Сердце Рекса было наполнено счастьем и любовью. Он дружеским лаем приветствовал встреченных по дороге куропаток. Купался в покрытых росой колосьях. На пастбище он разорвал путы коня, который никак не мог выбраться из канавы.
«К восходу солнца! На восток!» – звучали в его ушах запомнившиеся обрывки.
Именно в это время совершалось чудо восхода солнца. Оно поднималось, огромное и красное, зримое свидетельство благодати, острый глаз, милосердно глядящий на мир.
В Рексе родилась какая-то идея, еще темная, неясная, но не дающая ему покоя и поражающая невиданной дерзостью. Идея путешествия туда, куда улетают журавли, в те благословенные земли, где нет человека и царят свобода и счастье.
Он пробегал через знакомую деревню, псы встречали его недоверчиво, некоторые из них обнажали клыки, но как только Рекс приветственно залаял, они ринулись вместе с ним по направлению к усадьбе.
Пес присел на пограничном холме и в порыве радости загадочно заскулил.
– Я прибежал, чтобы вывести наш род из человеческой неволи. Собирайтесь. Ждите меня на горе у леса. Расскажу все по порядку.
Он тут же прыгнул в колосья: по дороге приближались воловьи упряжки, тянувшие за собой тяжелые скрипящие возы, груженные зерном. Кнуты беспрестанно обрушивались на спины животных.
Уже у самого двора на дороге он увидел, как мальчишки, надев старому ослу на голову мешок, били его кнутами, подгоняя к яме для гашения извести. Осел кричал во всю глотку.
– Держись! Я тебе помогу! – залаял Рекс, охваченный гневом и сочувствием.
И сорвал с осла мешок. Тот, разгоряченный побоями и неожиданной помощью, свирепо бросился на мальчишек, брыкался, топтал и хрипел, как заржавевшие ворота.
Рекс, не слушая его благодарностей, украдкой пробрался во двор, к конуре Кручека, который со страху не смел ему перечить. Рекс изложил ему свой замысел. Старый пес, поразмыслив, заворчал:
– Уведи всех, вот тогда люди точно взбесятся со злости. Тут все страдают от нужды, кнута и работы!
– Все рога, все копыта и все рыла? – Его удивила такая перспектива. – Но поймут ли они, пойдут ли? – Рекса одолевали глубокие сомнения.
– Кто не пойдет – пусть подыхает под кнутами, ведь нужно будет работать и за тех, кто уйдет. Надо им это разъяснить. Далека-то дорога?
– За горы и за моря, туда, где зимуют журавли, далеко-далеко…
Кручек дернулся, да так, что его цепь зазвенела, и с гневом проворчал:
– Говорили, что ты бешеный, но вижу теперь, что ты просто дурак. Убирайся!
– Что говорить с таким бараном! Налей свинье меда – она все равно будет жрать помои, только к ним и приучена. Смотри не пожалей, – предостерег Рекс, задетый словами Кручека.
– Убирайся. Увидят тебя здесь – мне попадет. А если кто пойдет с тобой – то и я не останусь.
– Ты так прирос к этой цепи, что свобода тебя пугает. Вы не в состоянии даже взбунтоваться! – негодовал Рекс, повторяя слова филина.
– И твоему попугаю свободы захотелось. Улетел – и вчера полуживого выдрали его из ястребиных когтей. Крылья ему поломали. Слышал я его оханье!
Рекс принял эту новость с горячим сочувствием, ему жаль было друга. Пес сразу же бросился на террасу к попугаю, но ему прегра-дила дорогу девка с палкой. Он сбил ее с ног и начал трепать так, что весь двор сбежался ей на помощь.
Пес нырнул в колосья и, рассерженный, принялся крутиться вокруг хозяйственных построек, но не тайком, как по ночам, а средь бела дня, как настоящий хозяин, силой принуждающий к подчинению всех окружающих. Одержимый большой идеей, он отдался ей полностью, всей силой своего горячего сердца и порывистого темперамента. Кроме этой цели, для него ничего больше не существовало. Псы поверили в него и, слушаясь во всем, считали своим хозяином и вожаком.
Несколько псов из тех, что посильнее, постоянно следовали за ним на расстоянии, служа охраной и помощью. Они не узнавали Рекса – так он изменился на свободе. Своими огромными размерами, мастью и сложением он напоминал настоящего льва. И голос его был львиный: когда он гневно рычал, каждое создание в тревоге прижималось к земле; кормился он за счет усадьбы, не беспокоясь о том, что там о нем подумают. Он стал гордым, надменным и начал жестоко мстить своим давним врагам, никого не прощая.
Пес избрал своим обиталищем холм на пастбищах у леса, который люди называли Замком. Это была гора руин, разрушенных стен и рассыпающихся башен, заросшая кустами орешника, березняком и ежевикой. Там, в зале с полуобрушившимися сводами, кое-как защищающими от дождя и ветра, он принимал своих помощников, советовался с ними и рассылал агитировать по округе. Обычно он сидел высоко на куче какого-то хлама, оглядывая орлиным взором поля, а как только замечал, что где-то кого-то обижают, – сразу спешил на помощь.
– Держитесь! Защищайтесь! – это был тот лозунг, который он и его товарищи бросали животным, которых тиранили люди. И он везде находил одинаковый отклик.
