмотрел на часы.
— Святый Боже, три часа утра. О чем собрание?
— Клубника, — ответил Йоргенсен. — Поднимайся, Дьюсели. А я пойду будить остальных.
Офицеры сползались в кают-компанию, полуодетые, с всклокоченными волосами, заспанными физиономиями. Квиг сидел во главе стола, все в том же халате, по привычке уставившись в никуда, перекатывая шарики в руке. Он никак не отреагировал на приход Вилли. Следом появился Дьюсели, Йоргенсен, наконец Хардинг, в поясе дежурного по кораблю.
— Все в сборе, сэр, — тихим вкрадчивым тоном доложил Йоргенсен.
Квиг молчал. Лишь постукивали перекатываемые шарики. Минута шла за минутой. Открылась дверь, и вошел буфетчик Уиттекер с жестяной банкой в руках. Когда он сел, Вилли заметил, что банка наполнена песком. Глаза негра округлились от страха, по впалым щекам катился пот, он то и дело облизывал пересохшие губы.
— Ты уверен, что в этой банке галлон? — спросил Квиг.
— Да, саа. Ровно галлон, саа.
— Ладно. Карандаш и бумагу, пожалуйста. — Йоргенсен вскочил и подал капитану ручку и блокнот. — Мистер Марик, сколько порций мороженого с клубникой вы съели вечером?
— Две, сэр.
— Мистер Кифер?
— Три, капитан.
Квиг опросил всех офицеров, записывая на листок их ответы.
— Теперь ты, Уиттекер. Твои люди ели клубнику?
— Да, саа. По одной порции, саа. Миста Йоргенсен разрешил, саа.
— Я разрешил, сэр, — подтвердил Йоргенсен.
— По одной порции каждый. Ты в этом уверен? — Квиг прищурился. — Это официальное расследование, Уиттекер. Наказание за ложь — увольнение со службы и, быть может, годы в арестантской.
— Чтобы мне умереть, саа. Я сам накладывал им клубнику, кэп’н, а то, что осталось, запер. По одной порции, саа, я клянусь.
— Ладно. Прибавим три порции. И я съел четыре, — капитан что-то бормотал себе под нос, подводя итог. — Уиттекер, принеси супницу и ложку, которой ты накладывал клубнику.
— Есть, саа. — Негр метнулся в кладовую и принес требуемые предметы.
— А теперь насыпь в супницу количество песка, равное количеству клубники, которое ты клал в каждую порцию мороженого.
Уиттекер уставился на банку с песком, супницу и ложку, словно перед ним лежали составные части бомбы, которые, собранные воедино, могли бы разорвать его на куски.
— Саа, я не помню точно.
— Сыпь с запасом, не стесняйся.
С неохотой негр набрал ложку с верхом песку и высыпал его в супницу.
— Передай супницу по кругу. Посмотрите, господа… Значит, так. Вы, надеюсь, согласны, что количество песка по объему соответствует количеству клубники, которое вы получали с каждой порцией мороженого? Прекрасно. Уиттекер, повтори то же самое двадцать четыре раза. — Песок убывал из банки и прибавлялся в супнице. Вилли потер глаза, чтобы отогнать сон. — Ладно. Добавь еще три ложки… Достаточно. Мистер Марик, возьмите банку и посмотрите, сколько осталось песка?
Марик заглянул в банку.
— С кварту или чуть меньше.
— Ладно. — Капитан неторопливо закурил. — Господи, за десять минут до того, как собрать вас в кают-компании, я попросил принести мне мороженого с клубникой. Уиттекер принес мне только мороженое, заявив, что клубники больше нет. Может, кто-нибудь из вас объяснит, куда подевалась кварта клубники? — Офицеры молча переглянулись. — Ладно. — Капитан встал. — Я представляю себе, что произошло. Однако, господа, вам поручено поддерживать порядок на этом корабле и пресекать такие преступления, как разграбление запасов кают-компании. Вы все включены в комиссию по расследованию, председателем будет Марик. Ваша задача — немедленно разобраться, почему исчезла клубника.
— Вы хотите сказать, утром? — подал голос Марик.
— Я сказал немедленно, мистер Марик. Сейчас, по моим часам, не утро, а три сорок семь. Если вы ничего не выясните до восьми часов, придется мне самому взяться за дело, отметив для занесения в служебную аттестацию, что ваша комиссия не справилась с поставленной задачей.
После ухода капитана Марик приступил к допросу Уиттекера. Какое-то время спустя он послал за вестовыми. Трое юношей-негров стояли бок о бок, почтительно отвечая на вопросы офицеров. По их словам, в контейнере, который в половине двенадцатого поставили в морозильник, кто именно поставил, они не помнили, оставалась клубника, немного, но оставалась. Уиттекер сразу же запер морозильник на ключ. В три часа ночи буфетчика разбудил дежурный по кораблю. Капитан решил подкрепиться. Уиттекер открыл морозильник и увидел, что контейнер пуст, если не считать нескольких капель сока на дне. Офицеры допрашивали негров до зари, но ничего не добились. Наконец Марик отпустил вестовых и буфетчика.
— Я бы их не винил, — вмешался Хардинг. — Остатка все равно не хватило бы на всех.
— Не затыкай рот вестовому, — зевнул Вилли, — когда он разносит клубнику.
— Стив и я можем не волноваться из-за служебной аттестации. — Кифер уронил голову на лежащие на столе руки. — Дрожать надо вам, мелкой сошке. Один из нас все равно заменит Квига. Мы — старшие офицеры, как бы то ни было. Я могу обругать его прямо в лицо… что я практически сделал…
Дьюсели всхрапнул, откинувшись на спинку стула. Марик поморщился.
— Том, полагаю, ты напишешь заключение нашей комиссии, перед тем как лечь спать. Заседание я закрываю.
— Заключение будет на твоем столе через сто двадцать секунд. — Писатель, волоча ноги, вышел из кают-компании, и тут же застучала пишущая машинка.
Телефон в кают-компании зазвонил ровно в восемь часов утра. Квиг приглашал старпома к себе. Марик с грустным вздохом положил вилку с оладьей, допил кофе и вышел из-за стола. Офицеры подбадривали его.
— Операция «Клубника», второе действие.
— Напусти дыма.
— Не подставляйся.
— Если станет совсем худо, бросай красящий маркер.
— Кому сообщить из родственников?
Квиг восседал за столом, в форме, выбритый и напудренный. Перемену в облике капитана Марик расценил как дурной знак. Он положил перед Квигом подготовленный документ: «О пропаже клубники. Заключение комиссии по расследованию».
Квиг, катая шарики, внимательно прочел обе машинописные странички. И отодвинул их в сторону.
— Неудовлетворительно!
— Извините, капитан. Вестовые, возможно, врут, но вывести их на чистую воду не удается. У них все сходится…
— А если они говорят правду? Ваша комиссия рассмотрела такой вариант?
Марик почесал затылок, переминаясь с ноги на ногу.
— Сэр, это означало бы, что кто-то забрался в морозильник кают-компании. Во-первых, Уиттекер не показал, что замок пытались открыть…
— А вам не пришло в голову, что у кого-то на корабле есть дубликат ключа от морозильника?
— Нет, сэр?
— Почему же?
— Ну, дело в том, сэр, — мямлил Марик, — что замок я покупал сам. Ключей только два. У меня и у Уиттекера.
— А не стащил ли кто-нибудь ключ у Уиттекера, пока тот спал, и изготовил дубликат? Вы это учитывали?
— Сэр, я… Уиттекер должен был бы спать очень крепко, чтобы не заметить, как у него вытаскивают ключ. Думаю, такое невозможно.
— Думаете, значит? А вдруг он действительно спит как убитый? Вы его спросили?
— Нет, сэр…
— Почему же?
Старпом посмотрел в маленький иллюминатор. В нем виделся нос легкого крейсера «Каламазу». В сражении у острова Лейте в корабль врезался камикадзе. Нос сбился набок, вздыбились почерневшие от копоти листы палубы, торчал вырванный из гнезда вентилятор.
— Сэр, я полагаю, существуют различные версии, но у нас не было времени обдумать их прошлой ночью.
— Не было, значит? Но вы до сих пор занимаетесь этим?
— Кажется, в заключении отмечено, что я закрыл заседание комиссии в десять минут шестого.
— Вы могли бы узнать много интересного за те три часа, что провели на койках. Раз вы не предложили ничего вразумительного, я беру расследование на себя, как и обещал. Если я открою тайну исчезновения клубники, а я в этом не сомневаюсь, члены комиссии будут наказаны за то, что заставили командира выполнять их работу… Уиттекера ко мне!
Вслед за буфетчиком в каюте капитана побывали и вестовые. Вилли, дежуривший по кораблю, все утро наблюдал за этой скорбной процессией. В десять часов его отвлекло от клубничного кризиса появление двух новых энсинов, Фаррингтона и Воулза, прибывших с берега на десантном катере. Разглядывая рекрутов, ожидающих на шканцах, пока матросы выгрузят из катера их вещи, Вилли решил, что Фаррингтон ему нравится, а Воулз — нет. Последний отличался круглыми плечами, зеленоватым цветом кожи и пронзительным голосом. Выглядел он старше Фаррингтона, словно сошедшего с рекламы сигарет, розовощекого, симпатичного, синеглазого. Усталость от долгого путешествия и иронический взгляд оживляли его лицо. Вилли пришлось по душе его мятая серая рубашка и озорная улыбка. Рубашка Воулза, наоборот, от крахмала стояла колом.
— Постойте здесь, господа, — попросил их Вилли и, подойдя к капитанской каюте, постучал.
— Что еще? — послышался раздраженный голос Квига.
Капитан сидел на вращающемся стуле, шарики перекатывались в его свисающей до пола руке. У перегородки стоял негр Расселас, заложив руки за спину, испуганно улыбаясь, пот капал с его носа.
— Извините, сэр. Прибыли Воулз и Фаррингтон.
— Кто?
— Новые офицеры, сэр.
— Хорошо. Давно пора. Ладно. Сейчас у меня нет для них времени. Пошли их к Марику. Пусть найдет им койки и все такое.
— Есть, сэр, — поворачиваясь, Вилли встретился взглядом с Расселасом. Тот смотрел на него глазами теленка, которого тащили на веревке на бойню. Вилли пожал плечами и вышел.
В полдень капитан послал за Мариком.
— Значит так, Стив. — Квиг привалился к спинке кушетки. — Все идет, как я и предполагал. Вестовые говорят правду. Я знаю, как нужно говорить с этими черномазыми, научился, когда был казначеем кают-компании. Можешь вычеркнуть их из списка подозреваемых.
— Хорошо, сэр.
— Напугал их до смерти, скажу я тебе, но им от этого только польза, — капитан хохотнул. Допросы вестовых вернули ему хорошее настроение. — Мы можем быть уверены, что никто ключа у Уиттекера не брал. Он спит, не раздеваясь, а ключ приклепан к цепочке на его поясе. Спит он очень чутко, я это проверил, — Квиг торжествующе взглянул на старпома. — Это сужает круг вариантов, требующих проверки, так?
Марик уважительно ел глазами капитана, вытянувшись по стойке «смирно». Он решил не произносить ни слова без крайней на то надобности.
— Расскажу тебе коротенькую историю, Стив. Произошла она в мирные времена. Точно такая же кража имела место на эсминце «Барзун» в тридцать седьмом году, я служил там энсином и был казначеем кают-компании. У кока обнаружилась недостача пяти фунтов сыра. Его не оказалось в холодильнике, его не использовали в пищу, не резали на сэндвичи. Я это доказал. Сыр просто исчез, как наша клубника. Ну, старпом махнул на это рукой. «Забудь об этом, Квиг», — посоветовал он мне, но ты знаешь, что упрямства мне не занимать. Тщательным дознанием и подкупом мне удалось выяснить, что матрос по фамилии Вагнер, толстобрюхий лентяй, ничтожество, как-то ночью сделал восковой слепок ключа кока, пока тот спал, изготовил дубликат и частенько наведывался на камбуз в предрассветные часы. Я заставил его признаться, и дисциплинарным судом Вагнера уволили с флота. А я получил рекомендательное письмо, которое помогло мне в продвижении по службе. В те годы получить очередное звание было куда сложнее, чем нынче… Вот так-то. Понятно?
Марик молча улыбнулся.
— Теперь мы должны выяснить, — продолжил Квиг, — кто из умников на «Кайне» изготовил дубликат ключа от морозильника кают-компании. Это не составит для нас труда.
— Вы предполагаете, что все произошло именно так? — после долгой паузы спросил Марик.
— Я ничего не предполагаю, — сердито рявкнул капитан. — Предположениям нет места на флоте! Я знаю, что кто-то сделал дубликат ключа. Остальные версии мы исключили, не так ли? Или вы другого мнения? Клубника, по-вашему, испарилась?
— Ну, не знаю, что и думать…
— Черт побери, Стив, морской офицер обязан рассуждать логично. Я уже потратил немало сил, чтобы доказать вам, что другого решения просто нет, — и капитан вновь изложил Марику всю логическую цепочку. — Вы меня понимаете, Стив?
— Да, сэр.
— Ну и слава Богу. Ладно… Теперь наш следующий ход. Всех матросов отправить по кубрикам. Пусть каждый напишет, что он делал с одиннадцати вечера вчерашнего дня до трех утра, и назовет двух человек, которые могут подтвердить его показания. А потом, когда они будут отдавать показания, пусть поклянутся, что все написанное — правда. Все заявления к 17.00 должны лежать у меня на столе.
Постучал и вошел Урбан с исписанным карандашом бланком депеши.
— Просигналили с берега, сэр, — он нервно поправил рубашку.
Капитан прочел депешу и передал ее Марику, «Кайну» предписывалось в полдень покинуть Улити и сопровождать «Монтаук», «Каламазу» и два поврежденных эсминца на Гуам.
— Ладно, — кивнул Квиг. — Приготовиться к отплытию. Скучать нам не придется. Чтобы распутать нашу детективную историю, потребуется время.
— Да, сэр, — согласился Марик.
— Вот где, Том, нам пригодится ваше писательское красноречие. — Капитан сидел за столом, перед ним беспорядочной стопкой лежали объяснительные записки команды. Кифер стоял, привалившись спиной к двери. Было девять утра следующего дня, и «Кайн» рассекал ровную, как стекло, океанскую гладь. — Присядьте, Том, присядьте. Устраивайтесь на моей койке. Да, как я и рассчитывал, тайны больше не существует. Я почти наверняка уверен, что вычислил вора. Все сходится. Мотив, возможность, метод — одно к одному.
— Кто же это, сэр? — Кифер примостился на краешке койки.
— Гм-м. Это мой маленький секрет. Пока. Я хочу, чтобы вы сделали сообщение. По громкой связи. Вы скажете, Том, своими словами, естественно, у вас это получается куда лучше, чем у меня, что капитан знает, у кого дубликат ключа от морозильника кают-компании. Виновного с головой выдала его объяснительная, она одна не стыкуется с остальными. Добавьте, что до двенадцати ноль-ноль он может явиться с повинной в мою каюту. Этим он облегчит свою участь, а иначе мне придется арестовать его. Вы ничего не забудете?
— Думаю, что нет, сэр, — в голосе Кифера слышалось сомнение. — Я скажу… — и он повторил суть сказанного Квигом. — Так, сэр?
— Великолепно. Если можно, не меняйте ни одного слова. Поторопитесь. — Капитан светился радостным возбуждением.
Вилли Кейт, несший вахту в то утро, с биноклем на шее мерял шагами правое крыло мостика, подозрительно приглядываясь к небу. Сильно пахло топочным газом. Кифер подошел к Вилли.
— Прошу разрешения воспользоваться громкой связью. Приказ капитана.
— Конечно, — кивнул Вилли, — но сначала взгляни-ка сюда. — Он подвел Кифера к барометру, висевшему на кормовой переборке рубки. Стрелка на сером диске завалилась налево к цифрам 29.55.— И это в тихий, ясный, солнечный день.
Кифер выпятил губы.
— Не поступало предупреждений о тайфуне?
— Стив нанес их на карту в штурманской рубке. Давай поглядим.
Офицеры развернули большую сине-желтую карту центральной части Тихого океана. Красными точками старпом нанес на нее три штормовых фронта, но ни один не находился ближе чем в сотне миль от «Кайна».
— Ну, я не знаю, — покачал головой Кифер. — Может, где-то рядом формируется новый тайфун. Сейчас как раз сезон. Ты предупредил капитана? — Вилли кивнул. — И что он?
— Ничего. У него другие заботы.
Кифер вернулся в рубку, подключил к сети микрофон громкой связи.
— Прошу внимания. Следующее сообщение делается по приказу капитана, — и, отчетливо выговаривая каждое слово, Кифер передал послание Квига. Матросы в рубке молча обменялись короткими взглядами.
