И долго еще пес искал причины этого жестокого неравенства. Протестовал против него, словно был голосом каждого обиженного создания, голосом целого мира. В конце концов ему показалось, что он нашел единственный способ засыпать эту пропасть.
– Уже знаю, знаю! – внушал он себе внезапно открывшуюся правду. – Они не думают каждый день о том, как выжить, ибо на них работают тысячи тысяч наших поколений, работают вода, воздух, солнце, земля и весь мир. Это краеугольный камень их могущества. Стоит лишь отнять у человека его невольников – и настанет конец его величию. Люди станут слабее и беззащитнее нас. Тогда восторжествует совершенное равенство! – победно прорычал Рекс.
– Пока есть у человека разум – ничего ты у него не отнимешь, со всем он справится! – снисходительно пробормотал Немой и снова уснул.
Сразу же померк свет, и обратилось в прах воздвигаемое с таким трудом здание. Рекс вновь почувствовал себя несчастным, вечно обиженным созданием, напрасно барахтающимся в цепях человеческой жестокости.
– Бежать как можно быстрее и как можно дальше! – заскулил он сквозь стучащие от боли зубы, и, вперив глаза в мерцающую бесчисленными звездами небесную бездну, забыл обо всем настолько, что даже не заметил волка, который развалился рядом с ним.
В тишине они ждали наступления дня.
И при первых проблесках зари, когда на восточной стороне неба темнота стала мутнеть, размываться и немного бледнеть, Хромой, потянув носом воздух, тихо тявкнул:
– Двинулись! Еще далеко.
Вороны сначала поодиночке, а затем целыми стаями снимались с деревьев и летели высоко и тихо навстречу рассветным зорям.
Ночь незаметно тускнела. Поля куда-то будто провалились, и все более отчетливо на фоне бледнеющего неба выделялись деревья, демонстрирующие свои кроны, которые напоминали косматые клубы дыма. На востоке сквозь тьму проступали зеленоватые лагуны, будто наполненные застоявшейся водой и припорошенные пеплом, который медленно разгорался холодным блеском рассвета. Солнце уже давало о себе знать.
– Овцы потянулись! Коней чую, много-много, – скулил волк, ударяя хвостом по земле.
– Будто возы по ухабам едут, – подтвердил проснувшийся Немой.
Тут же послышался приглушенный большим расстоянием и пропитанный утренней росой топот, а чуть позднее, когда рассвет осветил восточную сторону неба, на фоне зари замаячили низко клубящиеся облака, время от времени громыхающие далекими протяжными раскатами.
Рекс, словно приготовившись к прыжку, с трепетом и нетерпением впивался горящими глазами в покрытые мглой дали, пока не увидел бесформенную движущуюся массу. Пес тут же прильнул к земле. Он чувствовал себя настолько изнуренным и обессиленным от переполняющего его невыразимого счастья, что, положив разгоряченную голову на лапы, едва дышал от волнения.
Хромой беспокойно вертелся, высылал волков на разведку и подвывал от радости.
– Не пой, соловей ты кобылиный, а то еще спугнешь их, – приструнил его Немой и, разведя под защитой руин костер, начал печь в нем картофель и каких-то птичек, которых принес ему преданный друг Кручек. При этом парень свистел, по очереди подражая всем птицам.
В кровавом зареве рассвета все более отчетливо виднелись огромные массы животных, приближающиеся со всех сторон. Казалось, будто большая вода вышла из берегов и с диким грохотом заливает землю. И словно гневный рев волн, рвущихся через дамбу, они звучали все ближе и все более грозно. Гремучая смесь криков, ржания и блеяния все усиливалась, топот нарастал с минуты на минуту. Уже можно было различить тысячи рогатых голов, точно плывущих в пучине. Воздух задрожал, повеяло горячим дыханием, напоминающим палящий вихрь. Чудилось, будто надвигается страшная буря, беспрестанно грохочущая и раз за разом извергающая молнии. Земля задрожала, деревья зашатались, птицы разразились испуганными воплями, когда бесчисленные стада обрушились на пастбища у леса, а их голоса соединились в оглушительный раскат грома.
Тут же из пучины показалось лучезарное красное солнце и засияло над миром.
В поземных туманах, залитых солнечным пожаром, бесчисленные стада заметались с еще большим шумом. Они тянулись друг за другом среди неумолкающего ржания, рычания и лая псов, пытавшихся сохранять хоть какой-то порядок. Каждую минуту раздавались возбужденные раскаты голосов, каждую минуту отбившиеся стайки, будто брызги разгулявшегося моря, разлетались по пастбищам у леса. А прежде чем солнце выпило до конца притаившиеся в низинах обрывки сумерек, тысячи тысяч уже успели прибыть на место. Куда ни глянь, не видно было ни трав, ни полей, ни кустов, лишь только волнующиеся рога, головы, гривы и хвосты.
А вслед за стадами, высоко-высоко, летели со всех сторон света нескончаемой чередой самые разные птицы. Они были похожи на тяжелые свинцовые тучи, время от времени заслоняющие солнце, а потом вдруг превращались в черные бурные реки, текущие через еще бесцветные небесные поля; или становились похожими на развеявшиеся полосы дыма без начала и конца, которые, описывая круги, опускались все ниже с диким пронизывающим криком. Будто хмурые грозовые облака с глухим шумом обрушивались на землю и лес, так что деревья начинали клониться под этой страшной бурей. Она бушевала даже в самых диких лесных уголках, и весь птичий народ, ошарашенный налетевшим ураганом, притаился в смертельном страхе. Ибо казалось, что пришедшая в движение земля с грохотом проваливается вниз.
