еплую чашку. — Нам не нужен автобус, мы пойдем домой пешком».
«Нет, мы поедем на автобусе: может начаться дождь».
«Пожалуйста!»
«Мне тоже хочется пирожного, но я не собираюсь добираться домой пешком», — ответила старшая тоном, не терпящим возражений, чтобы положить конец этому спору. Младшая уступила, ничего не сказав в ответ, и стала безучастно смотреть прямо перед собой.
Эрнст все доел и допил, достал сигарету, чиркнул спичкой о железную ножку стола, глубоко затянулся и выдохнул табачный дым через рот. И в этот момент его захлестнуло щемящее чувство одиночества, такое сильное, что он, наверное, не смог бы даже расплакаться. Обе девочки все так же сидели напротив него, и все так же спорили, что лучше сделать: купить пирожное или добираться домой на автобусе.
«Становится прохладно, — заметила старшая, — пойдем домой.»
— «Нет, я не хочу», — ответила младшая, но ее слова уже не звучали так убежденно, как прежде. Звук их голосков еще раз напомнил Эрнсту, насколько он одинок: каждое их слово заставляло его все сильнее ощущать собственную заброшенность, отчего он как никогда остро почувствовал всю безрадостность и пустоту своего существования.
Время тянулось медленно, минутная стрелка часов как будто застряла на месте. Девочки смотрели друг на друга и не замечали его; он снова стал думать о своей жизни, об окружающей его пустоте, и о том, чем заполнить ему все эти дни, которые проходят перед ним, как детали на сломанной конвейерной ленте. Он попытался вспомнить какое-нибудь событие из своей жизни и с ужасом обнаружил тридцатилетнюю пустоту. Его прошлое было как бы затянуто серой дымкой, а впереди все застилал густой туман, за которым, впрочем, ничего не существовало. Ему внезапно захотелось уйти из кафе и поискать такое занятие, которое могло бы оставить какой-то след в его жизни, как-то обозначить уходящие дни, но у него не было силы воли сдвинуться с места. Он услышал свой внутренний голос, который уговаривал его бросить эту бессмысленную затею. Вдруг он заметил, что младшая из девочек плачет, вытирая мокрые от слез глаза руками.
«Что случилось?» — спросил он ласково, наклонившись к ней через стол.
За нее строгим голосом ответила старшая сестра: «Ничего. Она просто капризничает».
«Но ведь она из-за чего-то плачет. Что же все-таки произошло?»
Эрнст все настаивал, спокойно и ласково, еще ближе наклонившись к ней. «Ответь мне, что стряслось?» И тут ему удалось кое-что вспомнить. Недавно услышанные им слова стали медленно оживать в его памяти, которая с трудом отделяла воображаемое от реальных событий, поэтому для Эрнста было не так-то просто восстановить у себя в голове разговор девочек.
«Я принесу вам что-нибудь поесть, — осмелился он предложить. — Можно?»
Младшая убрала от глаз сжатые в кулачки руки и посмотрела на него. Между тем старшая, бросив на него сердитый взгляд, быстро ответила: «Нам ничего не надо. Мы уже уходим.»
«Нет, не уходите, — воскликнул он. — Подождите минутку, я вам что-нибудь принесу». Он встал и пошел к прилавку, а девочки, перешептываясь, остались сидеть за столом.
Он вернулся с блюдом пирожных и двумя чашками хорошего чаю, поставил их на стол перед девочками, которые молча смотрели на все это. Младшая теперь недоверчиво улыбалась. Ее большие глаза светились от радости, а сама она внимательно следила за каждым его движением. Старшая, хотя и не была настроена так же дружелюбно, тоже постепенно прониклась доверием к нему, к его ласковым словам и добродушному выражению лица. Он был совершенно увлечен этим добрым делом и одновременно внутренней борьбой со своим одиночеством, — но теперь оно представлялось ему кошмаром, который был уже в прошлом.
Обе девочки с восторгом поглощали пирожные, запивая их чаем. Они то и дело переглядывались друг с дружкой, а затем поднимали глаза на Эрнста, который сидел рядом и курил сигарету. Кафе уже почти совсем опустело, а те немногие посетители, которые еще оставались, были или полностью заняты собой, или торопились управиться с едой и уйти, поэтому никто не обратил внимание на маленькую компанию в углу. Теперь, когда девочки смотрели на Эрнста более дружелюбно, он решил поговорить с ними.
«Вы ходите в школу?» — спросил он.
К старшей вернулась ее прежняя сдержанность, и она ответила: «Да, но сегодня мы должны были поехать в город, потому что нас об этом попросила мама».
«Значит, ваша мама работает?»
«Да, — сообщила она ему, — каждый день».
Эрнст почувствовал себя уверенней. «И она готовит вам обед?»
«Только очень поздно», — снова ответила она.
«У вас есть отец?» — продолжил он.
«Он умер», — сказала младшая из девочек, продолжая жевать. За все время она заговорила с ним впервые, но старшая сестра неодобрительно взглянула на нее; она была уверена, что младшая сказала глупость и что ей дозволено говорить только с ее разрешения.
«Сегодня днем вы пойдете в школу?» — снова спросил Эрнст.