Квиг ждал в каюте все утро. Никто не пришел. В четверть первого капитан начал вызывать к себе членов команды, иногда поодиночке, иногда по двое или трое. Каждые пятнадцать-двадцать минут по громкой связи выкликались новые фамилии. Допрос продолжался до четырех часов. Затем Квиг послал за Мариком и Кифером. Когда офицеры вошли в каюту, капитан беседовал с Пузаном. Толстая физиономия писаря не выражала никаких чувств.
— Я бы сказал вам, если б знал, — бубнил он. — Но я ничего не знаю. Я спал.
— Я пришел к заключению, — Квиг сгорбился на стуле, перекатывая шарики в обеих руках, — что для писаря тайн на корабле нет. Он может узнать обо всем. Я не утверждаю, что тебе известно, кто украл клубнику. Я не прошу тебя шпионить за кем-то. Я лишь говорю, что с радостью поддержал бы ходатайство о зачислении тебя в училище главных старшин-писарей в Сан-Франциско. Выясним, куда подевалась клубника, накажем преступника, отпечатаем протокол дисциплинарного суда, и я тут же тебя отпущу. Вот так-то.
Искорка интереса блеснула в тусклых глазах Пузана.
— Есть, сэр, — он повернулся и вышел из каюты.
— Дело движется, парни, — капитан повернулся к офицерам. — Мы уже у цели.
— Собираетесь кого-то арестовать? — почтительно осведомился Кифер.
— Обязательно, — кивнул Квиг. — Как только у нас в руках будет еще одна улика. Поэтому я вас и вызвал.
— Команда ожидала, что в полдень вы назовете преступника, — заметил старпом.
— Пусть помучаются. Следующий наш шаг, вернее, последний шаг — поиски дубликата ключа. Как нам это сделать? Ваши предложения, господа, — Квиг, ухмыляясь, переводил взгляд с одного офицера на другого. — Думаете, непростое дело, так? Ладно, я вам разъясню. Поиск разобьем на три этапа. Этап первый. Соберем все ключи, имеющиеся на борту, и повесим на каждый бирку с фамилией владельца. Этап второй. Проведем тщательный осмотр всех помещений и личный обыск матросов, чтобы убедиться, что сданы все ключи. Этап третий. Проверим, какой ключ подходит к замку морозильника кают-компании. Ключ откроет замок, а бирка укажет фамилию виновного.
Кифер и Марик остолбенели.
— Ну, есть вопросы? — продолжал капитан. — Или вы согласны, что другого пути просто нет?
— Капитан, — осторожно начал Кифер, — кажется, утром вы сказали, что знаете, кто украл клубнику?
— Разумеется, знаю. Я говорил с этим человеком сегодня днем. Он лгал мне прямо в глаза, но я вывел его на чистую воду.
— Так почему же не арестовать его?
— Чтобы вынести обвинительный приговор, нужны улики, — с ехидцей ответил Квиг.
— Вы же сказали, что объяснительная выдает его с головой?
— Разумеется, выдает. Логически. А теперь нам нужен сам ключ.
— Сэр, вы понимаете, что на корабле не меньше двух тысяч ключей? — подал голос Марик.
— Да хоть пять тысяч. Рассортируем их, на это уйдет час, и останется лишь пара сотен тех, что могут подойти к замку. На проверку каждого ключа уйдет секунда, шестидесяти ключей — минута, тысячи восьмисот — полчаса. Это ли повод для волнений?
Старпом провел ладонью по волосам, глубоко вздохнул.
— Сэр, извините, но я думаю, что из вашего плана ничего не выйдет. Вы только настроите против себя команду.
— А почему не выйдет? — Квиг смотрел на перекатывающиеся шарики.
— Том, как по-твоему? — Марик повернулся к артиллеристу.
Кифер искоса взглянул на Квига, затем подмигнул старпому и покачал головой.
— А почему, собственно, не попробовать, Стив?
— Я хотел бы услышать ваши возражения, мистер Марик, — Квиг посуровел.
— Капитан, я не знаю, с чего начать. Мне кажется, вы не продумали все до конца. И прежде всего, мы не знаем, существует ли этот ключ…
— Позволь мне тебя прервать. Я сказал, что ключ существует, так что исходите из этого.
— Хорошо, сэр. Допустим, вы правы. Допустим, поиски начались. Да на корабле сто миллионов дыр, труб, щелей, ящиков, где можно спрятать ключ. Еще проще выкинуть его за борт. Наши шансы найти его равны нулю. А насчет того, что кто-то передаст ключ вам, да еще напишет на бирке свою фамилию… Неужели вы думаете, что найдется такой псих?
— Мир полон психов, — ответствовал Квиг. — Сказать по правде, раз уж вы говорите со мной так, словно я круглый идиот, я и сам не думаю, что вор отдаст ключ. Но уверен, что он спрячет ключ, а мы его найдем, то есть докажем мою правоту. А за борт он его не выбросит, можете не сомневаться, ключ стоил ему немалых трудов…
— Сэр, ключ можно спрятать в носовом котельном отделении. Мы будем искать его там месяц и не найдем. А это лишь малая часть корабля.
— Вы хотите сказать, что не сможете организовать тщательный поиск, и, полагаю, совершенно правы. Организацию я возьму на себя.
— Капитан, вы упомянули о личном обыске команды. Значит, матросы должны раздеться догола…
— Тут теплый климат, никто не простудится, — хохотнул Квиг.
— Сэр, позвольте спросить, стоит ли так унижать людей из-за кварты клубники?
— Мистер Марик, на корабле вор. Вы предлагаете, чтобы я позволил ему воровать и дальше, а может, еще и поблагодарить его?
— Капитан, кто он? — вмешался Кифер.
Квиг принял важный вид, долго молчал.
— Разумеется, это останется между нами… Урбан.
— Урбан? — изумленно вскричали оба офицера.
— Да. Невинный маленький Урбан. Меня это тоже удивило, пока я не разобрался в его психологии. По своей природе он — вор, вот и все.
— Потрясающе, капитан. Вот уж кого я заподозрил бы в самую последнюю очередь, — проворковал Кифер.
Марик бросил на артиллериста короткий взгляд, не понимая, чем вызван его почтительный, успокаивающий тон.
— Да, пришлось пораскинуть мозгами, не без этого, Том, — капитан улыбнулся, довольный собой, — но клубнику украл он… Ладно, теперь за работу. Объявите, что осмотр корабля начнется завтра, в десять утра. Скажите им, что каждый, у кого обнаружится ключ, предстанет перед дисциплинарным судом. Руководить поисками я буду лично.
Офицеры вышли из каюты, молча спустились в кают-компанию. Кифер последовал за Мариком в его каюту и задернул занавеску.
— Ну, Стив, псих он или не псих? — спросил артиллерист, понизив голос.
Марик упал на стул, потер щеки ладонями.
— Прекрати, Том…
— Я уже прекратил, не так ли, Стив? После суда над Стилуэллом. А это уже что-то новое. Он перешел красную черту.
Марик закурил, выпустил облако сизого дыма.
— Допустим. Почему?
— Это же систематизированное интерпретативное фантазирование. Я могу объяснить тебе, что произошло. Причина — в приказе о переводе Дьюсели. Приказ потряс капитана. Ты же помнишь, он был в ступоре. И вот следующий шаг. Он пытается восстановить пошатнувшуюся уверенность в себе. Проигрывает вновь величайший триумф в его карьере морского офицера — розыск пропавшего сыра на «Барзуне». Клубника только предлог. Но при сложившихся обстоятельствах он может доказать себе, что хватка у него осталась такой же, как и в 1937 году. Он выдумал дубликат ключа от нашего морозильника, потому что ему нужно, чтобы этот дубликат существовал, а не потому, что это логично. Наоборот, логикой тут и не пахнет. Это безумие…
— А что, по-твоему, случилось с клубникой?
— О господи, естественно, ее съели вестовые. Ты это знаешь. Что же еще?
— Но вчера он допрашивал их все утро. Напугал до смерти. И он уверен, что они…
— Хотел бы я послушать эти допросы. Он заставил их врать. Он стремился к тому, чтобы они не признали своей вины. Иначе он не смог бы разыграть великую драму поисков ключа. Неужели ты этого не понимаешь?
— У тебя нет фактов, Том. Ты вновь витаешь в облаках.
— У меня есть капитан-параноик, или паранойи, как таковой, не существует, — возразил Кифер.
Марик нетерпеливо схватил со стола донесение вахтенного и углубился в чтение.
— Стив, — продолжал Кифер, — ты знаком со статьями 184, 185 и 186 Морского устава?
Старпом вздрогнул.
— Ради Бога, Том, — пробормотал он, подскочил к занавеске, выглянул в коридор. — Говори тише.
— Значит, знаком?
— Я знаю, о чем ты говоришь, — старпом глубоко вздохнул. — Псих у нас ты, а не капитан.
— Хорошо.
Их взгляды встретились. Затем Кифер повернулся и вышел.
В тот вечер старпом долго писал в «медицинском журнале». Затем запер его в сейф и снял с полки пухлый, в синей обложке, том Морского устава. Открыл книгу, покосился на занавеску, поднялся из-за стола и задвинул стальную дверь, которой никогда не пользовались в тропиках. Статью 184 он прочел вслух, сдавленным шепотом:
«Допускается возможность возникновения непредвиденных и экстраординарных обстоятельств, когда нижестоящий по чину офицер будет вынужден отстранить от должности командира, поместив его под арест или объявив больным; однако такие действия не должны предприниматься без ведома и согласия Военно-морского министерства или другой высшей инстанции, за исключением случаев, когда обращение к такой высшей инстанции безусловно невозможно, так как связано со слишком большой потерей времени или по другим не менее очевидным и не вызывающим сомнения причинам…»
27. Поиски ключа
Плоские серые облака сомкнулись над головой. Сильный западный ветер очистил мостик от топочного газа. Белая пена появилась на почерневшей, вздыбившейся поверхности моря. Матросы бродили по палубе, собирая ключи, раздавая бирки, занимая друг у друга ручки и карандаши, шепотом кляня капитана.
К семи вечера Вилли допросил всех своих подчиненных. В картонной коробке на его койке скопилось более четырех сотен ключей. Подняв коробку, он пересек кают-компанию, поднялся по трапу и под моросящим дождем прошел к капитанской каюте. Стукнул ногой в дверь.
— Откройте, пожалуйста, сэр. У меня заняты руки.
Дверь открылась, автоматически отключив свет в каюте. Вилли шагнул в темноту, закрылась дверь, тут же ярко вспыхнули лампы.
В каюте находились четверо: капитан, энсин Воулз, Пузан и главный старшина Беллисон. На капитанской койке навалом лежали ключи, казалось, их не меньше ста тысяч: бронзовые, стальные, железные, всех форм и размеров, и с каждого свисала бирка с указанием фамилии владельца. На полу рядком выстроились картонные коробки. Пузан и Беллисон раскладывали ключи на две кучки. Из меньшей Воулз по одному подавал ключи капитану. Квиг, сидя за столом, с побледневшим лицом и красными от напряжения глазами, но полный энтузиазма, вставлял каждый ключ в замок, пытаясь повернуть его, а затем бросал в коробку, стоящую между его ног.
— Не стой столбом, — рявкнул он, глянув на Вилли. — Оставь ключи и уходи. — И тут же вставил в замок очередной ключ, затем еще и еще. Вилли перестал для него существовать. В каюте было душно, накурено. Вилли вывалил ключи в общую кучу и поспешил на палубу.
Косые струи дождя секли нос корабля. Ветер трепал штанины, брызги летели в лицо. Вилли укрылся с подветренной стороны средней надстройки. «Кайн» плюхнулся носом в подошву волны, разрезав ее на два черных пенящихся потока, начал подниматься на следующую волну. Фонтан брызг пролетел мимо Вилли, окатив палубу и мостик.
Он любил стоять в одиночестве на баке в любую погоду. Безбрежный океан и свежий ветер успокаивали, помогали забыть жизненные неприятности. В сгущающихся сумерках он различал темные силуэты «Монтаука», «Каламазу», ближайших к «Кайну» эсминцев охранения — маленькие черные щепочки на фоне серо-черного океана. Внутри каждой такой щепочки горел свет, было тепло и шумно, свято выполнялись бесчисленные флотские ритуалы и, насколько он представлял, разыгрывались драмы, по накалу страстей не уступающие клубничной эпопее «Кайна». Кто из вахтенных, стоящих на мостике этих судов, мог догадаться, взглянув на старый тральщик, что его команда бурлит от негодования, а капитан, с горящими глазами, безвылазно сидит в каюте, примеряя к замку один ключ за другим?
Но море занимало в душе Вилли куда большее место, чем Квиг. В его сознании капитан олицетворял гигантское зло, непреходящей угрозой нависшее над ним, но, когда Вилли видел перед собой только воду и небо, он мог, хотя и на короткое время, представить себе Квига самым обычным, даже больным человеком, взявшимся за работу, которая ему не по плечу. Постоянная суета, срочность всяких заданий, расследования, невразумительные приказы, скандалы, все это по сравнению с морем казалось не более чем картинками из комиксов, хотя бы на несколько мгновений. Едва Вилли спускался с палубы, образ моря исчезал. Дребезжание телефона в кают-компании, капитанские окрики, клочки бумаги с наскоро написанными карандашом распоряжениями возвращали Вилли к лихорадке будней. Но море, пока он любовался им, придавало сил. Вилли простоял на баке с полчаса, полной грудью вдыхая влажный воздух.
Дождь продолжался и следующим утром, когда «Кайн» вошел в бухту Апра на Гуаме. Песчаные холмы острова прятались в сером тумане. Они ошвартовались рядом с новым эсминцем «Харт», водоизмещением 2200 тонн. Едва матросы успели закрепить швартовы, как Квиг выставил часовых вдоль левого борта, чтобы никто не смог незаметно передать ключ на «Харт». Он также послал Йоргенсена на эсминец к старшему цензору с просьбой уведомить капитана «Кайна» в случае обнаружения ключа в почтовых отправлениях на «Харте». Цензор, худющий лейтенант с черными кругами вокруг глубоко посаженных глаз, заподозрил, что Йоргенсен свихнулся и заставил того дважды повторить просьбу. Затем неохотно кивнул.
А в это время Вилли помогал сияющему Дьюсели паковать вещи. Квиг наконец-то соблаговолил отпустить энсина, и тот договорился, что шлюпка с «Харта» в десять часов доставит его на берег.
— Почему бы тебе не остаться и не принять участие в розыске?
Дьюсели хихикнул, щелкнул замками роскошного кожаного чемодана. Он надел парадную форму, левую грудь украшала новая желтая лента и две звездочки за участие в бою.
— Вилли, я сматываюсь с этого чертова корабля и безмерно этому рад. Будь проклята каждая проведенная здесь секунда, а их уже набралось немало. Что же касается розысков, то ключа вам не найти. Его не существует.
— Я тоже так думаю, но спектакль получится…
— Речь не о том, что я думаю, Вилли. Я знаю, что никакого ключа нет. — Энсин повернулся к зеркалу и расчесал длинные светлые волосы.
— Что же ты знаешь? — после короткой паузы спросил Вилли.
— Тебе я этого не скажу. Я больше не хочу связываться с этим толстопузым маньяком, особенно на пороге свободы. — Дьюсели вытряс несколько капель розового масла для волос на щетку и прошелся ей по локонам.
Вилли схватил его за плечо и развернул к себе.
— Дьюс, черт бы тебя побрал, что тебе известно? Говори, а не то я скажу Квигу, что ты скрываешь важную информацию, и…
Энсин рассмеялся.
— Нет, Вилли, ты ничего не скажешь старшине Желтопятному. Я тебя давно раскусил. Я пользовался твоей слабостью десять месяцев. Извини, что я мало помогал тебе. Я же сразу предупредил, что толку от меня не будет. Такой уж я есть. Другое дело в Нью-Йорке, там бы я мог…
— Что тебе известно об этой чертовой клубнике, Дьюс?
Энсин помялся.
— Жаль, конечно, держать тебя в неведении, но… Предлагаю сделку. Ты никому ничего не скажешь, пока не пройдет двадцать минут после моего отъезда?
— Хорошо, хорошо. Так что ты знаешь?
— Это вестовые. Я видел, как они вылизывали контейнер. Я стоял ночную вахту и спустился в туалет. Они так увлеклись клубникой, что даже не заметили меня.
— Почему ты не сказал об этом в ту ночь?
— Вилли, разве у тебя нет сердца? Неужели ты не помнишь лицо Уиттекера? Да раскаленные иголки под ногтями не вырвали бы у меня ни слова. — Дьюсели подхватил с койки чемодан. — О Боже, подумать только, я обретаю свободу, вырываюсь из этого сумасшедшего дома…
— Счастливчик, — бросил Вилли. — Ты взял с собой рекламу корсетов?
Дьюсели насупился, затем рассмеялся, покраснел.