Только Рекс сидел неподвижно на руинах замковых стен и не жмурясь смотрел на клубящийся вокруг хаос. Он весь горел, дрожал от восторга, но был спокоен, словно скала среди вихрей и водоворотов. Лихорадочные взгляды били по нему, будто ливень пронизывающих насквозь молний. Пар кипящего дыхания и токи всех чувств и желаний соединялись в его сердце. Пес вбирал их, чувствуя растущие внутри себя силу, гордость и уверенность. А рычание, топот, хлопанье крыльев и отчаянное колыхание лесов звучали гимном его славе и могуществу.
И вот явились все, и даже умирающие притащились из последних сил; и все, чьим уделом были плач, страдание и обида, собрались перед ним, с любовью смотрят в его глаза, ждут его приказов и верят ему безгранично.
Пали разорванные оковы, побежден стародавний враг, холопы одолели своих тиранов, и во всех сердцах и во всех душах трепещет лишь один священный клич: «Свобода! Свобода! Свобода!»
Рекс чувствовал это, погружаясь в глубокие размышления об удивительных превратностях судьбы.
Что теперь предпримет человек? Где его сила и величие? Что он в сравнении с этой необъятной мощью? Прах, который разнесут на копытах и забудут. Забудут, что где-то когда-то существовал какой-то человек. Как забывают о голоде после насыщения, о снеге во время жары. Он останется один, голый и безоружный, как щенок, оторванный от материнской груди и брошенный в ров. И не найдется даже собаки, которая облизала бы его из жалости. Он станет добычей для воронов и ворон. Обреченный на голод и тяжелый бесконечный труд, – мстительно грезил Рекс. Пусть теперь повластвует! Не сойдемся мы с ним уже никогда! – так думал пес, и вдруг какая-то непонятная тревога омрачила его запал, что-то, напоминающее чувство ответственности, начинало копошиться на дне его пробуждающейся совести. Что-то – быть может, даже страх – бросило пока еще слабую тень на его озаренную счастьем душу. Он повел глазами по этим необъятным массам, оставляющим по его воле свои давние обиталища и хоть и нелегкую, но налаженную жизнь. Сможет ли эта бесчисленная освобожденная толпа жить на свободе? Ураган вырывает с корнем дубы и разбрасывает их по свету, но способен ли он посадить их в землю, чтобы они и дальше росли и зеленели? – такие мысли мелькали в мозгу Рекса. В этот момент к нему придвинулся Хромой и тихо и трусливо заскулил:
– Господин, у меня трясутся ноги! А ведь я сражался с людьми!
Рекс удивленно посмотрел в его глаза, замигавшие от безумного страха.
– Здесь слишком много живого мяса! Достаточно, чтобы их охватил малейший страх – и они растопчут нас, как червяков, – выл испуганный волк. – От их криков у меня уже ребра трещат. А от этой вони я совсем потерял нюх. Эти смердящие твари загадят целый мир. Таким быдлом и управлять-то стыдно. Непобедимый, бери власть над моим родом, мы поклянемся тебе в верности и покорности. Мои дочери вырастят твоих щенков. Оставь это быдло, и пойдем искать себе новую родину. Что тебя с ними связывает? Тебя, который победил медведя. Тебя, который познал человеческую мудрость! Неужели ты ведешь свой великий род от рыл и копыт? Неужели будешь вместе с ними пожирать траву и лакать дождевую воду из луж? Ты, обладатель острейших клыков в нашей пуще, жаждешь жить в стаде взбунтовавшихся рабов, питаясь вместе с ними одной и той же падалью? Воистину, твои предки, в одиночку ходившие на оленей и кабанов, заплачут над позором своего потомка. Еще есть время отступить. Я знаю здесь все тропинки, мы проберемся обходными путями, предоставим стада их судьбе, а сами отправимся в странствие по миру, куда ноги понесут, туда, где запахнет добычей, куда мы сами захотим. Найдем новые леса, еще больше, чем эти, где пропитания будет вдоволь, а о человеке никто и не слышал. Чего же тебе еще надо, хозяин?
– Счастья для всех. Тебе этого не понять, ненасытный кровопийца! – гордо прорычал пес.
– Зато я понимаю, что мы погибли, – отчаянно простонал волк. – Тяжело нам, хозяин, но мы должны пойти своей дорогой, дорогой наших предков! Мы не можем служить безумию…
– Иди! – гневно рявкнул Рекс. – Оставь меня и помни, что пуща не защитит тебя от моей мести. Ты присоединился ко мне добровольно, а теперь удираешь со страху! Предатель, даже если ты укроешься в лисьей норе, мои сородичи выследят тебя, а вороны вытащат оттуда за космы! Выбирай! Ты будешь нужен мне! – властно прогремел пес.
– Смилуйся! Мы будем тебе послушны, – завыл Хромой, покорно облизывая лапы Рекса.
– Будешь нести стражу, замыкать поход и вытьем подгонять отстающих.
– Твоя воля, хозяин. Но то, что падет в дороге, будет наше? – облизался волк длинным языком.