И начали происходить удивительные вещи. Кони на каждый удар кнута отвечали ударами копыт, волы рвали упряжь и, разбив возы и плуги, спокойно шли пастись на нивах; свиньи не хотели уходить с картофельных полей; псы, спущенные однажды, уже не позволяли посадить себя на цепь, даже глупые овцы наполняли воздух бунтовщическим блеянием. Только старый осел, несмотря на удачную попытку, более не смел защищаться и после каждых побоев ревел все жалобнее.
– Я же боюсь! Страшно боюсь!
Бунт ширился с необыкновенной быстротой, потому как псы везде вступались за обиженных, бросаясь на угнетателей. Шли постоянные потасовки, лилась кровь, спины трещали под палками, свистели кнуты, не утихали проклятия, а голоса истязаемых раздавались повсюду зловещим стоном отчаяния. В этой ожесточенной борьбе погибали многие животные, но и некоторые люди тоже умирали, попав под удары рогов и копыт. Борьба обострялась со дня на день: пришла страда, уборка урожая, подпашка, а кони и волы отказывались подчиняться людям. Те в отчаянии приписывали такую строптивость жаре и какой-то эпидемии.
Рекс выслушивал отчеты о том, что происходило, с непоколебимым спокойствием. Уверенность в победе распирала его сердце. Он гордо поднимал голову и, охватывая своей заботой весь мир, уже считал себя его властителем и господином. Потому для приближения момента наступления всеобщего счастья он сам начал бегать по близлежащим деревням и местечкам.
Не одну ночь он провел в крестьянских конюшнях и хлевах. И не один раз был вынужден бежать от палочных ударов, но упорно возвращался и, когда гасли огни в хатах, как лис, пробирался обратно, возвещая приближающийся день освобождения. Он восславлял это счастье с необыкновенным усердием и непоколебимой верой, но, несмотря на это, дело продвигалось плохо. Иногда его слушали, будто бы с доверием, но ответом ему было лишь глухое апатичное молчание. Иной раз поднимались тяжелые рогатые головы, блестели глаза и звучали удары копыт.
– Убирайся в свою конуру, пес! Не мешай спать!
– Сорвался с цепи и думает, что уже познал свободу!
Наконец в каком-то хлеву его выслушали с вниманием, и после долгих стенаний, продолжая жевать, одна корова отозвалась сонным бормотанием:
– Зачем нам искать пастбище так далеко? А кто даст нам горячего питья? Кто подкинет сена? Кто выстелет хлев свежей соломой? – и тут одна за другой коровы начали хвалить доброту своих хозяев и свои роскошные хлева.
– Вас за это доят и забирают у вас телят! – нетерпеливо огрызнулся пес.
– Телята! Телята! – вспомнили они с трудом в приливе внезапной тоски.
– А потом убивают вас и сжирают!
Они задрожали в смертельной тревоге, в их замутненной памяти замаячила рыжая борода и белые когти, которые похищали их де-тей, матерей, семьи и вели на погибель, так что внезапно страшный рев поднялся, словно ураган, и летел от хлева к хлеву, пока вся деревня не проснулась и не прибежали люди с палками.
– Держись! Защищайся! – свирепо залаял пес, выскочив в сад.
Но палки сделали свое, и воцарилась тишина, прерываемая болезненными стонами.
Рекс возмущался их трусливой апатией.
– Перегрызи мою цепь – тогда я покажу, на что способна!
– Дурак, – подхватывала другая. – Что же я, брошусь на своего хозяина? Дурак!
– Я как-то лягнула хозяйку – так потом три дня стояла у пустого корыта, три дня.
С терпеливым пониманием он возобновил свои увещевания.
– Не пустят нас, – прервала его одна из них. – Было дело, пыталась я подобраться к свекле – меня не пустили, пыталась к капусте – и уже даже забор сломала – так мне ногу перебили. Не выпустят нас. Псу-то позволяют бегать, где ему хочется, он же всего лишь пес…
Они задумались над этой мыслью, продолжая жевать и мычать, тоскуя по пастбищу.
К счастью, в хлевах с быками он встретил совсем другой прием. Здесь его поняли сразу. Дико загорелись глаза, низколобые животные начали рваться с цепи, а их хриплое отрывистое рычание потрясало стены.
– Веди! Разбей наши цепи! Хватит с нас хлевов, ярма и человека! Веди, стада пойдут за нами. А кто станет у нас на дороге, того – на рога и под копыта!
Рев раздавался все громче, копыта рыли землю, боевая ярость мелькала в глазах, а шершавые языки с любовью облизывали Рекса.
Обнадеженный такой готовностью, пес начал бегать по конюшням. Он смело заползал в загаженные, тесные и душные каморки, где люди держали случайно собранный лошадиный сброд, где голод, кнут и труд уравняли всех в несчастье.
Но он натыкался на жирных поповских кляч, которые и слушать его не хотели, потому как хозяин каждый день давал им по кусочку сахара или хлеба. Были здесь и откормленные крестьянские тяжеловозы, мечтающие лишь об ушате картошки с сечкой. Остальные представляли собой лишь конские останки, кучи поломанных костей и дырявых шкур – кособокий и ободранный до живого мяса утиль, слепые, покрытые гниющими ранами, с обтянутыми кожей черепами, находка для живодеров, подыхающая падаль, прекрасная иллюстрация человеческой подлости.