— Я думаю, ты сможешь шантажировать меня этой рекламой после войны, Вилли. Десять дней я смотрел на нее, как на икону. Не знаю почему. Если бы я еще немного пробыл на этом корабле, то стал бы утверждать, что я — адмирал Нельсон, — он протянул руку. — Вилли, у меня много недостатков, но я уважаю героев. Пожмем друг другу руки.
— Иди ты к черту, — пробурчал Вилли, но пожал протянутую руку.
В дверном проеме возник Уиттекер.
— Собрание всех офицеров, маета Кейт, саа…
В кают-компании толпились офицеры, главные старшины, старшины первого класса. Почти все стояли. Квиг же сидел во главе стола, перекатывал шарики, курил, молча изучая лежащие перед ним схемы. Дьюсели протиснулся сквозь толпу и исчез за дверью. Квиг начал излагать план поисков ключа. Он предлагал собрать всех матросов на палубе, раздевать и обыскивать их группами, а затем препровождать в уже осмотренные помещения внизу. Суть плана состояла в том, что ключ никоим образом не мог попасть в осмотренное помещение из неосмотренного. В этом смысле план показался Вилли разумным и эффективным. Он невольно пожалел Квига. Капитан преобразился. Впервые за много месяцев он так и светился счастьем. Оставалось лишь пожалеть, что столько энергии тратилось попусту. Когда совещание закончилось, Вилли тронул Марика за плечо.
— Надо поговорить, Стив.
Они прошли в каюту старпома, и Вилли пересказал услышанное от Дьюсели.
— Святый Боже, — выдохнул Марик. — Значит, вестовые…
— Скажете капитану?
— Да, конечно, немедленно. Зачем переворачивать корабль сверху донизу. Мне жаль вестовых, но отвечать им придется. Они не имели права есть эту чертову клубнику.
Марик поднялся в капитанскую каюту. Там все еще стояли коробки с тысячами ключей. Капитан вертел в руках висячий замок от морозильника. В новой форме, свежевыбритый, в начищенных до блеска ботинках.
— Привет, Стив. Пора начинать? Как…
— Капитан, есть новости, — Марик повторил слова Вилли. Пока он говорил, голова Квига уползала в плечи, в глазах появился привычный злой огонек.
— Давай разберемся. Дьюсели сказал об этом Кейту, а тот — тебе. Единственный свидетель — Дьюсели, и он покинул корабль. Так?
— Да, сэр.
— И как мы узнаем, что Дьюсели и Кейт говорят правду?
— Сэр, они оба — офицеры флота…
— Вот этого не надо. — Квиг взял из чаши на столе пару стальных шариков. — Дьюсели может сказать все что угодно, он совершенно безответственный тип, и мы даже не знаем, что он говорил, а что — нет. Кейт выбрал весьма удобный момент для того, чтобы ввести вас в курс дела… после убытия Дьюсели…
— Сэр, Дьюсели заставил его пообещать…
— Я помню, помню. Я мог бы заняться Дьюсели, если б не ловил другую рыбку. Он думает, что уже вне моей досягаемости, так? А мне совсем не трудно вызвать его с берега как свидетеля, его самолет еще не улетел, и задержать здесь до скончания века. Но я считаю, что Кейт мог все выдумать, поэтому…
— Сэр, но зачем Вилли выдумывать…
— Откуда мы знаем, кого он пытается прикрыть? — прервал старпома Квиг. — Его верность начальству равна нулю, в этом я уверен. Может, к кому-то из матросов он относится иначе. Во всяком случае, я не собираюсь сидеть здесь, отвлекаясь на психоанализ мистера Кейта, у меня есть дела поважнее.
— Сэр, вы все-таки хотите искать ключ? — помолчав, спросил Марик.
— Почему бы и нет. Ни мистер Дьюсели, ни мистер Кейт не принесли ключа, а их россказни меня не заинтересовали.
— Капитан… Капитан, если клубнику съели вестовые, никакого ключа нет. Неужели вы можете допустить, что вам лгут два ваших офицера?
— Я ничего не собираюсь допускать, поэтому мы будем искать ключ! — взревел Квиг. — И никто не убедит меня, что ключа не существует. А теперь — за работу!
Тяжелые волны бушующего в открытом море шторма накатывались на бухту. «Кайн» и «Харт» поднимались и опускались, терлись друг о друга, размалывая в щепки причальные брусы. Вилли, развалившись в капитанском кресле в пустой рубке, наблюдал, как Беллисон и трое матросов, чертыхаясь и скользя по мокрому настилу под сильным дождем, заводили на баке дополнительные швартовы. Вошел Марик в черном блестящем дождевике и включил микрофон громкой связи.
— Внимание! Общий досмотр. Общий досмотр. Всей команде подняться наверх. Очистить помещения. Личный обыск будет проводиться на шкафуте под тентом и на корме, в душевой.
Вилли подпрыгнул.
— Стив, разве ты не сказал капитану о том, что видел Дьюсели?
— Он говорит, что мы все равно должны искать…
— Но это же бессмысленно… нет, это… это безумие…
— Не теряй времени, Вилли. Что тебе поручено?
— Личный обыск команды на корме. О Господи, в такую-то погоду.
— Фаррингтон и Воулз пока ничем не заняты. Если хочешь, возьми одного из них.
Вилли пошел на корму. Палуба то и дело уходила из-под ног. Матросы в промокшей одежде сгрудились на шкафуте вокруг Хардинга и Пейнтера. Двое матросов стояли голые — два розово-белых пятна на сером фоне. Офицеры ощупывали их снятую одежду. По правому борту часовые, опершись на ружья, перебрасывались шутками с матросами. Энсин Фаррингтон застыл у трапа в кают-компанию, в его взгляде удивление смешивалось с ужасом.
— Фаррингтон, — окликнул энсина Вилли, — пойдемте со мной. Будете мне помогать.
— Есть, сэр. — Энсин последовал за Вилли.
— Вам кажется, что это полный идиотизм? — оглянувшись, спросил тот.
— Ну, мистер Кейт, я же тут новичок и еще ничего не знаю. Я рад, что могу хоть чем-то помочь.
Вилли не видел лица энсина, но тон узнал безошибочно. Точно так же он сам обращался к лейтенанту Марику или лейтенанту Гортону пятнадцать месяцев тому назад, когда они казались ему бывалыми, насквозь просоленными боевыми офицерами. На мгновение ему польстило такое отношение к собственной персоне, и он подумал, что «Кайн», возможно, сам по себе столь удивил и озадачил Фаррингтона, что тот не находил в происходящем ничего особенного. Вилли уже не мог представить себе, какое впечатление производит «Кайн» на вновь прибывших или что должен чувствовать энсин, впервые ступив на палубу старого тральщика.
Они подошли к толпе мокрых, нахохлившихся матросов, собравшихся на корме. Вилли загнал всех под навесы и определил очередность обыска. В душевую матросы входили парами и там раздевались. Фаррингтон помогал Вилли осматривать их одежду.
Одним из первых в душевую вошел боцман по прозвищу Фрикаделька. Голый, волосатый, квадратный, он стоял, ухмыляясь, пока Вилли лазил по карманам его брюк и заглядывал в башмаки, кривясь от их крепкого запаха.
— Все, Фрикаделька, одевайся.
— Неужели, мистер Кейт? — пробормотал боцман. — Разве вы не желаете посмотреть, не спрятал ли я его в своей заднице?
Тон был добродушный, и Вилли решил, что обижаться не стоит.
— Нет, благодарю. Мне не нужна медаль за героизм.
— Старик совсем свихнулся, не так ли, сэр? — боцман натянул брюки.
— Не твое дело, — рявкнул Вилли. — Капитана надо уважать.
— Господи, сэр, я лишь повторил то, что сказал нам мистер Кифер.
— Меня это не интересует. Я не потерплю оскорблений в адрес капитана, понятно?
— Да, сэр. — Боцман сжался и выглядел таким испуганным, что Вилли стало стыдно за резкость.
Обыск с раздеванием матросов действовал на нервы. В этом попрании человеческих прав было нечто нацистское. А покорность матросов свидетельствовала о том, что Квиг сумел раздавить душу команды. Они позволили себе лишь ругаться да мрачно шутить. Но сердитым окриком Вилли лишил боцмана даже этой маленькой радости.
Голова Квига просунулась в душевую.
— Так, так, так. Все нормально?
— Да, сэр, — отрапортовал Вилли.
— Отлично, отлично. И Фаррингтон при деле? Превосходно, — Квиг улыбнулся, кивнул и исчез.
— У кого есть сигареты? — Голос Вилли дрожал.
— Пожалуйста, сэр, — боцман протянул пачку, поднес спичку к сигарете и добавил, когда Вилли выпустил струю дыма — От него мурашки по коже бегают, не так ли, сэр?
Капитан Квиг летал по палубе, игнорируя злобные взгляды матросов, забившихся под тенты. Капли дождя барабанили по его желтому плащу. Заметив Марика, поднявшегося по трапу носового машинного отделения, капитан направился к нему.
— Ну, ну, Стив? Как там дела?
— Все нормально, сэр. — Старпом раскраснелся и вспотел. — Только начали, разумеется… нам потребуется примерно четыре часа, но они стараются…
— Отлично, отлично. На Баджа можно положиться. Да, сэр. Знаете, Стив, я думаю, что все наши старшины, и главные, и первого класса, могут гордиться собой, и офицеры тоже. Даже Кейт…
— Извините, сэр. — Подошедший писарь отдал честь.
— Да?
— Вы… просили меня кое-что выяснить, сэр. Я готов доложить.
— О, да, да. Извини, Стив. Присматривай за ними. Пусть пошевеливаются. Пошли, — кивнул он Пузану.
Пропустив его вперед, Квиг закрыл за собой дверь капитанской каюты.
— Ну?
— Сэр, вы не шутили насчет училища во Фриско?
— Разумеется, нет, какие тут шутки. Если твои сведения подтвердятся…
— Это вестовые, сэр, — прошептал Пузан.
— О черт, нет. Ты только зря отнимаешь у меня время.
— Сэр, их видел главный старшина Беллисон. Около часа ночи. В носовом кубрике как раз закончили играть в карты. Он проходил мимо кладовой. Потом рассказал двум-трем старшинам и…
— Ты пытаешься убедить меня, что мой главный старшина корабельной полиции видел воров и не арестовал их? Даже не доложил мне? — Квиг достал из кармана стальные шарики и начал их перекатывать. Счастливое выражение сползло с его лица, щеки прорезали морщины.
— Сэр, он не подумал ничего плохого, потому что вестовые… ну, они вечно подъедают остатки за офицерами. А когда поднялся шум, он их пожалел, подумал, что их уволят с флота, и промолчал. Но сейчас об этом знает весь корабль, сэр, это легко доказать…
Квиг тяжело упал на стул, оглядел груду ключей на столе. Его рот чуть приоткрылся, нижняя губа запала.
— Этот разговор должен остаться между нами, — наконец выговорил он.
Писарь понимающе ухмыльнулся.
— Да, сэр.
— Напечатай прошение о направлении в училище с одобрительной резолюцией, и я подпишу его.
— Благодарю вас, сэр.
— Можешь идти.
Полчаса спустя Марик заметил, что капитана нет. Намеченный план предполагал, что Квиг будет руководить осмотром верхней палубы и носовой части, в то время как старпом займется лабиринтом подпалубных помещений, но улыбающегося командира корабля как ветром сдуло. Марик прошел к каюте Квига и постучал.
— Войдите, — хрипло ответили изнутри. Капитан лежал на койке в нижнем белье, уставившись в потолок, перекатывая шарики в обеих руках. — В чем дело, мистер Марик?
— Извините, сэр… я думал, вы будете руководить осмотром верхней палубы…
— У меня болит голова. Возьмите это на себя.
— Есть, сэр, — в голосе старпома слышалась неуверенность. — Я не знаю, смогу ли я провести осмотр столь досконально, как хотелось бы вам…
— Тогда пусть кто-нибудь поможет.
— Есть, сэр. Я хотел спросить, как по-вашему, стоит нам передвигать свинцовый балласт в трюме и смотреть, нет ли чего под грузами? Это тяжелая работа, сэр…
— Делайте, что хотите. Отстаньте от меня. Меня тошнит от всеобщей глупости. Что я вам, нянька? Хоть что-то вы можете? Разумеется, вы ничего не найдете, другого от вас не дождешься. Я уже свыкся с тем, что на этом корабле ко всему относятся спустя рукава. Толку от вашего осмотра ни на грош, но уж доведите его до конца. Только я участвовать в ваших играх не буду.
— Сэр, — в замешательстве промямлил старпом, — вы хотите, чтобы мы продолжили поиски ключа?
— Разумеется, хочу. Почему бы и нет? — взревел капитан, приподнявшись на локте. — Я хочу, чтобы вы осмотрели весь корабль, с носа до кормы, каждый проклятый дюйм! А теперь, пожалуйста, уходите, у меня болит голова.
Хотя поиски ключа продолжались, команда быстро почувствовала изменение настроения начальства. Исчезновение капитана, и нерешительность старпома выразились во все возрастающей небрежности ведущих осмотр офицеров и старшин и в едких матросских шутках. К полудню поиски больше напоминали фарс, раздражавший офицеров, но доставлявший немалую радость матросам. Точно так же вели бы розыск контрабанды подкупленные таможенники. В час дня Марик прекратил это безобразие, командиры групп доложили об отсутствии результатов. Дождь перестал, но влага густо насытила воздух. Старпом вновь вошел в каюту капитана. Квиг по-прежнему лежал на койке.
— Ну, вы нашли ключ? — спросил он.
— Нет, сэр.
— Так я и думал. Зато я теперь знаю, на что способны мои офицеры, — капитан отвернулся к переборке. — Ладно. Возьмите эти ключи и раздайте команде.
— Да, сэр.
— И скажите всем, пусть не думают, что я проиграл. В должное время я арестую вора.
— Есть, сэр.
Старпом приказал нескольким матросам вытащить коробки с ключами на шкафут и поручил Вилли Кейту, Воулзу и Фаррингтону раздать ключи. Небольшое пространство между мостиком и камбузом запрудила толпа, матросы смеялись, кричали, толкали друг друга. Офицеры выкрикивали фамилии на бирках, передавали ключи владельцам. Веселье нарастало с каждой минутой. Чопорные матросы «Харта», выстроившись вдоль борта, изумлялись гримасам и ужимкам, хождению на руках, похабным песням и танцам команды «Кайна». Энгстренд принес гитару. Боцман Фрикаделька появился в гигантских розовых женских трико, с пояса которых свешивался здоровенный черный ключ. Офицеры, занятые раздачей ключей, не вмешивались. Все это происходило в пяти-десяти футах от капитанской каюты. Радостные вопли не могли не проникать в ее душную темноту, но Квиг никак не выражал своего неудовольствия.
Марик тем временем спустился к себе. Разделся, раскурил длинную сигару и вытащил из сейфа «медицинский журнал». Усевшись на койке, он раскрыл «журнал» на первой странице. Сигара уменьшилась наполовину, когда он закончил чтение и положил «журнал» рядом с собой. Потом Марик курил, уставившись в зеленую переборку. От сигары остался лишь окурок, когда он нажал кнопку звонка. Мгновение спустя в дверном проеме возник Уиттекер.
— Саа?
Марик сухо улыбнулся перепуганному негру.
— Успокойся, Уиттекер. Я хочу, чтобы ты нашел мистера Кифера. Попроси его прийти ко мне, если он не занят.
— Есть, саа, — Уиттекер блеснул белозубой улыбкой и убежал.
— Закрой дверь, Том, — сказал Марик писателю, когда тот переступил порог. — Не занавеску. Дверь.
— Хорошо, Стив. — Дверь, скрипнув, закрылась.
— Отлично. Прочти-ка вот это, — он передал Киферу «медицинский журнал». — Устраивайся поудобнее. Читать придется долго.
Кифер сел на стул. Пробежав первые абзацы, вопросительно взглянул на старпома.
— О черт, я уже многое забыл, — пробормотал он пару минут спустя.
— Не говори ничего, пока не закончишь…
— Так вот что за таинственный роман ты писал эти месяцы, Стив?
— Писатель у нас ты, а не я. Не теряй времени.
Кифер читал, а старпом не сводил глаз с его лица.
— Ну, что скажешь? — спросил он, когда Кифер закрыл журнал и положил его на стол.
— Ты держишь его за горло, Стив.
— Ты в этом уверен?
— Я поздравляю тебя. Это же клиническая картина паранойи, полная история болезни, вне всякого сомнения. Он у тебя в руках, Стив. Потрясающая работа!
— Ладно, Том. — Марик наклонился вперед. — Я готов пойти к командующему Пятым флотом, благо он на Гуаме, и потребовать отставки Квига согласно статье 184. Ты пойдешь со мной?
Кифер забарабанил пальцами по столу. Вытащил сигарету из пачки, лежащей в нагрудном кармане.
— Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?
— Да.
— Почему?
— Том, я тебе все объяснил, когда мы стояли рядом с «Плутоном». В психиатрии разбираешься ты. Я буду выглядеть круглым идиотом, если заведу этот разговор, и все испорчу…
— Говорить тебе и не нужно. Журнал все расскажет сам.