«Да», — ответила старшая, которая, очевидно, считала себя главной.
Он улыбнулся из-за ее недоверчивости. «А как вас зовут?»
«Альма, — ответила она, — а ее — Джоанна», — добавила она, кивнув в сторону сестры.
«Вы часто бываете голодны?»
Она прекратила есть и взглянула на него, не зная, что ответить. «Нет, не очень часто», — наконец сказала она уклончиво. И жадно ухватилась за второе пирожное.
«Но сегодня как раз такой день?»
«Да», — сказала она, забыв обо всякой дипломатии, которую она отбросила так же, как выкинула на пол обертку от пирожного.
Некоторое время он не произносил ни слова, а только сидел, подперев подбородок руками. Потом внезапно он произнес: «Послушайте, я прихожу сюда поесть каждый день, примерно в половине первого, и если вы будете голодны, то можете прийти сюда и я вас накормлю».
Девочки согласились, и даже взяли у него шесть пенсов на автобус, затем горячо поблагодарили и ушли.
В течение нескольких последующих недель они приходили к нему в кафе почти каждый день. Иногда, когда у него было мало денег, он сам оставался голодным и довольствовался только чашкой пустого чаю, тогда как Альма и Джоанна наслаждались более основательной едой за пять шиллингов. Но он был счастлив и с огромной радостью смотрел на то, как девочки с жадностью поглощали яйца, бекон и пирожные. В конце концов ощущение того, что в его жизни наконец, появился смысл, заставило его забыть о тягостных днях одиночества, когда, что бы хоть с кем-нибудь поговорить, он должен был пойти в бар и напиваться там. Сейчас он был счастлив, поскольку мог заботиться о своих «малышках», как он их называл.
Теперь он тратил на подарки для них все свои деньги, так что у него часто было даже нечем заплатить за жилье. Он все так же не покупал себе новой одежды, но если раньше все его деньги уходили на пиво, то теперь он тратил их на подарки и на угощения для своих «малышек». Он все так же носил свой старый грязный макинтош, на его рубашке все так же не было воротничка, а его шляпа уже не выглядела такой чистой, как прежде.
Каждый день сразу после школы Альма и Джоанна бежали к автобусу и ехали в центр города, а спустя немного времени, улыбающиеся и запыхавшиеся, подходили к столику, за которым их поджидал Эрнст. Так проходили дни и недели, и когда Альма заметила, как сильно Эрнст дорожит их присутствием, как счастлив он их видеть и как он бывает печален, когда они не приходят (хотя теперь это случалось очень редко), она стала просить у него все больше и больше подарков, больше еды и денег. Но делала она это так по-детски наивно, что Эрнст, в своей блаженной забывчивости, ничего не замечал.
Однако некоторые из посетителей кафе, которые приходили туда каждый день, обратили внимание на то, что девочки просят его купить то или это, и что он безоговорочно выполняет их просьбы. Никому из них никогда в голову не приходило ничего подобного, и поэтому такая доброта показалась им крайне подозрительной, ведь они не способны были понять ее истинную причину. А он ни разу даже не подумал о том, в чем они его подозревали, ведь для него теперь эти две девочки были как родные дочери, как единственные близкие и любимые существа на свете.
Однажды Эрнст, едва начав есть, обратил внимание на двух хорошо одетых господ, сидящих за столом в нескольких ярдах от него. Они сидели на этом же месте и в прошлые дни, а так же вчера, но он перестал замечать их, потому что как раз в этот момент к нему подбежали Альма и Джоанна.
«Здравствуйте, дядя Эрнст! — весело воскликнули они. — Что у нас сегодня будет на обед?» Альма взглянула на меню, написанное мелом на стене, чтобы прочесть, какие блюда подавали в этот день.
Выражение его лица изменилось как по волшебству: если минуту до этого он был занят только едой, то теперь его глаза, губы и щеки светились счастливой улыбкой. «Все, что хотите», — ответил он.
«Но что сегодня подают? — раздраженно спросила Альма. — Я не могу разобрать их каракули!»
«Подойди к прилавку и попроси обед», — улыбнувшись, посоветовал он.
«А вы дадите мне денег?» — попросила она, протянув руку.
Джоанна молча стояла рядом: она не была такой уверенной, как Альма, однако на ее застенчивом лице отражалось беспокойство, поскольку она еще не могла понять, почему Эрнст дает им деньги. Она боялась, что однажды они подойдут к нему, а он с удивлением посмотрит на них и скажет, что ничего им не даст.
Он как раз закончил со старым мебельным гарнитуром и получил этим утром деньги за работу, поэтому смог вручить Альме пять шиллингов. Девочки направились к прилавку за едой. Когда они стояли у прилавка и ждали, пока их обслужат, два хорошо одетых господина, которые наблюдали за Эрнстом последние дни, встали и направились к нему.
Один из них заговорил, а второй стоял молча и смотрел. «Эти две девочки — ваши дочери или родственницы?» — спросил первый, кивнув в сторону прилавка.
Эрнст взглянул на него и улыбнулся. «Нет, — произнес он с нежностью в голосе, — они просто мои друзья, а что?»