— Я же пойду к адмиралу, тот вызовет врачей, а объясниться с ним я не смогу. И потом, я не писатель. Ты думаешь, что достаточно принести журнал. Много ли почерпнет из него посторонний человек? Ты знаешь, что все эти эпизоды имели место, но если читать о них с холодным сердцем… Нет, лучше тебе пойти со мной, Том.
Последовала долгая пауза.
— Этот сукин сын не позволил мне повидаться с братом, — голос Кифера дрогнул. Глаза гневно блеснули.
— Не об этом речь, Том. Если старик тронулся умом, стоит ли его винить?
— Пожалуй, что так… я… я пойду с тобой, Стив.
— Хорошо, Том. — Старпом встал и протянул руку, глядя Киферу в глаза. Коренастый, с бочкообразной грудью рыбак и стройный писатель пожали друг другу руки.
— Надень новую форму, если она у тебя есть, — добавил Марик.
Кифер взглянул на запачканную маслом одежду.
— Вот что получается, когда лазаешь по погребам в поисках несуществующего ключа.
Марик только успел намылить лицо и взяться за бритву, как вошел радист.
— Радиограмма, сэр. Я постучал в каюту капитана, заглянул в нее, но он, похоже, глубоко спит…
— Давай ее сюда.
«Всем судам в бухте Апра выйти в море не позднее 17.00. Оперативному отряду взять курс на юго-запад, чтобы избежать встречи с тайфуном „Чарли“, приближающимся к Гуаму».
Вытерев пену влажным полотенцем, Марик снял трубку и несколько раз звонил капитану, пока тот, наконец, не ответил и не приказал старпому подготовить корабль к выходу в море.
Марик понес радиограмму Киферу. Тот чистил ботинки. Прочитав ее, он рассмеялся и отложил щетку.
— Полный назад.
— Ненадолго. Вернувшись на Гуам, мы займемся этим в первую очередь.
— Конечно, Стив, конечно. Я с тобой. Но я к этому не стремлюсь…
— Я тоже.
28. Визит и Хэлси
Два дня «Кайн» продирался сквозь ливни, порывистый ветер и огромные волны в компании кораблей, спешно покинувших бухту Апра. Тайфун бушевал в ста пятидесяти милях к северу. На третий день море притихло, ветер спал, но все еще моросил серый дождь. Эскадра разбилась на две группы: одна возвратилась в Гуам, другая проследовала к Улити. «Кайн» вошел в охранение второй группы.
Старому тральщику и команде порядком досталось от шторма. Бортовая качка и нырки разбивали посуду, стулья, бутылки, мелкие инструменты. Припасы сваливались с полок на палубу, по коридорам текла вода, оставляя за собой грязные потеки, проржавевший корпус дал течь во многих местах. Рухнули антенны, погнулись шлюпбалка и оба бомбосбрасывателя. Двое суток не было горячей пищи. Немытым, заросшим матросам удавалось поспать лишь несколько минут. Улити, зеленый, залитый солнцем, с лазурным зеркалом лагуны, на этот раз показался экипажу «Кайна» настоящим раем. Раньше они называли атолл не иначе как дырой, с добавлением крепких эпитетов.
— Хэлси здесь, на «Нью-Джерси», — Марик и Кифер стояли на левом крыле мостика, когда «Кайн» вошел в пролив Мугаи. — Вон его флаг с четырьмя звездами.
Кифер разглядывал в бинокль новый, серый линкор, стоящий на якоре у входа в пролив.
— Мы приписаны к Пятому флоту, не так ли? — прошептал он. — Мы упустили наш шанс на Гуаме. Если мы вернемся туда…
На другом крыле мостика Квиг орал на рулевого.
— Так держать! Так держать, черт побери! А не то врежемся в буй ограждения!
— Хэлси тоже адмирал. Это чрезвычайное происшествие. Мы пойдем к нему, как только встанем на якорь.
— Мистер Марик, — позвал Квиг, — будьте добры, дайте мне пеленг якорного места…
Оба офицера сидели на корме моторного катера, глядя на мириады серых медуз, кишащих под сверкающей поверхностью лагуны. Кифер курил. Марик постукивал о борт коричневой кожаной папкой, в которой лежал «медицинский журнал». Катер плавно скользил к громадине «Нью-Джерси», застывшей в двух милях от «Кайна».
— Чертовски жарко, — Кифер бросил окурок в воду. — Пошли под тент. Ну до чего же не везет, — добавил он полушепотом, когда они перешли в тень. — На прошлой неделе он вел себя как нормальный человек.
— Ну, так оно бывало и раньше, — заметил старпом. В шуме мотора команда катера не могла разобрать его слов. — Безумная выходка, затем нормальный промежуток, и новый фортель.
— Я знаю, Стив, ты думаешь, что мы сможем встретиться с самим Хэлси?
— Да. Не каждый же день возникает необходимость применения 184 статьи.
— Не хотелось бы смотреть Хэлси в глаза и говорить, что у меня сумасшедший капитан.
— Мне тоже.
— Дело в том, Стив, что во время шторма старина Желтопятный управлял кораблем как и должно капитану, от этого никуда не уйдешь. Я не собираюсь защищать его, но что правда, то правда…
— Послушай, для больного человека он держался превосходно, — ответил старпом. — Только я не могу спать спокойно, ожидая, пока он вновь свихнется.
— Просто удивительно, — Кифер закурил новую сигарету, — как этим параноикам удается идти по узкой полосе, отделяющей безумие от поступков, которым можно дать логическое толкование. Это их характерная черта. Более того, если принять их основной тезис, который может не совпадать с реальностью градусов на тридцать или около этого, а не на все сто восемьдесят, многое становится объяснимым. Вот старина Желтопятный. Каков его основной тезис? На «Кайне» собрались одни лжецы, предатели и бездельники, так что корабль можно держать в руках лишь постоянными окриками, понуканиями, угрозами, драконовскими мерами. А как доказать, что его тезис — ложный?
— Этого не докажешь даже ему, — ответил Марик. — В этом его болезнь, так? Но любой посторонний человек знает, что нет кораблей, команда которых состоит из одних подонков.
— Ну, будем надеяться, что посторонний по фамилии Хэлси придерживается того же мнения.
— Вот твой журнал, — продолжил Кифер пару минут спустя. — По отдельности Квиг объяснит каждый эпизод. Запретить показ кинофильмов на шесть месяцев? Почему бы и нет? Оскорбление командира — одно из тягчайших преступлений на флоте. Устроить скандал из-за рубашек навыпуск? Можно только похвалить за следование уставу, что нечасто встречается на тральщиках. Запрет на воду? Мудрая предосторожность, может, чуть жестковатая, но и не выходящая за рамки, позволившая избежать нехватки воды. Как ты можешь доказать, что он мстил команде за Рэббита, который так легко выскользнул из его когтей? К счастью, когда ты собрал все воедино, дело стало предельно ясным, но…
Катер замедлил ход.
— Подходим к трапу «Нью-Джерси», мистер Марик! — крикнул боцман Фрикаделька.
Офицеры поднялись на планширь. Гигантская стена линкора встала перед ними. Она уходила в небо и в обе стороны, заслоняя атолл. Марик, а затем Кифер спрыгнули на решетчатую площадку круто уходящего вверх трапа.
— Будьте недалеко и ждите нас, — приказал Марик боцману.
Они поднялись по трапу. Их встретил дежурный по кораблю, невысокий, круглолицый лейтенант-коммандер, с тронутыми сединой висками, в чистой отутюженной форме. Марик спросил, как найти командующего. И получил четкий ответ. Со шканцев офицеры «Кайна» пошли к корме, поражаясь размерам верхней палубы «Нью-Джерси».
Они словно попали в другой мир, но мир этот странным образом походил на «Кайн». На баке они увидели и якорные цепи, и шпили, и глаголь-гаки, и кнехты, вентиляционные раструбы и леера. Но глаголь-гак «Нью-Джерси» по размерам не уступал орудиям главного калибра «Кайна», а одно звено якорной цепи линкора заняло бы весь нос тральщика. А главная артиллерия с длиннющими орудийными стволами в башнях казалась больше, чем весь «Кайн». По палубе шли матросы и офицеры, в том же синем и хаки, но матросы чистенькие, словно ученики воскресной школы, а офицеры больше всего напоминали их учителей. Цитадель из рубок и дымовые трубы вздымались к небу, пирамида металла, начиненная зенитками и радиолокаторами. А палуба тянулась к корме еще добрые сотни футов. «Нью-Джерси» казался необъятным.
— Я думаю, мы пришли, — заметил Марик. — Третья дверь по правому борту, под спаренными пятидюймовками…
— Да. — Кифер не отрывал глаз от громадной рубки линкора.
Прохладные, безупречно чистые коридоры вывели их к двери с надписью «Флаг-адъютант» на черной пластмассовой табличке.
— Нам сюда. — Марик взялся за ручку.
— Стив, а может, надо начинать не с этого…
— Ну, здесь нам посоветуют, что делать дальше. — Он открыл дверь.
В длинной, узкой, заставленной столами каюте лишь одинокий матрос в белой форме, усевшись за самым дальним из них, при свете флюоресцентной лампы проглядывал яркий юмористический журнал.
— Где флаг-адъютант, матрос? — спросил Марик.
— Кушает. — Тот не поднял головы.
— Когда он вернется?
— Не знаю.
— Какой номер его каюты?
Писарь изумленно взглянул на них. Бледное лицо, как у большинства писарей, и зевать он мог так же широко, как они все. И это умение он продемонстрировал офицерам «Кайна».
— Вы по какому делу?
— По служебному.
— Можете изложить его мне. Я ему все передам.
— Нет, благодарим. Скажите нам номер его каюты.
— Три восемьдесят четыре. — Писарь вновь зевнул и уткнулся в журнал, добавив: — Он не любит, когда его беспокоят в каюте. Едва ли вы добьетесь сочувствия таким путем.
— Спасибо за совет. — Марик закрыл дверь, оглядел длинный коридор и двинулся к корме. — В какой стороне 384-я?
— Стив.
— Да.
— Я думаю, нам надо поговорить.
Марик остановился, повернулся к Киферу. Тот стоял, прислонившись к двери флаг-адъютанта.
— О чем?
— Выйдем на палубу.
— У нас не так много времени.
— Выйдем. — Кифер поспешил к дальнему концу коридора, на солнечный свет. Марик с неохотой последовал за ним. Завернув за угол, Кифер чуть не столкнулся с морским пехотинцем, охранявшим завешенную зелеными портьерами дверь. Пехотинец отсалютовал карабином, глядя прямо перед собой. Над дверью висела табличка, украшенная четырьмя серебряными звездами: «Адмирал Уильям Ф. Хэлси, ВМС США».
Марик схватил Кифера за локоть.
— Каюта командующего! Давай пойдем прямо к нему. Чего нам объясняться с подчиненными. Если он здесь, он нас выслушает.
Кифер вырвался.
— Выйдем на палубу, — повторил он и отвел старпома к поручням ограждения. Они стояли в тени рубки, глядя на синюю лагуну. С залитого солнцем бака дул жаркий ветерок. — Стив, я выхожу из игры.
Марик уставился на него.
— И ты сделал бы то же самое, будь у тебя побольше воображения. Неужели ты не чувствуешь разницы между «Нью-Джерси» и «Кайном»? Тут же флот, настоящий флотский порядок. А наш корабль — плавающая гауптвахта. На «Кайне» все психи, а мы с тобой дурнее других, потому что решили, что сможем скинуть Квига с помощью 184-й статьи. Стив, они нас растерзают. Наши шансы равны нулю. Уйдем отсюда.
— Какого черта, Том! Я тебя не понимаю. При чем тут «Нью-Джерси»? Чокнулся наш капитан или нет?
— Он чокнулся, с этим все ясно, но…
— Так чего же ты боишься? Мы должны обратиться в самую высокую инстанцию и…
— Ничего не выйдет, Стив. Собранного нами материала недостаточно. Когда война закончится, я вновь стану бумагомаракой, но ты-то хочешь остаться на флоте, не так ли? Ты разобьешь лоб о каменную стену, Стив. Флот поставит на тебе крест. А Квиг будет по-прежнему командовать «Кайном»…
— Том, ты же сам говорил, что мой журнал — приговор Квигу…
— Конечно, я сам так думал… на «Кайне». Из журнала следует, что Квиг — параноик. Для опытного психиатра это несомненно. Но нам придется иметь дело с флотом, а не с психиатром. Вот о чем я сейчас думаю. Разве ты не знаешь образ мыслей этих мерзавцев? Да, они могут управлять кораблями, сражаться с врагом, но по социальному развитию они феодалы. Что понимает Хэлси в паранойе? Он примет нас за бунтовщиков. Ты внимательно прочитал эти статьи? Применение этой статьи влечет за собой самые серьезные последствия… Обвинение в бунте, вот что оно влечет…
Марик прищурился, почесал затылок.
— Ну, я готов рискнуть. Я не могу плавать с капитаном, который, по моему разумению, свихнулся.
— Именно по твоему. А по разумению флота его, возможно, надо похвалить за строгое соблюдение дисциплины…
— О Господи, Том. Перевернуть весь корабль из-за несуществующего ключа! Лишить команду воды на экваторе! Убегать от береговой батареи!
— Все эти случаи можно трактовать двояко. Стив, ради Бога, прислушайся ко мне и подожди. Может через неделю или две он сдвинется окончательно. Начнет скакать голым по палубам или видеть чертиков, вот тогда ни у кого не останется никаких сомнений. Это может произойти в любую минуту.
— Мне кажется, и так все ясно…
— А мне — нет. Я передумал, Стив. Если ты считаешь, что я струсил, извини. В действительности я оказываю тебе большую услугу.
— Том, попытаемся поговорить с Хэлси…
— Я не пойду с тобой, Стив. Иди один.
Марик облизал губы, долго смотрел на писателя.
— Том, ты боишься? — наконец спросил он.
— Да, — кивнул Кифер. — Боюсь.
— Лучше б ты сказал об этом раньше. Я могу понять трусость… Ну, пошли за катером. — И он направился к носовой части линкора.
— Я хочу, чтобы ты признал, что в данный момент трусость — самая мудрая и логичная реакция. — Кифер не отставал ни на шаг. — Иногда испугаться и удрать — лучший выход из…
— Ладно, Том. Пусть будет так.
— Мы поторопились. Но успели остановиться. В этом нет ничего дурного. Надо радоваться…
— Не говори «мы». Я готов идти к Хэлси.
— О Господи! — в сердцах воскликнул Кифер. — Иди, рой себе могилу.
— Одному мне там делать нечего.
— Это отговорка. Ты бы отлично с этим справился. Просто я честно признал, что боюсь, только этим мы с тобой и отличаемся.
Марик остановился.
— Послушай, Том, с самого начала эта идея — твоя. Слово «паранойя» я узнал от тебя. Я до сих пор не уверен в том, что понимаю его значение. Но думаю, что ты прав, и у капитана не в порядке с головой. Я думаю, что молчать об этом нельзя. Твоя беда в том, что при появлении трудностей ты сразу даешь задний ход, да еще хочешь, чтобы тебя за это хвалили. Нельзя сидеть на двух стульях, Том… Я вижу катер. — Марик подошел к леерному ограждению и руками подал сигнал. — Возвращаемся на «Кайн».
29. Тайфун
Гигант за гигантом, новые линкоры и авианосцы выстраивались в лагуне атолла Улити, организованное стадо плавающих железных небоскребов, окруженных узеньким колечком пальм. Военно-морской флот готовился к атаке на Лусон, и планета еще не видела столь могучей армады. Вилли Кейт часами сидел на юте проржавевшего «Кайна», любуясь великолепием военной мощи. Боевые порядки вызывали у него благоговейный трепет, притупляя увиденное на войне. Вся жестокость человеческой истории, казалось ему, собралась и обрела видимые очертания на Улити. Ему вспоминались довоенные прогулки по Риверсайд Драйв, рядом с военно-морской базой Нью-Йорка, и размышления о том — он тогда учился на втором курсе колледжа, — что боевые корабли всего лишь большие игрушки, а государства мыслят, как дети, оценивая друг друга по числу и размерам их игрушек. С тех пор он повидал эти игрушки в действии, когда они решали вопрос жизни и смерти, свободы или рабства. Он стал мудрее по сравнению с годами учебы и теперь относился к кораблям военно-морского флота с должным почтением.
И тем не менее он оставался пусть повзрослевшим, но второкурсником, ибо что, в конце концов, являл собой атолл Улити? Крошечный коралловый круг в бесконечно пустом океане. Атолл оставался незамеченным с корабля, проплывавшего в десяти милях от него. И даже великий Третий флот, разом пойдя ко дну, не поднял бы уровень моря даже на тысячную долю толщины человеческого волоса. Мировая сцена в тот час оставалась слишком большой для самых честолюбивых замыслов человека. Даже тайфун — маленькая, бегущая по ничтожной части океана круговерть воздуха могла в корне их изменить.
Марик, склонившись над генеральной картой Тихого океана, наносил на нее данные штормовых предупреждений, снимая широту и долготу центров тайфунов с полученных и раскодированных депеш.
В штурманскую рубку зашел Вилли, заглянул старпому через плечо.
— Стив, как ты думаешь, смогу я стать помощником штурмана?
— Конечно. — Марик тут же протянул ему циркуль и параллельные линейки. — Можешь начать прямо сейчас с нанесения координат центров тайфунов.
— Благодарю. — И минуту спустя Вилли нанес на карту первый красный квадрат.
— Когда утром мы выйдем в море, ты будешь определять положение по солнцу, — предложил старпом. — Энгстренду поручим засекать время по секундомеру. Если мы не вернемся к вечеру, возьмешь высоту звезд, а потом мы сравним твои замеры с моими.
— Хорошо. Я уже пробовал определяться по солнцу, забавы ради.
— Вилли, ты нарываешься на неприятности, — старпом улыбнулся. — Разве у тебя мало своих дел?
— О, полным-полно. Но у нашего капитана я до самой смерти буду раскодировать радиограммы. А океан кишит тайфунами.
— Ну, такое уж время года…
Марик раскурил сигару и вышел на мостик. Облокотился на фальшборт, радуясь внезапно выпавшей минуте отдыха от рутинной работы. Он знал, что Вилли Кейт правильно нанесет линии движения тайфунов. Желание младшего офицера брать на себя больше ответственности вызывало у него приятное чувство удовлетворенности. Он помнил Вилли, когда тот только появился на «Кайне», круглолицый, ершистый энсин, обижающийся на замечания капитана Де Врисса, словно отшлепанный ребенок. «Впрочем, Де Врисс раскусил Вилли, — думал Марик. — Он же говорил мне, что из него получится отличный офицер, после того как его задницу высекут до крови».
Вилли возник за его спиной.
— Все нанесено.
— Хорошо. — Марик глубоко затянулся.
Офицер-связист оглядел якорную стоянку.
— Красивое зрелище, не правда ли? Не устаю смотреть на них. Какая сила!
Следующим утром большие корабли вышли в море. «Кайн» следовал параллельным курсом, таща за собой баржу-мишень, и день и ночь Третий флот, дивизион за дивизионом, по очереди проводили учебные стрельбы, держа курс на запад. Затем тральщик повернул назад, а ударное соединение направилось к Филиппинам. Улити казался заброшенным и унылым, словно трибуна после парада или танцевальный зал по окончании бала. В лагуне остались только вспомогательные суда: танкеры, тральщики, транспортные баржи с железобетонными корпусами и уродливые десантные корабли.
Якорь «Кайна» плюхнулся в воду, и потекли тоскливые дни. Вилли следил за успехами армады Хэлси по поступающим радиограммам. И продолжал вычерчивать карту движения тайфунов.
Он попадал в шторма, катящиеся по периферии тайфунов, но никогда тайфун не проносился прямо над «Кайном». Знания Вилли о воздушной круговерти основывались на полузабытых страницах романов Конрада и недавно прочитанных разделах «Американского штурманского практикума». С одной стороны, в его памяти навсегда отложились образы скулящих китайцев, перекатывающихся из конца в конец черного трюма при свете единственной лампы под позвякивание выпавших из карманов серебряных долларов. С другой — он знал, что тайфуны зарождаются в результате столкновения теплых и холодных воздушных масс: теплый воздух поднимался вверх, как пузырек в ванне, холодный врывался в образующуюся пустоту. Вращение земли изгибало направление движения холодного воздуха, давая начало закрученному вихрю. Вилли, правда, понятия не имел, почему тайфуны вращаются в разные стороны к югу и северу от экватора, почему возникают главным образом осенью, почему движутся по широкой параболе на северо-запад. Но и в «Практикуме», вместо ответов на эти вопросы, он нашел лишь скромное признание того, что некоторые особенности тайфунов еще не изучены. Последнее дало ему основание не ломать голову над научными проблемами. Он заучил методы определения направления движения центра тайфуна и расстояния до него, правила расхождения с тайфуном в левом и правом полукругах. Правила эти ставили его в тупик до тех пор, пока он досконально в них не разобрался. И почитал себя крупным специалистом во всем, что связано с тайфунами.
И действительно, он знал о них все, что можно почерпнуть из книг, не увидя ни одного наяву. Точно так же невинный студент-богослов, находя необходимым узнать что-либо о грехе, чтобы потом бороться с ним, мог бы почитать «Улисса» или стихи Бодлера.
Монотонность будней нарушила полученная с берега депеша: на этот раз «Кайну» предписывалась не буксировка баржи-мишени, но сопровождение танкеров к месту встречи с кораблями Третьего флота для дозаправки последних. Перспектива участия в псевдобоевых действиях чуть расшевелила совсем уже павшую духом команду. Оживились и офицеры. В тот вечер после обеда кают-компания превратилась в класс хорового пения.
Группа танкеров вышла из пролива Мугаи в спокойный океан под жаркими лучами сияющего в чистом небе солнца. «Кайн» занял позицию на правом краю, в пяти тысячах ярдов от центра группы. Шли привычным зигзагом. Приземистые грузные танкеры неторопливо рассекали воду, а эсминцы рыскали в авангарде, прощупывая глубины длинными звуковыми пальцами. Предосторожность стала для экипажей кораблей сопровождения второй натурой. От предстоящего похода веяло сонной скукой.
Ни одного красного квадратика не нанес Вилли на синее пространство между Улити и Филиппинами. Исходя из этого, он полагал, что встреча с тайфуном им не грозит, и отправился в путь со спокойной душой. Однако, как часто указывал капитан Квиг, на флоте ничего нельзя принимать на веру. Особенно, если дело касается тайфунов.
В ночь на шестнадцатое декабря началась сильная качка. Впрочем, никто не усмотрел в этом ничего необычного. Вилли частенько хватался за стойку, когда кренометр на мостике показывал сорок пять градусов, а зеленая, с белыми бурунами вода заглядывала в иллюминаторы. Вилли еще почитал, но вскоре у него заболела голова, предвещая тошноту, которая накатывала при чтении во время шторма. Он положил книгу на полку и залез на койку, упершись коленями в потолок, а подошвами — в переборку, так что качка совсем не мешала ему спать.
Разбудил его младший боцман. Как всегда, первым делом Вилли взглянул на часы.
— Какого черта… только половина третьего…
— Капитан хочет видеть вас на мостике, сэр.
Вилли удивился. Нет, не вызову. Квиг выдергивал его из постели два-три раза в неделю, чтобы обсудить какую-нибудь мелочь бухгалтерского учета или процесса кодировки. Но, как правило, ночные беседы происходили в каюте капитана. Натягивая брюки, Вилли сонно вспоминал счета, которые он проверял в последнее время. И решил, что на этот раз речь пойдет о прачечной. На палубе его встретил теплый, влажный ветер, дующий в правый борт, достаточно сильный, чтобы подвывать в леерах и в такелажных тросах. Вокруг вздымались черные волны. Небо заволокло облаками.
— Он в штурманской рубке, — предупредил Хардинг.
— Готов меня разорвать?
— Едва ли. Его лишь трясет от злости.
— Ну хорошо… Качает.
— Есть немного.
Красная лампа вспыхнула в штурманской рубке, когда Вилли затворил за собой дверь, осветив Квига и Марика, склонившихся над картой. Капитан искоса взглянул на Вилли, прищурив один глаз.
— Вилли, вы вычерчивали карту тайфунов, так?
— Да, сэр.
— Ну, раз мистер Марик не может объяснить, почему без моего разрешения и одобрения вы взялись за столь серьезное дело, я полагаю, что такого объяснения просто нет, так?
— Сэр, мне казалось, что повышение профессионального уровня можно только приветствовать.
— Тут, вы, разумеется, правы, совершенствоваться необходимо… но… откуда же такая небрежность, а?
— Сэр!
— Что, сэр! Где предупреждения о тайфунах между Филиппинами и Улити? Или вы хотите сказать, что их тут нет? В такое-то время года?
— Нет, сэр. Необычно, я знаю, но эта зона свободна от тайфунов.
— Если только радисты не переврали сообщение, или не пропустили мимо ушей штормовое предупреждение, или не отправили его в архив вместо того, чтобы раскодировать и нанести на карту.
— Такого не может быть, сэр…
Квиг постучал по карте указательным пальцем.
— За ночь барометр упал на четырнадцать делений, направление ветра каждые четыре часа смещается вправо, и его сила уже достигла семи баллов. Я хочу, чтобы вы проверили все радиограммы, полученные за последние сорок восемь часов, а штормовые предупреждения должны расшифровываться незамедлительно и направляться мне. Карту тайфунов будет вести мистер Марик.
— Есть, сэр. — Корабль резко качнуло, Вилли не устоял на ногах, упал на Квига и тут же отпрянул. — Извините, сэр.
— Ладно. Можете идти.
Вилли прошел в радиорубку, просмотрел все поступившие сообщения, но ничего не нашел. Выпил кофе с радистами и спустился к себе. Но едва успел задремать, как тот самый радист, что наливал ему кофе, растолкал его.
— Штормовое предупреждение, сэр. Всем кораблям от ГВСРТО[29]. Только что получили.
Вилли раскодировал депешу и пошел в штурманскую рубку. Квиг лежал на койке, курил. Марик устроился на стуле.
— А, что-то нашел? Я так и думал, — капитан взял оповещение и внимательно прочитал его.
— Сэр, я ничего не нашел. Она поступила десять минут тому назад.
— Понятно. Еще одно забавное совпадение, которые так часто случаются с вами, Вилли. Ну, я рад, что вы проверили ранее поступившие предупреждения, хотя это, естественно, получено только что. Нанесите его на карту, Стив.
— Есть, сэр. — Старпом просмотрел указанные в оповещении цифры и потянулся за циркулем. — Должно быть, он, сэр. К юго-востоку от нас… триста миль… Если точнее… Триста семнадцать. Хотя они называют происходящее легким атмосферным возмущением.
— Вот и хорошо. Чем оно будет легче, тем лучше.
— Сэр, — подал голос Вилли, — если вы думаете, что я лгу, можете проверить в радиорубке…
— Но, Вилли, разве вас обвиняют во лжи? — капитан сухо улыбнулся, в красном свете морщины черными полосами прорезали его лицо. Он затянулся, кончик его сигареты ярко вспыхнул.
— Сэр, когда вы заговорили о забавном совпадении…
— Ах, Вилли, не ищите в словах того, чего в них нет. Это признак нечистой совести. Вы можете идти.
Вилли покраснел, гулко забилось сердце, в который раз он чувствовал себя как оплеванный.
— Есть, сэр.
Выйдя на мостик, он стал лицом к свежему ветру. Корабль качнуло влево, и Вилли прижало грудью к фальшборту. В следующий момент ему пришлось схватиться за фальшборт обеими руками, чтобы не упасть. Он оставался на мостике, пока Пейнтер не заступил на вахту. Вниз Вилли спустился вместе с Хардингом. В темной кают-компании офицеры выпили по чашке кофе, держась за стойки, глядя на раскаленную докрасна спираль кофеварки.
— Качает все сильнее, — заметил Хардинг.
— Но не так, как в прошлом году около Фриско.
— Нет… Рядом тайфун?
— Нет. Атмосферные возмущения на юго-востоке. От них-то нам и достается.
— Моя жена боится тайфунов. Ей все время снится, будто мы попали в один из них.
— А что в этом особенного? Выполним нужный маневр, бейдевинд или полный бакштаг, в зависимости от того, где будем находиться, и удерем к чертовой матери. Я надеюсь, что хуже, чем сейчас, уже не будет.
Они втиснули чашки и блюдца в пазы на боковом столике и разошлись по каютам. Вилли хотел было принять снотворное, но передумал. Включил лампу, раскрыл Диккенса и минуту спустя заснул с зажженным светом.
— Как же они собираются заправляться в такую погоду?
Вилли и Марик стояли на кренящемся левом крыле мостика. В неприятном желто-сером дневном свете море волновалось и кипело, словно черная грязь. Белые ошметки пены слетали во впадины между волнами. Ветер дул в лицо. Вокруг не было ничего, кроме водяных валов и глубоких расселин между ними. Когда же старый тральщик взлетал на гребень, отовсюду возникали корабли: линкоры, авианосцы, танкеры, эсминцы. Волны бились об их носовую часть, окатывая палубы пенными фонтанами. Несколько дюймов воды постоянно покрывали бак «Кайна». Якоря то и дело исчезали под черными волнами, пена катилась по палубе, громоздилась у рубки и скатывалась за борт. Дождь кончился, но было душно и влажно, как в бане. Темно-серые облака повисли над головой. Бортовая качка ослабела, килевая — резко усилилась, палуба поднималась и падала, словно кабина лифта.
— Не знаю, но все эти чертовы танкеры подняли сигнал «В». Они готовы к перекачке топлива.
— Вахтенный офицер, — донесся из рубки голос капитана. — Показания барометра, пожалуйста.
Вилли покачал головой, посмотрел на прибор.
— По-прежнему 29.42, сэр.
— Почему я должен постоянно интересоваться показаниями барометра? Докладывайте сами каждые десять минут.
— О Господи, — прошептал Вилли на ухо старпому, — стрелка барометра не шевелится уже семь часов.
Марик поднес к глазам бинокль. «Кайн», подрожав три-четыре секунды на гребне, плюхнулся в яму между волнами.
— Кто-то хочет заправиться от «Нью-Джерси»… Прямо по носу… Кажется, лопнул шланг.
Вилли подождал, пока «Кайн» взлетит на волну. В бинокль он увидел, как с эсминца пытались перекинуть шланг с топливозаборником на палубу линкора.
— Едва ли они смогут заправиться в такую погоду.
Вилли доложил о случившемся Квигу. Капитан, сидя в кресле, почесал подбородок.
— Ну, это их трудности, а не наши. Я выпил бы кофе.
Попытки заправиться продолжались до полудня. Рвались шланги, топливо выливалось в море. На разных кораблях младшие офицеры вроде Вилли едко острили по поводу умственных способностей командующего. Они, разумеется, не могли знать, что адмирал получил приказ нанести бомбовой удар по Миндаро, предваряющий высадку десанта генерала Мак-Артура. Если он не пополнит запасы топлива, армия останется без прикрытия с воздуха. В половине первого ударное соединение двинулось на юго-запад, уходя от шторма.
Вилли стоял вахту с восьми вечера до полуночи. Тут-то он и начал осознавать, что погода исключительно плоха, что им действительно грозит опасность. Пару раз, когда «Кайн» качнуло особенно крепко, Вилли охватывала паника. Но он черпал уверенность в спокойствии рулевого и матросов штурвальной группы, несших вахту у штурвала и машинного телеграфа, устало переругивающихся между собой, пока затемненная рубка поднималась, падала, качалась, дрожала, а дождь барабанил по иллюминаторам. Другие корабли растворились во мгле. Вилли вел «Кайн» по показаниям радиолокатора и пеленгу ближайшего танкера.
В половине двенадцатого в рубку ввалился насквозь промокший радист со штормовым предупреждением. Прочитав его, Вилли разбудил Марика, задремавшего в капитанском кресле. Вдвоем они прошли в штурманскую рубку. Квиг, крепко спавший на койке над столом, не пошевельнулся.
— Сто пятьдесят миль к востоку он нас, — пробормотал Марик, установив на карте циркуль.
— Ну, мы находимся в безопасной половине циклона. К утру мы выйдем из него.
— Возможно.
— Буду рад увидеть солнце.
— Я тоже.
Когда Вилли, сдав вахту, спустился в каюту, на душе у него полегчало. В каюте царил полный порядок. Вещи лежали на положенных местах, любимые книги стояли на полке, ярко горела настольная лампа. Зеленая занавеска и грязные форменные брюки, висящие на крюке, мерно покачивались в такт движениям корабля. Вилли захотелось крепко уснуть, чтобы открыть глаза навстречу улыбающемуся дню и не вспоминать о плохой погоде. Он проглотил таблетку фенобарбитала и вскоре провалился в глубокий сон.
Его разбудили треск и грохот, донесшиеся из кают-компании. Вилли вздрогнул, спрыгнул с койки и только тут заметил, что палуба круто накренилась вправо. Так круто, что он не мог стоять. С ужасом, сквозь сковывающий туман сна, Вилли понял, что дело не в качке. Палуба застыла в наклонном положении.
Нагишом он бросился в тускло освещенную красной лампой кают-компанию, держась обеими руками за правую переборку коридора. Палуба медленно возвращалась к горизонтали. Все стулья кают-компании громоздились на правой переборке — в переплетении ножек, спинок, сидений. Едва Вилли вошел, они с грохотом рухнули на палубу. Открылась дверь кладовой. Распахнулись створки буфета, вывалив стоящую в нем посуду. Теперь она превратилась в груду осколков.
Корабль выправился и качнулся на левый борт. Стулья больше не двигались. Вилли, с трудом подавив желание выскочить наверх, вернулся в каюту и быстро натянул брюки.
Палуба еще раз поднялась и завалилась направо. Вилли бросило на койку и прижало к железной переборке. На мгновение он подумал, что корабль сейчас перевернется, и ему так и суждено погибнуть в его чреве. Но медленно, очень медленно старый тральщик выровнялся. Вилли не приходилось попадать в такие передряги. То была не качка, но сама смерть. Он схватил рубашку и ботинки, метнулся к трапу и ударился головой о закрытый люк. Почувствовал горячую, обжигающую боль, перед глазами заплясали искры. Он-то думал, что чернота на вершине трапа — ночное небо. Вилли взглянул на часы. Семь утра.
Какое-то время он пытался выломать люк, но затем пришел в себя и вспомнил об аварийном лазе. Дрожащими руками повернул стопорную планку. Крышка лаза откинулась. Вилли выбросил на палубу рубашку, ботинки, вылез сам. Его встретил серый свет. Острые, как иголки, брызги воды впились в кожу. Он видел матросов в коридорах камбуза, с побелевшими от страха глазами. Забыв про одежду, Вилли босиком кинулся к трапу на мостик и на полпути едва не погиб, потому что «Кайн» вновь резко накренился на правый борт. Вилли свалился бы в кипящую серо-зеленую воду, не ухватись он за леер. Повиснув на нем, Вилли услышал голос Квига, пронзительный и испуганный, усиленный динамиками громкой связи.
— Носовому машинному отделению! Мне нужна максимальная мощность на этом чертовом правом двигателе, слышите меня, МАКСИМАЛЬНАЯ, если не хотите, чтобы этот чертов корабль пошел ко дну.
Вилли, перехватывая леера руками, добрался до трапа, взбежал на мостик, «Кайн» поднимался и падал с гигантских валов, кренясь на правый борт. На мостике толпились офицеры и матросы, ухватившиеся за тросы, фальшборты, стойки. Вилли схватил Кифера за руку. Длинное лицо писателя посерело.
— Что происходит?
— Где ты был? — удивился тот. — Лучше надень спасательный жилет.
— Начинает слушаться, сэр, — услышал Вилли голос рулевого. — Курс 087.
— Очень хорошо. Возьми лево на борт! — фальцетом выкрикнул Квиг.
— Ноль восемьдесят шесть, сэр! Ноль восемьдесят пять! Поворачиваемся!
— Слава Богу, — выдохнул Кифер.
Корабль начал разворачиваться, и свирепый шквал ветра с левого борта ударил Вилли в лицо, разметав волосы.
— Том, что тут творится? Что происходит?
— Чертов адмирал решил заправиться в самом центре тайфуна, вот что происходит…
— Заправиться? Сейчас?
Серые, подернутые белой пеной волны окружали «Кайн». Вилли не доводилось видеть таких волн, Высокие, как многоэтажные дома, они ровной чередой шествовали друг за другом, а тральщик казался среди них маленьким затерявшимся такси. Они уже не раскачивали корабль, но поднимали и опускали его, словно щепку. Воздух пропитался влагой. По соленому вкусу Вилли понял, что это не дождь, а водяная пыль.
— На некоторых кораблях осталось десять процентов топлива, — добавил Кифер. — Если они не заправятся, тайфуна им не пережить…
— Господи, а как у нас с топливом?
— Сорок процентов, — подал голос Пейнтер. Командир механической боевой части прижимался спиной к рубке, вцепившись в кронштейн, на котором висел огнетушитель.
— Поворачиваемся быстро, капитан! — возвестил рулевой. — Курс 061… Курс 061…
— Отводи! Чуть право руля! Теперь лево!
Корабль накренился на правый борт, выпрямился. Только тут Вилли обратил внимание на странный звук, глушащий голоса в рубке. Словно густой печальный стон исходил отовсюду и пронизывал все, вбирая в себя удары волн, скрип корпуса судна, рев вырывающегося из труб черного дыма.
— «ОооооооИИИИИИИиииииии», — стонали вода и воздух.
Вилли наклонился к барометру. И ахнул. Стрелка дрожала на 29.28. Он повернулся к Киферу.
— Том, барометр… Когда это все началось?
— Давление начало падать, когда я заступил на вахту. Капитан и Стив в рубке с часу ночи. А ветер поднялся минут пятнадцать-двадцать тому назад. Должно быть, сто узлов…
— Курс 010, сэр!
— Так держать! Машины средний вперед!
— С какой стати мы идем на север? — удивился Вилли.
— Флот идет против ветра, чтобы заправиться…
— Они никогда не заправятся…
— Попытка — не пытка.
— А что случилось на тех огромных волнах? Заглохли двигатели?
— Мы шли бортом к ветру, и корабль не хотел разворачиваться. А с двигателями все в порядке… Пока…
Рев шторма усилился: «ОООООИИИИИ».
Капитан Квиг нетвердой походкой вышел из рубки. На его лице, сером, как спасательный жилет, чернела щетина, налитые кровью глаза опухли.
— Мистер Пейнтер, я хочу знать, почему машинное отделение не отвечало, когда я просил поднять мощность…
— Сэр, они отвечали…
— Черт побери, вы намерены назвать меня лжецом? Я говорю вам, что полторы минуты не мог добиться, чтобы они подняли обороты правого двигателя, пока не начал орать в микрофон громкой связи…
— Сэр, ветер…
(«Оооо-ииии-ООИИИИИ!»)
— Перестаньте оговариваться! Я хочу, чтобы вы спустились в машинное отделение, оставались там и проследили, чтобы все мои команды выполнялись точно и быстро…
— Сэр, сейчас я должен заступить на вахту…
— Нет, мистер Пейнтер! Вы вычеркнуты из списка дежурных по кораблю. Идите к двигателям и не смейте подниматься на палубу без моего приказа, даже если он придет через семьдесят два часа. Еще одна задержка с двигателями, и вы пойдете под трибунал!
Пейнтер кивнул и с непроницаемым лицом спустился по трапу.
С выходом на курс против ветра дела на «Кайне» пошли лучше. Страх, сковавший матросов и офицеров, прошел. Из камбуза на мостик принесли кружки свежесваренного кофе, и скоро настроение настолько поднялось, что послышались даже шутки. «Кайн» по-прежнему то поднимало к небу, то бросало в бездну, но к качке на корабле привыкли, а ревущие водяные валы уже не заливали палубу. Толпа на мостике поредела, оставшиеся уже смеялись над собственной трусостью.
Правда, ветер и барометр, упавший до 29.19, пригасили излишний оптимизм. Команда тральщика уже свыклась с мыслью о том, что вокруг бушует тайфун, но им хотелось верить, что они выйдут из него живыми. И верили, потому что кризис вроде бы миновал, и они, с охотой принимая желаемое за действительное, не уставали повторять: «Это счастливый корабль». «Нашу ржавую посудину не потопишь».
Вилли разделял настроение остальных. После горячего кофе казалось, что все трудности позади. Вернувшееся самообладание позволило ему оценить создавшуюся обстановку, опираясь на знания, почерпнутые из «Американского штурманского практикума». Он рассчитал, что центр тайфуна находится в сотне миль к востоку и приближается к ним со скоростью двадцать миль в час. Не без удовольствия думал он о том, что штилевое «око» тайфуна, возможно, пройдет над «Кайном», и гадал, увидят ли они круг синего неба в обрамлении черных облаков.
— Я слышал, что ты сменишь меня вместо Пейнтера, — увлекшись расчетами, Вилли не заметил подошедшего Хардинга.
— Конечно. Прямо сейчас?
— В таком-то виде?
Только тут Вилли заметил, что на нем лишь промокшие брюки, и улыбнулся.
— Одет не по форме, а?
— Я не уверен, что необходим парадный наряд с кортиком, но в рубашке и ботинках будет удобнее.
— Сейчас вернусь.
Вилли сбежал с мостика, протиснулся в лаз, отметив про себя, что матросов на палубе уже нет. Уиттекер и вестовые, в спасательных жилетах, суетились в кают-компании, застилали стол чистой скатертью, расставляли стулья, собирали с пола журналы.
— Саа, если не взять из матросской столовой жестяных подносов, я не знаю, как подать завтрак, — обратился к нему Уиттекер. — Фаянсовой посуды хватит только для двоих, саа.
— Уиттекер, сюда на завтрак никто не придет. Справься у мистера Марика. Я думаю, наверху все будут довольны, если получат сэндвичи и кофе.
— Благодарю вас, саа! — Лицо негра просветлело. Уиттекер повернулся к вестовым. — Расселас, не накрывай стол. Иди на мостик, как говорит миста Кейт…
Торопливо одеваясь в качающейся из стороны в сторону каюте, Вилли улыбался, думал о том, как быстро вопрос жизни и смерти может смениться банальной проблемой завтрака. Его подбодрили педантичность буфетчика и вестовых, не желавших отступать от заведенного порядка, и освещенный настольной лампой уют его каюты. Здесь он был Вилли Кейтом, бессмертным, неуничтожаемым Кейтом, который посылал страстные письма Мэй Уинн, кодировал радиограммы и проверял счета прачечной. Бушующий наверху тайфун казался отсюда приключенческим фильмом, будоражащим и полным мнимых опасностей, интересным и познавательным, если сохранять хладнокровие. Подумал он и о том, что когда-нибудь, возможно, напишет рассказ о тайфуне, не забыв упомянуть о вестовых, беспокоящихся о завтраке. На мостик он вернулся в сухой форме, веселый и сменил Хардинга. Он стоял в рубке, отделенный стеклом и железом от летящих брызг, ухватившись рукой за капитанское кресло, и улыбался в лицо тайфуну, ревущему все громче и громче: «ОООО! ИИИИИ!»
Барометр упал до 29.05.
30. Бунт
Пароход в отличие от парусника не раб ветра и готов потягаться с обычными штормами. Военный корабль — особый тип парохода, отличающийся не столько вместительностью или экономичностью, сколько мощью. Даже тральщик «Кайн» мог противопоставить непогоде тридцать тысяч лошадиных сил. Этой энергии хватило бы на перемещение полумиллиона тонн на расстояние в один фут за минуту. Сам корабль весил чуть больше тысячи тонн. Серый, старый, но полный сил маленький солдат.
Впрочем, необычные явления природы вроде тайфуна, когда ветер дует со скоростью сто пятьдесят и более миль в час, сопровождаются нарушениями привычных канонов. Руль, к примеру, становится совершенно бесполезным. Обычно он создает силу лобового сопротивления воде, которая обтекает его. Но если ветер дует в корму и достаточно сильно, вода течет столь быстро, что величина этой силы падает до нуля. Тогда корабль может отклониться от курса и даже повернуться бортом к волне. Или море может толкать корабль в одном направлении, ветер — в другом, руль — в третьем, и в результате ответная реакция на поворот руля будет меняться от минуты к минуте, от секунды к секунде.
Теоретически возможно представить ситуацию, когда, несмотря на желание капитана повернуть корабль в одну сторону, ветер дует с другой так сильно, что работающие на полную мощность двигатели не могут развернуть корабль. В этом случае судно будет качаться на волнах, боком к направлению их движения, что может плохо кончиться. Такое, правда, маловероятно. Современный военный корабль, с работающими двигателями и под мудрым командованием, может, скорее всего, противостоять любому тайфуну.
Изменение курса в шторм, необходимое для спасения корабля — давний морской кошмар. Скрипящий корпус, перекошенные страхом лица, волнение мешают капитану принять единственно верное решение в самые напряженные моменты. Если ветер сможет надолго развернуть корабль поперек волны, это приведет к повреждению и даже выходу машин из строя, и тогда стихия легко победит. Ибо основное условие существования парохода — работа его машин. По сравнению с деревянными парусниками у современных кораблей есть недостаток: железо не держится на плаву. В тайфун эсминец с остановившимися машинами обречен. Он или перевернется, или, залитый водой, пойдет ко дну.
В книгах указывается, что лучшим средством борьбы с разбушевавшимся морем является движение против ветра. Но даже здесь среди авторитетов нет единства. Никто из них не набрал достаточного фактического материала для категоричных выводов. Едва ли кто захочет лишний раз оказаться в зоне тайфуна.
Вилли пришлось прижаться ухом к динамику внутриэскадренной радиотелефонной связи, чтобы сквозь треск помех и рев ветра разобрать слова:
«Всем, всем, всем. Прекратить дозаправку. Следовать за мной. Новый курс 180. Легким кораблям — обеспечить прикрытие».
— Что? Что такое? — Квиг наклонился к Вилли.
— Прекращают заправку, сэр, и поворачивают на юг. Приказано следовать за ними.
— Выметаются, значит? Давно пора.
— Не знаю, сэр, сможем ли мы идти по ветру, — подал голос Марик. — Волна с кормы для нас — смерть.
— Главное — выбраться отсюда, — Квиг вглядывался в громадные волны. Облако водяной пыли висело над кораблем. В нескольких сотнях ярдов серые валы таяли в белом тумане. — Ладно, Вилли. Свяжись с Пейнтером и скажи, чтобы он был начеку. Стив, я буду командовать из радиолокационной рубки. Ты остаешься здесь.
Вновь заговорил динамик внутриэскадренной связи:
«Легким силам перестроить прикрытие. Двигаться как можно быстрее».
— Ясно. Машины полный вперед. Право руля. Курс 180,— и Квиг выбежал из рубки.
«Кайн» скатывался с гребня волны в пенящуюся прогалину.
— Господи, не чувствую руля, — воскликнул Стилуэлл, вращая штурвал.
— Может, он вышел из воды, — заметил Марик.
Нос корабля, зарывшийся в воду, медленно поднимался. Рубка дрожала.
— Руль направо, сэр, — доложил Стилуэлл. — Господи, как быстро поворачиваемся. Курс 010, сэр… 020… — как воздушный змей, подхваченный ветром, тральщик накренился, его потащило вправо. Руки и ноги Вилли похолодели от страха, когда его прижало к мокрым стеклам. — Курс 035, сэр… 040…
Опасно кренясь на правый борт, «Кайн» поднимался и опускался на волнах, напоминая плавающий обломок, а не управляемый корабль. Клубы брызг проносились над баком. Инстинктивно Вилли взглянул на Марика и облегченно вздохнул, увидев, что старпом, упершись руками в бимс, а спиной — в переборку, спокойно наблюдает за маневром.
— Эй, Вилли! — вырвался из переговорной трубы сердитый голос капитана. — Пришлите-ка сюда техника! Я ничего не могу разобрать на этом чертовом радаре.
— Есть, сэр! — крикнул Вилли в переговорную трубку и, связавшись с радиорубкой, отдал соответствующий приказ.
От бокового скольжения «Кайна», подъемов и спусков в наклонном положении к горлу подкатывала тошнота.
— Мистер Марик, — рулевой внезапно осип. — Поворот прекратился.
— Какой курс?
— Ноль девяносто три.
— Мы развернуты боком к волне. Мешает ветер. Просто замедлилась скорость поворота.
— По-прежнему 093,— минуту спустя выдохнул Стилуэлл.
Тяжелые валы накатывались на правый борт. Казалось, нос «Кайна» не режет воду, словно корабль несло боком. Если что и двигалось, то море и воздух. Тем не менее машины работали на двадцать узлов.
— Право на борт, — скомандовал Марик.
— Есть право на борт, сэр… Господи, сэр, такое ощущение, что лопнули штуртросы. Штурвал проворачивается…
Волосы на голове Вилли встали дыбом, испуг отразился на лицах матросов. Вилли почувствовал, как исказилась и его физиономия.
— Заткнись, Стилуэлл, со штуртросами все в порядке, — рявкнул Марик. — Не будь ребенком. Или тебе не приходилось стоять на руле во время…
— Черт побери, Стив, — донесся из переговорной трубки вопль Квига, — что у вас творится? Почему прекратили поворот?
— Мешают ветер и волна, сэр, — прокричал в ответ Марик. — Руль право на борту…
— Ну, поработай машинами. Разверни корабль. Святый Боже, неужели я все должен делать сам? Где этот техник? На радаре одни помехи.
Марик начал манипулировать машинами. Их работа левой полным вперед, а правой малым назад привела к тому, что нос корабля начал медленно поворачиваться к югу.
— На румбе 180, сэр, — доложил, наконец, Стилуэлл, повернувшись к старпому.
«Кайн» немилосердно качало с борта на борт. Но даже самый крутой крен не вызывал страха, будучи двухсторонним. Вилли скоро попривык к виду ржавых труб, ложащихся чуть ли не параллельно морю, так, что между ними виднелась только пенящаяся вода. Трубы, качающиеся вправо-влево, словно исполинские щетки на ветровом стекле, уже не пугали, даже веселили. Не то что тягучие, тягучие волны, наваливающиеся с одного борта.
Вошел Квиг, вытирая лицо платком.
— Чертовы брызги. Ну, все-таки развернулись? Полагаю, теперь все в порядке?
— Мы не выбились из общего строя?
— Наверное нет, точно не знаю. Техник говорит, что помехи — от водяной пыли. Полагаю, мы идем нормально, иначе нам дали бы знать по радио.
— Сэр, мне кажется, надо принять балласт, — предложил старпом. — Кораблю не хватает остойчивости, сэр. Осталось тридцать пять процентов топлива. Малая осадка затрудняет разворот.
— Ну, беспокоиться пока не о чем, мы еще не перевернулись.
— Но у нас повысится маневренность, сэр…
— Да, но мы загрязним цистерны морской водой, то есть усложним дозаправку. Командующий знает, сколько у нас топлива. Если б возникла такая необходимость, он бы отдал приказ о приеме балласта.
— Я также считаю, что нужно поставить на предохранитель глубинные бомбы.
— В чем дело, Стив, вы испугались плохой погоды?
— Нет, сэр…
— Помимо всего прочего, «Кайн» противолодочный корабль. Что мы будем делать с этими бомбами, если через пять минут обнаружим подлодку?
Марик искоса взглянул на гигантские клокочущие волны.
— Сэр, в такую погоду подлодок в море нет…
— Откуда это известно?
— Сэр, в нашей эскадре эсминец «Дич» попал в шторм у Алеутских островов и затонул после взрывов собственных глубинных бомб. Они разворотили корму. Капитан пошел под трибунал…
— Черт, если вам так не терпится поставить бомбы на предохранители, я спорить не стану. Только держите рядом человека, чтобы быть наготове, если появится под…
— Мистер Марик, — заговорил Стилуэлл, — глубинные бомбы поставлены на предохранитель, сэр.
— Поставлены?! — взревел Квиг. — Кем?
— Я… я поставил их сам, сэр, — голос матроса дрожал. Он стоял, широко расставив ноги, вцепившись в штурвал, не отрывая глаз от гирокомпаса.
— И кто велел тебе это сделать?
— Постоянно действующий приказ мистера Кифера. Когда корабль в опасности, я должен ставить бомбы на предохранитель.
— Кто же сказал, что корабль в опасности, а? — Квиг раскачивался взад-вперед, ухватившись за задрайку иллюминатора, буравя взглядом спину рулевого.
— Сэр, около семи часов началась сильная качка. Я… я поставил их на предохранитель. Всю корму заливало водой. Пришлось держаться за штормовые леера.
— Черт побери, мистер Марик, почему мне не докладывают о том, что происходит на корабле. Оказывается, мы уже столько времени тащим бесполезные глубинные бомбы, а я…
— Сэр, я сказал мистеру Киферу, — вставил Стилуэлл.
— Будешь говорить, когда тебе разрешат, чертов недоумок, и не иначе! — взбеленился Квиг. — Мистер Кейт, отметьте в вахтенном журнале дерзость рулевого и невыполнение им служебных обязанностей! Он сказал мистеру Киферу! Я разберусь с мистером Кифером! А теперь, Стив, я хочу, чтобы вы вызвали другого рулевого. Я не желаю видеть мерзкой хари этого идиота…
— Извините, сэр, — торопливо ввернул старпом, — но другой рулевой еще не отошел после вахты. Стилуэлл — наш лучший специалист, и он нам нужен именно…
— Когда вы прекратите перечить мне? — завопил Квиг. — Святый Боже, есть ли на этом корабле хоть один офицер, который будет выполнять мои приказы! Я сказал…
В раскачивающуюся рубку ввалился Энгстренд и ухватился за Вилли, чтобы не упасть.
— Извините, мистер Кейт. Капитан, барометр…
— Что с барометром?
— Двадцать восемь девяносто четыре, сэр… Двадцать восемь…
— Кто следит за барометром? Почему уже полчаса мне ничего не докладывают? — Квиг метнулся на мостик.
— Мистер Марик, — прохрипел рулевой, — я не могу держать курс 180. Корабль сносит влево.
— Положите больше руля…
— Руль до предела право на борту, сэр… курс 172, сэр… поворачиваемся все быстрее.
— Почему руль до предела право на борту? — прокричал Квиг, всовываясь в рубку. — Кто командует рулевым? Или на этом мостике все посходили с ума?
— Капитан, корабль уваливается, — ответил Марик. — Рулевой не может удержать его на заданном курсе.
— Один шесть ноль, сэр, — Стилуэлл бросил на Марика испуганный взгляд. Захваченный гигантским водоворотом, «Кайн» не слушался руля, став игрушкой ветра и волн. Нос корабля смотрел уже не на юг, а на восток.
Квиг подскочил к рулевому, уставился на компас. Отпрыгнул к машинному телеграфу, просигналил «Самый полный ход» одной рукояткой и «Стоп» другой. Машинное отделение отреагировало мгновенно. Одна машина набрала обороты, вторая — стихла.
— Сейчас вернемся на прежний курс, — возвестил капитан. — Что у тебя на компасе?
— По-прежнему разворачиваемся, сэр, 152… 148…
Вновь «Кайн» опасно накренился на правый борт. Волны накатывались слева, бились о корабль, словно о плавающее бревно. Едва палуба чуть выпрямлялась, как тонны воды валили ее на бок. Прижатый лицом к стеклу, Вилли видел в считанных ярдах от себя пенящуюся поверхность моря. При желании он мог бы пересчитать пузырьки воздуха. Стилуэлл повис на руле, мокрая палуба выскальзывала у него из-под ног.
— Разворачиваемся, сэр, курс 125…
— Капитан, нас развернуло лагом к волне, — впервые голос Марика утратил былую уверенность. — Дайте задний ход правой машиной. — Капитан, казалось, не слышал. — Сэр, сэр, задний ход правой машиной.
Квиг, уцепившись за машинный телеграф руками и ногами, глянул на старпома и послушно дернул ручку «Задний ход». Корабль содрогался в конвульсиях, продолжая дрейфовать бортом к ветру, поднимаясь и опускаясь на громадных, с многоэтажный дом волнах.
— Какой курс? — сдавленно выдохнул капитан.
— 117, сэр…
— Думаешь, выровняемся, Стив? — прошептал Вилли.
— Надеюсь.
— О, святая Матерь Божья, помоги этому кораблю выровняться! — от внезапного вопля по спине Вилли побежали мурашки. Сигнальщик Урбан упал на колени, закрыв глаза, запрокинув голову.
— Заткнись, Урбан, — рявкнул Марик. — Живо вставай!
— Сэр, курс 120,— воскликнул Стилуэлл. — Выправляемся, сэр.
— Хорошо, — кивнул Марик. — Отводи руль.
Не взглянув на капитана, Стилуэлл выполнил приказ. Несмотря на охвативший его ужас, Вилли заметил столь вопиющее нарушение субординации. Заметил он и то, что Квиг словно окаменел у стойки машинного телеграфа.
— Курс 124, сэр. — «Кайн» выпрямился перед тем, как вновь завалиться вправо под ударом очередной волны.
— Все образуется, — Марик попытался улыбнуться, Урбан поднялся с колен.
— Курс 128… 129… 130…
— Вилли, сходи в радиолокационную рубку, — попросил старпом. — Посмотри, где другие корабли.
— Есть, сэр. — Мимо капитана Вилли протиснулся на мостик. Ветер тут же прижал его к стене, брызги забарабанили по лицу, как мелкие мокрые камешки. Тут-то он понял, что за последние пятнадцать минут ветер куда как усилился и уже мог сдуть его за борт, находись он на палубе. Добравшись до радиолокационной рубки, Вилли попытался открыть дверь, но ветер держал ее крепко.
— Откройте! Откройте! Это вахтенный офицер! — заорал Вилли, барабаня по мокрой стали.
Между дверью и косяком появилась щелочка, расширилась. Вилли рванулся внутрь, едва не сбив с ног оператора радиолокационной станции. Дверь захлопнулась, словно прижатая сильной пружиной.
— Что за черт! — воскликнул Вилли.
В маленькую каморку набились чуть ли не двадцать матросов, все в спасательных жилетах, с водонепроницаемыми фонарями у пояса, со свистками на шее. Побелевшие лица, округлившиеся от страха глаза повернулись к нему.
— Как там дела, мистер Кейт? — прорезался сквозь рев ветра голос боцмана Фрикадельки.
— Все нормально.
— Мы не собираемся покинуть корабль?
Внезапно Вилли понял, что поразило его в радиолокационной рубке помимо толпы. Ярко горели лампы. Никто не обращал внимания на матово-зеленые экраны радаров. И он неожиданно для себя обрушил на матросов поток ругательств. Те даже попятились.
— Кто зажег свет? Кто стоит на вахте?
— Сэр, на экранах только отражения от морских волн, — пытался оправдаться оператор.
Вилли снова выругался.
— Погасить свет. Вахтенным смотреть на экраны и не отрываться от них.
— Хорошо, мистер Кейт, — ответил оператор, — но толку с этого не будет. — Лампы погасли и в наступившей темноте Вилли сразу понял, что матрос прав. Отраженного эха других кораблей не было, экраны заполняла россыпь пятнышек и черточек. — Видите ли, сэр, — продолжал оператор, — верхушка мачты почти все время находится ниже гребней волн, да и водяная пыль такой плотности отражает сигнал, как твердый предмет. Радары ослепли…
— Все равно, — упорствовал Вилли, — вахта есть вахта, и вы обязаны попытаться что-то увидеть. А те, кто здесь лишний… ладно, оставайтесь, но только не мешайте вахтенным…
— Сэр, у нас действительно все в порядке?
— Нам не придется покидать корабль?
— Я чуть не прыгнул в воду, когда нас положило на борт…
— Корабль не потонет, мистер Кейт?
— У нас все нормально! — рявкнул Вилли. — Нормально. Не теряйте головы. Через несколько часов мы вновь будем зачищать старую краску.
— Я готов зачищать краску до Судного дня, если мы переживем этот тайфун, — пробурчал кто-то. Матросы рассмеялись.
— Я останусь здесь под угрозой трибунала…
— Я тоже…
— Черт, с подветренной стороны рубки еще человек сорок…
— Мистер Кейт, — вновь подал голос Фрикаделька, — скажите честно, капитан знает, что надо делать? Это все, что нас интересует.
— Капитан делает все, что положено. А вы заткнитесь и не волнуйтесь зазря. Помогите-ка лучше открыть дверь.
Ветер и водяная пыль рванулись в раскрывшуюся щель. Вилли выбрался наружу, и дверь с гулким стуком закрылась. Ветер потащил его к рубке.
— Радары ослепли, Стив. Мы ничего не увидим, пока не осядет водяная пыль.
— Ясно.
Несмотря на завывания и рев шторма, Вилли поразила тишина в рубке. Квиг все так же обнимал машинный телеграф. Стилуэлл держался за штурвал, Урбан, зажавшись между нактоузом и передним иллюминатором, как Библию, сжимал навигационный журнал. Обычно в рубке находились другие матросы, телефонисты, сигнальщики, но сейчас они разбежались, словно из комнаты ракового больного. Марик стоял, упершись руками в спинку капитанского кресла. Вилли, шатаясь, пересек рубку и вышел на правое крыло мостика. Матросы и офицеры прижимались к рубке, держась друг за друга, Вилли увидел Кифера, Йоргенсена, Хардинга.
— Вилли, мы выкарабкаемся? — спросил Хардинг.
Дежурный по кораблю кивнул и вернулся в рубку. Его раздражало отсутствие фонаря и свистка, которыми запаслись остальные. «Угораздило же меня заступить на вахту в такой момент», — подумал он. Вилли, конечно, не верил, что корабль пойдет ко дну, но ему не нравилось, что он находится в худшем положении, чем другие. Его спасательное снаряжение осталось в каюте, и он стеснялся послать за ним кого-либо из матросов.
«Кайн» пару минут лежал на курсе 180. Затем налетевшая волна и ветер внезапно положили его на левый борт. Вилли бросило на Стилуэлла, он едва успел схватиться за штурвал.
— Капитан, — обратился к Квигу Марик, — я думаю, мы должны принять балласт, по меньшей мере залить кормовые цистерны, если мы собираемся идти по ветру.
Вилли взглянул на Квига. Лицо капитана перекосилось, будто на него направили яркую лампу. Он вроде бы и не слышал старпома.
— Я прошу разрешения принять балласт в кормовые цистерны, сэр, — повторил Марик.
Губы Квига шевельнулись.
— Не разрешаю, — едва слышно ответил он.
Стилуэлл крутанул штурвал, он вырвался из рук Вилли, и ему пришлось вцепиться в бимс.
— Теперь кренимся на правый борт. Курс 189… 190… 191…
— Капитан… лево на борт?
— Хорошо, — пробормотал Квиг.
— Есть лево на борт, сэр… Курс 200.
Марик несколько секунд пристально смотрел на капитана, а «Кайн», кренясь на левый борт, разворачивался к ветру.
— Капитан, нужно вновь использовать машины, корабль не слушается руля. Сэр, как насчет того, чтобы пойти против ветра? Если ветер с кормы, корабль становится неуправляемым.
Квиг дернул ручки машинного телеграфа.
— Заданный курс 180,— просипел он.
— Сэр, мы должны сманеврировать, чтобы спасти корабль…
— Командующему известны погодные условия. Мы не получили приказа менять курс. — Квиг смотрел прямо перед собой, крепко держась за тумбу машинного телеграфа.
— Курс 225… быстро уваливаемся, сэр.
Огромная серая волна вздыбилась над левым бортом, поднявшись выше мостика. И обрушилась вниз. Уровень воды в рубке поднялся до колен. Она была на удивление теплой и липкой, как кровь.
— Сэр, нас зальет водой! — вскричал Марик. — Мы должны развернуться носом к ветру.
— Курс 245, сэр, — всхлипнул Стилуэлл. — Корабль не слушается машин, сэр…
«Кайн» лег на левый борт. Море чуть ли не билось в стекла рубки.
— Мистер Марик, погасла подсветка компаса! — заорал Стилуэлл.
Ветер свистал в ушах Вилли. Резкий крен корабля сбросил его на палубу, и теперь он пытался ухватиться за какую-нибудь опору.
— О Боже, Боже, Боже… Святый Боже, спаси нас! — заверещал Урбан.
— Перекладывай руль, Стилуэлл! Право на борт! Право на борт! — хрипло крикнул старпом.
— Есть право на борт, сэр!
Марик на четвереньках добрался до машинного телеграфа, вырвал рукоятки из рук Квига, отдал команду в машину изменить вращение гребных валов.
— Извините, капитан… — Что-то загрохотало в дымовых трубах. — Какой курс? — крикнул Марик.
— Два семьдесят пять, сэр!
— Держать право на борту!
— Есть, сэр!
Старый тральщик начал выпрямляться.
Вилли не представлял себе, что задумал старпом, хотя маневр был довольно прост. Ветер разворачивал корабль с юга на восток. Квиг пытался повернуть его носом на юг. Марик, наоборот, используя момент вращения корабля и помогая ему машинами и рулем, разворачивал «Кайн» к северу, навстречу ветру и волнам. В более спокойной ситуации Вилли сразу бы оценил логичность замысла Марика, но в тот момент выдержка изменила ему. Он сидел на палубе в луже воды, ухватившись за телефонный аппарат, и смотрел на старпома, как на колдуна или ангела Божьего, решившего спасти тральщик с помощью волшебных заклинаний. Сам Вилли уже потерял веру в корабль. Он убедил себя, что находится в жестяной банке посреди разъяренного моря. И не мог думать ни о чем, кроме собственного спасения. Тайфун, «Кайн», Квиг, океан, флот, долг, лейтенантские нашивки, все вмиг забылось. Вилли превратился в мокрого котенка, жалобно мяукающего на оставшемся на плаву обломке.
— Поворачиваемся? Какой курс? Докладывай курс! — орал Марик.
— Поворачиваемся, сэр, быстро поворачиваемся. Курс 310… курс 315… курс 320…
— Отводи!
— Отводить, сэр?
— Да, да, отводи помаленьку!
— Есть, сэр…
— Хорошо.
«Отводи, отводи, отводи»… словно пронзило туман, застилавший сознание Вилли. Он встал, огляделся. «Кайн» шел ровно, переваливаясь с одного борта на другой. Плотная пелена водяной пыли висела за иллюминаторами рубки. Он не видел моря, не видел бака.
— Все нормально, Вилли? Я думал, ты отключился, — Марик, держась за капитанское кресло, искоса взглянул на вахтенного офицера.
— Нормально. Что… что происходит, Стив?
— Как видишь, плывем, не перевернулись. Как на румбе? — крикнул он Стилуэллу.
— Три двадцать пять, сэр… Разворот замедлился…
— Естественно, ветер мешает, но мы развернемся… На румб — 000.
— Есть, сэр.
— Нет, — подал голос Квиг.
Вилли напрочь забыл о существовании капитана. Марик казался ему отцом, вождем, спасителем. Он смотрел на маленького, бледнолицего человечка, обхватившего руками и ногами тумбу машинного телеграфа, и видел перед собой незнакомца. Капитан мигнул, потряс головой, словно сбрасывал с себя остатки сна.
— Лево руля. Курс 180.
— Сэр, мы не можем идти по ветру и оставаться на плаву.
— Рулевой, курс 180,— настаивал Квиг.
— Не спеши, Стилуэлл, — остановил рулевого старпом.
— Мистер Марик, курс флота — 180,— капитан говорил чуть ли не шепотом. Глаза его остекленели.
— Капитан, мы оторвались от эскадры… Радары ослепли…
— Значит, будем искать эскадру. Я не намерен ослушаться приказа из-за плохой погоды…
— На румбе 000, — крикнул рулевой.
— Сэр, откуда нам знать, какой сейчас приказ? Вдруг наши антенны вышли из строя. Давайте свяжемся с командующим и сообщим ему о нашем бедственном положении.
Ныряя между волнами и поднимаясь на их гребни, «Кайн» вновь откликался на каждое движение руля. Под ногами привычно вибрировали двигатели, палуба ритмично раскачивалась из стороны в сторону. Рубку окутывала белесая пелена водяной пыли, надрывно завывал ветер.
— Никакого бедственного положения нет, — гнул свор Квиг. — Лево руля, лечь на курс 180.
— Так держать! — тут же крикнул Марик. Рулевой переводил взгляд с одного офицера на другого. Его глаза буквально вылезли из орбит. — Делай, что я сказал! — Старпом повернулся к вахтенному офицеру. — Вилли, отметь время. — Он подошел к Книгу и отдал честь. — Капитан, извините, сэр, вы больны. Я временно отстраняю вас от командования кораблем, руководствуясь статьей 184 Морского устава.
— Не понимаю, о чем речь, — пробормотал Квиг. — Лево руля.
— Мистер Кейт, вы — вахтенный офицер, что мне делать?? — взмолился Стилуэлл.
Вилли машинально посмотрел на часы. Без пятнадцати десять. На вахте он стоял меньше двух часов. Медленно, очень медленно дошла до него суть перепалки между Мариком и Квигом. Он не верил своим ушам. Происходящее казалось ему столь же невероятным, как собственная смерть.
— Обойдемся без мистера Кейта, — сварливо ответил Квиг. Таким же тоном он обычно выговаривал дежурному по кораблю, если находил на палубе обертку от жевательной резинки. — Я сказал, лево руля. Это приказ. А теперь, лево руля, да поживее.
— Коммандер Квиг, на этом мостике ваши приказы утратили силу, — возразил Марик. — Я освободил вас от командования, сэр. Вы больны. Я беру ответственность на себя. Я знаю, что меня могут отдать под трибунал. Теперь командую я…
— Вы арестованы, мистер Марик. Спускайтесь в каюту, — огрызнулся Квиг. — Я сказал, лево руля!
— О Господи, мистер Кейт! — в панике воскликнул Стилуэлл, не сводя глаз с Вилли. Урбан забился в дальний конец рубки, переводя взгляд со старпома на Вилли, открыв от изумления рот. Вилли посмотрел на Квига, на тумбу машинного телеграфа, на Марика. И почувствовал, как поднимается в нем волна пьянящей удали.
— Держать курс 000, Стилуэлл! Мистер Марик взял командование на себя. Капитан Квиг болен.
— Вызовите вашего сменщика, мистер Кейт, — в голосе капитана слышалась злость. — Вы тоже арестованы.
— У вас нет права арестовать меня, мистер Квиг, — ответил Вилли.
Столь непривычное обращение к Квигу не осталось незамеченным Стилуэллом. С презрением взглянул он на смещенного капитана.
— На румбе 000, мистер Марик. — И повернулся спиной к офицерам.
Квиг оторвался от тумбы машинного телеграфа и нетвердым шагом двинулся к правому крылу мостика.
— Мистер Кифер! Мистер Хардинг! Есть тут офицеры? — крикнул он.
— Вилли, позвоните Пейнтеру. Пусть он немедленно зальет водой пустые цистерны, — приказал Марик.
— Есть, сэр. — Вилли схватил трубку и позвонил в котельное отделение. — Пейнт? Слушай, надо принять балласт. Немедленно заполни водой все пустые цистерны… Ты совершенно прав, давно пора.
— Мистер Кейт, я не давал приказа заливать цистерны, — просипел Квиг. — Позвоните в котельное отделение и…
Марик подошел к микрофону громкой связи.
— Всем офицерам явиться на мостик. Всем офицерам явиться на мостик, — он взглянул на Вилли. — Позвони Пейнтеру и скажи, что его это не касается.
— Есть, сэр. — Вилли снял трубку с рычага.
— Повторяю, вы оба арестованы, — не унимался Квиг. — Покиньте мостик, немедленно. Ваше поведение позорит флот.
Протесты Квига вызвали у Вилли радость и ощущение собственной силы. В полумраке промокшей насквозь рубки, в реве беснующегося тайфуна он, казалось, переживал счастливейший момент своей жизни. Все его страхи исчезли.
— Вилли, сможешь взглянуть на барометр? Только так, чтобы тебя не унесло ветром.
— Конечно, Стив, — он вышел на правое крыло мостика, крепко хватаясь за поручни.
Вилли уже добрался до штурманской рубки, когда открылась дверь и из нее, сцепившись руками, появились Хардинг, Кифер и Йоргенсен.
— В чем дело, Вилли? Что случилось? — крикнул Кифер.
— Стив сместил капитана.
— Что?
— Стив сместил капитана! Взял командование на себя! По причине болезни капитана.
Офицеры переглянулись и юркнули в рубку. Добравшись до кормовой переборки, Вилли вгляделся в барометр. Затем присел и на четвереньках вернулся в рубку.
— Барометр поднимается! 28.99! Почти 29.00!
— Хорошо, значит, худшее уже позади, — Марик стоял за спиной рулевого, глядя на корму. Остальные офицеры, исключая Пейнтера, толпились у переборки. Квиг вновь обнимал тумбу машинного телеграфа, уставившись на старпома. — Такая вот история, господа, — голос Марика с трудом прорывался сквозь рев ветра и барабанную дробь водяной пыли по стеклам. — Ответственность полностью ложится на меня. К капитану Квигу прошу относиться с прежним уважением, но приказы буду отдавать я.
— Ответственность вам придется разделить, — вмешался Квиг. — Юный мистер Кейт с самого начала участвовал в бунте и заплатит за это полной мерой. А вы, офицеры, — он угрожающе потряс пальцем, — если думаете о своем благе, должны посоветовать Марику и Кейту сесть под арест, возложив командование на меня. В сложившихся обстоятельствах я могу… не выносить случившееся на суд…
— Это невозможно, капитан, — покачал головой Марик. — Вы больны, сэр…
— Вы ничуть не здоровее меня, — раздраженно воскликнул Квиг. — Вас всех повесят за участие в бунте, и не думайте, что вам удастся отвертеться…
— Кроме меня, никого не повесят, — отрезал Марик. — Я действовал сам, без чьего-либо совета, в соответствии со статьей 184. Если я неправильно руководствовался этой статьей, то отвечу за это. Я взял командование на себя, я приказал заполнить цистерны, я веду корабль по заданному мною курсу…
— Мистер Марик! — крикнул Стилуэлл. — Что-то впереди, похоже на корабль, почти прямо по курсу, сэр.
Марик обернулся, всмотрелся в иллюминатор, отбросил капитана от стойки машинного телеграфа. Тот едва не упал, но успел опереться о переборку.
— Право на борт, — приказал старпом, одновременно давая команду «Полный назад» на обе машины.
Видимость улучшилась, белый туман водяной пыли отступил на пятьдесят ярдов от носа тральщика. Чуть левее по борту в черных волнах двигалось что-то красное.
Ветер тут же развернул «Кайн». Красное пятно, длинное и узкое, поднесло ближе. Волны перекатывались через него, вздымая пенные фонтаны.
— Святый Боже, это же днище корабля! — воскликнул Кифер.
В ужасе приникли они к иллюминаторам. Днище перевернувшегося корабля, бесконечно длинное, ярко-красное, медленно скользило мимо левого борта.
— Эсминец, — вздохнул Хардинг.
— Сделаем круг! — решил Марик. — Вилли, все машины полный вперед.
— Есть, сэр, — вахтенный офицер дернул ручки машинного телеграфа на нужные деления. В горле стоял комок.
Марик включил микрофон громкой связи.
— Всей команде! Начинаем поиск оставшихся в живых. Мы дважды обойдем перевернувшийся корабль. Смотрите в оба. Обо всем, что увидите, сообщайте на мостик. Сохраняйте хладнокровие. Следите, чтобы никого не смыло за борт, у нас и так хватает хлопот.
— Если вы так заботитесь о безопасности корабля, — подал голос Квиг, — как вы можете заниматься спасением утопающих.
— Сэр, мы не можем просто пройти мимо и…
— О, я не об этом. Разумеется, надо искать оставшихся в живых. Я даже приказываю вам начать поиски. Я просто указываю на непоследовательность ваших поступков.
— Лево руля, — скомандовал Марик.
— Я также отмечаю, — продолжал Квиг, — что за двадцать минут до того, как вы незаконно сместили меня с поста капитана, я приказал сменить рулевого, а вы ослушались меня. Стилуэлл — отъявленный смутьян. Выполняя ваши команды, а не мои, он стал соучастником бунта, и его за это повесят…
Ревущая волна обрушилась на «Кайн», завалив его на левый борт. Квига сбило с ног. Остальные офицеры успели ухватиться друг за друга. Вновь корабль тащило бортом по ветру. Марик манипулировал двигателями, одновременно отдавая команды рулевому. Повернув на юг, «Кайн» догнал перевернувшееся судно. Днище уже полностью ушло под воду. Лишь во впадинах между волнами оно показывалось на поверхности. Офицеры негромко переговаривались между собой. Квиг, держась за нактоуз компаса, смотрел в иллюминатор.
«Кайну» потребовалось сорок минут, чтобы сквозь ветер и волны описать полный круг, его болтало так же невыносимо, как и утром. Не раз корабль укладывало на борт. Каждый раз Вилли охватывал страх. Но теперь он мог отличить честный испуг от животного страха. Первый можно было перенести, осознать, он не лишал человека разума, второй действовал деморализующе. Вилли уже не впадал в панику, чувствовал, что ничего страшного не произойдет, даже если их корабль и пойдет ко дну, при условии, что рядом с ним будет Марик.
Старпом стоял на левой стороне мостика, обеими руками прикрыв глаза от летящих брызг, всматриваясь в тяжелые темные валы. Теперь «Кайн» шел курсом на север.
— Сделаем еще один круг, — объявил Марик. — Я думаю, он ушел под воду. Его больше не видно… Лево руля.
Вилли снова добрался до барометра. Тот поднялся до 29.10. Подойдя к Марику, вахтенный офицер прокричал тому на ухо показания барометра. Старпом кивнул. Вилли потер лицо, раскрасневшееся от уколов брызг.
— Почему не утихает шторм, Стив? Давление же растет.
— О Боже, Вилли, мы же в тридцати милях от центра тайфуна. Тут надо ждать чего угодно, — старпом усмехнулся. — Мы еще можем угодить в ад… Прямо руль! — крикнул он через открытую дверь Стилуэллу.
— Руль прямо, сэр! — отозвался тот.
— Устал, Стилуэлл?
— Нет, сэр. Если нужно, могу бороться с этим чертовым ураганом хоть целый день, сэр.
— Отлично.
Приоткрылась дверь радиолокационной рубки и в проеме показалась голова Грабнекера, телефониста.
— Что-то похожее на плот с правого борта. Позвонил Беллисон.
Марик в сопровождении Вилли через рубку прошел на другую сторону мостика, по пути отдав команду: «Право на борт!»
Поначалу за пеленой водяной пыли они не увидели ничего, кроме череды волн. Затем, когда «Кайн» взлетел на гребень, разглядели черную точку.
— Кажется, там три человека… — начал Вилли, но резкий порыв ветра бросил его на гнезда для флагов. Распластавшись на брезенте, он успел схватиться за сигнальные фалы, но ветер сорвал с него брюки и утащил в море. Вилли поднялся, не обращая внимания на непорядок в одежде.
В дверях появился Квиг.
— Ну, мистер Марик, чего же вы ждете? Начните спускать грузовую сеть с правого борта и приготовьте спасательные круги.
— Благодарю вас, сэр. Я сделаю это, как только вы позволите мне пройти.
Квиг отступил в сторону. Старпом подошел к микрофону громкой связи и отдал необходимые распоряжения. «Кайн» начал сближаться с плотиком. На нем сидело трое. Рядом над водой виднелись еще две головы.
— Вам будет интересно узнать, господа, — обратился Квиг к офицерам, пока Марик поднимал и опускал ручки машинного телеграфа и руководил действиями Стилуэлла, — что я собирался приказать залить цистерны и лечь на курс против ветра, когда мистер Марик перетрусил и совершил преступление. Я решил для себя, что буду действовать по своему усмотрению, если не получу приказа по флоту до 10.00.
— Правее, Стилуэлл. Право руля…
— У меня не было оснований посвящать в свои планы мистера Марика, который, как видно, принимает меня за слабоумного идиота. Я собираюсь заявить об этом перед трибуналом, и у меня есть свидетели, которые…
— Не раздави их, Стилуэлл! Прямо руль! — Марик застопорил машины и подошел к микрофону. — Бросайте круги! — приказал он палубной команде.
Спасенных подняли на борт. Беллисон привел на мостик бледного, с выпученными глазами, перепачканного мазутом матроса. На его щеке кровоточила глубокая царапина.
— Это Мортон, сэр, старшина-рулевой с «Джорджа Блэка». Остальные отправлены в лазарет, сэр.
Мортон рассказал короткую жуткую историю о том, что произошло. «Джордж Блэк» развернулся бортом к ветру. Ни сочетания режимов работы машин, ни повороты руля не привели к изменению курса. Вентиляторы, ящики с боезапасом, шлюпбалки срывало с палуб и уносило в море. Вода начала заливать машинные отделения, остановились машины, погас свет. Беспомощный корабль дрейфовал десять минут, все сильнее кренясь на правый борт, матросы кричали или молились, а затем огромная волна перевернула его. Мортон оказался под водой, вынырнул, доплыл до спасательного плотика.
— Будем искать еще. — Марик оглядел море. Видимость заметно улучшилась. — Уведи его вниз, Беллисон.
— Так я беру командование на себя, мистер Марик, — заявил Квиг, — и мы вернемся к этому вопросу после того, как утихнет шторм.
Марик повернулся к капитану.
— Нет, сэр. Командую теперь я. Я прошу вас спуститься с мостика в свою каюту. Противоречивые приказы угрожают безопасности корабля.
— Вы гоните меня с моего мостика, сэр?
— Да, капитан.
— Вы, господа, согласны с решением мистера Марика? — Квиг смотрел на офицеров. На их испуганные, мрачные лица. — Вот вы, мистер Кифер?
Писатель пожевал нижнюю губу, взглянул на Марика.
— Не надо их впутывать, — вмешался старпом. — Пожалуйста, уйдите с мостика, капитан… или прекратите командовать.
— Я останусь на мостике, — ответил Квиг, — потому что являюсь капитаном этого корабля. Бунт не освобождает меня от ответственности за него. Я буду молчать, если только ваши действия не покажутся мне опасными для корабля. В этом случае я заговорю даже под дулом пистолета.
— Никто не держит вас под дулом пистолета, сэр. Пусть будет по-вашему, — старпом кивнул офицерам. — Вы свободны. Мы все обсудим, как только позволит погода.
Офицеры потянулись из рубки, Кифер подошел к Вилли, отдал честь, улыбнулся.
— Готов сменить вас, сэр.
Вилли изумленно взглянул на часы. Без четверти двенадцать. Для него-то время давно остановилось.
— Хорошо, — слова, сопровождающие передачу вахты, привычно всплыли из подсознания. — Шли переменными курсами с разными скоростями, спасли оставшихся в живых после крушения «Джорджа Блэка». Под парами котлы один, два и три. Глубинные бомбы на предохранителях. Барометр поднялся до 29.10, когда я в последний раз смотрел на него. Курс флота 180, но мы потеряли контакт с эскадрой из-за ослепших радаров, и я не знаю, где мы сейчас находимся. Вероятно, в 150 милях к востоку от Улити. Точное местоположение определялось в 8.00. Капитан смещен со своего поста в соответствии со статьей 184, но находится на мостике. Командование взял на себя старший помощник. Вот, пожалуй, и все.
— Обычная вахта, — кивнул Кифер.
Вилли печально улыбнулся.
Кифер вновь отдал честь.
— Ладно, вахта принята, — он схватил Вилли за руку, крепко пожал ее и прошептал: — Отличная работа.
— Да поможет нам Бог, — вздохнул Вилли.