– Ей удалось выйти сухой из воды.
– Один из папиных парней ворвался в мою комнату минут через пять после твоего ухода. – Вульф смотрит на воду. – Это определенно была гребаная ловушка.
– Когда мы успели потерять его доверие? – Я сажусь на скалу, свешивая ноги через край.
Раньше, когда мы знали, что делаем, все было намного проще. Мы приносили сюда с собой пластиковые стулья и иногда сидели на них всю ночь.
– Не думаю, что он когда-либо доверял нам, – говорит Вульф, присоединяясь ко мне. Он ложится на спину и складывает руки под головой.
Что ж, это правда. Особенно если вспомнить, что Цербер пытался заставить нас убить лучшего друга и всеми способами старался воспрепятствовать нашему совместному времяпрепровождению. Но с возвращением Коры все изменилось.
– Аполлон, ты что-то задумал?
Я смотрю на Вульфа, который уже успел снять свои красные контактные линзы и лежал с закрытыми глазами. С тех пор как мы подписали контракт с Цербером, Вульф стал ходить мрачнее тучи. Опять.
На этот раз наше присоединение к Адским гончим выглядело более официально, ведь в прошлый раз, когда нас взяли в банду, мы были совсем детьми.
Последовав примеру Вульфа, я закрываю глаза и невольно возвращаюсь в то время.
Мне было десять лет, как однажды ночью мой отец пришел домой пьяный и напуганный, что было не типичным сочетанием его состояний. Когда он начинал пить, моя мать не могла совладать с ним, поэтому просто запиралась в своей спальне. А мы с Артемидой были еще маленькими, поэтому жили в одной комнате и все делали вместе.
Мы слышим, как папа буквально влетает через парадную дверь и захлопывает ее за собой. Испугавшись, Артемида тут же залезает в мою кровать. Он никогда не прикасался к нам, и в этом отношении мы были невинны и не знали, что такое побои, – но ему нравилось кричать на нас и швыряться вещами, особенно когда он становился настолько злым. Больше всего он любил оскорбления, но в ту ночь что-то изменилось. Он не прошел, как обычно, мимо нашей комнаты в свою, не сел в кресло перед телевизором и не продолжил пить, пока не отключится. По тому, как он вошел в дом, мы уже поняли, что он был пьян, но в то мгновение, когда он врывается к нам и включает свет, мы видим страх на его лице. Мы оба моргаем, подняв руки, чтобы прикрыть глаза от ослепляющего света, и я замечаю, как кривятся губы моего отца, когда он замечает Артемиду, лежащую в моей постели. Даже сейчас, почти пятнадцать лет спустя, я все еще вижу его отвращение и гнев. Он довольно часто ругался на тему того, что мы живем в одной комнате, хотя кроме недостроенного подвала в нашем доме больше не было свободного места.
В тот день отец молча схватил мою сестру и потащил ее из нашей комнаты в подвал. Я слышал, как она кричала, возможно, потому, что он заставил ее спускаться вниз. Звук захлопнувшейся двери эхом отдался в моей голове, когда мой отец запер в подвале Артемиду и пришел за мной. Сестра кричала, барабаня кулаками в дверь, но он не обращал на это внимания.
– Что происходит? – спрашиваю я, наивно полагая, что с нами не случится ничего плохого и этот странный кошмар скоро закончится.
Но, не удостоив меня ответом, отец лезет в мой шкаф и роется в нем. В конце концов он поднимает с пола мою школьную сумку и вываливает на ковер все ее содержимое: тетради, открывшийся пенал и бумаги. Мне становится страшно, когда он начинает грубо запихивать в сумку мою одежду.
– Возьми зубную щетку, – тихо говорит он, кладя внутрь мое нижнее белье и носки.
Я спешу подчиниться и, когда возвращаюсь из ванной комнаты, он забирает у меня зубную щетку, после чего бросает ту в сумку вместе со всем остальным. Затем он хватает меня за руку, как и в случае с моей сестрой, и тащит меня прочь из комнаты, но только не в подвал.
Когда папа выводит меня из дома и тянет по направлению к своей машине, которую он бросил на лужайке перед домом с включенным двигателем, страх во мне становится таким, что я едва могу дышать.
Он сажает меня на пассажирское сиденье и кидает мой рюкзак мне на колени. Я больше не задаю вопросов, потому что от страха у меня перехватывает горло и желудок скручивается в узел. Я смотрю на то, как отец ведет машину, пока мы не заезжаем в лес. Деревья по обеим сторонам склоняются к дороге, превращая ее почти в туннель, а листья мешают пробиться лунному свету, из-за чего вокруг нас царит кромешная тьма. Фары у машины отца старые и светят желтым светом, практически не освещая наш путь. По дороге он что-то бормочет про себя, но его пьяные слова кажутся мне бессвязными.
Наконец мы замечаем впереди поворот, и папа быстро сворачивает на едва заметную подъездную дорожку. Шины машины визжат, когда под ними появляются мелкие камешки. Я крепко сжимаю рюкзак, стараясь не показывать своего замешательства. Впереди нас большое здание с площадкой, усыпанной гравием. Перед широким крыльцом припаркованы ряды мотоциклов, а стальная входная дверь распахнута настежь. Именно тогда я замечаю мужчин, одетых в кожаные жилеты и куртки; они курят сигареты и держат в руках пивные бутылки.
– Пап…
– Заткнись! – рявкает он, посмотрев на меня.
Припарковавшись, он выходит из машины и жестом приказывает мне сделать то же самое. В тот же момент из здания выходит мужчина. Он спускается по ступенькам и останавливается перед моим отцом, оглядывая его с головы до ног. Этот мужчина приводит меня в ужас. У него короткие темные волосы и такого же цвета бородка, он кажется очень высоким и широкоплечим. Его лицо украшают карие глаза, заполненные тьмой, и он излучает силу, которая поражает меня до глубины души. Он явно не из тех, с кем стоит шутить.
– Что это? – спрашивает мужчина.
– Мой сын! – Отец хватает меня за руку и тащит ближе. – Он быстрый, умный и из него получится хороший…
– Так вот как ты планируешь вернуть свой долг? – смеется мужчина, и остальные поддерживают его своим смехом. Тем временем мой отец просто стоит и терпит эти издевательства.
– Он все, что у меня есть, – шепчет отец.
Мужчина жестом указывает на меня, и я иду вперед с отвисшей от удивления челюстью. Вырвав из моих рук рюкзак, он бросает его кому-то позади себя, а затем наклоняется так, чтобы наши лица оказались напротив друг друга.
– Сколько тебе лет, мальчик?
– Десять, – все-таки отвечаю я.
Он кивает сам себе, а затем выпрямляется, вернув взгляд к моему отцу.
– Что ж, он отлично впишется в число моих недавних новобранцев. – Он кладет ладонь мне на плечо, после чего разворачивает меня лицом к отцу. – Попрощайся.
Кажется, мой отец даже не может на меня смотреть. Я вижу, как сжимается его горло, и он просто качает головой, а затем возвращается к своей машине и садится в нее, не проявив ни капли сожаления о том, что бросил меня.
Когда машина отца дает задний ход и срывается с места, на крыльце остаемся стоять лишь этот мужчина и я.
– Добро пожаловать в Адские гончие, сынок.
– Аполлон, – пытается достучаться до меня Вульф, и я съеживаюсь.
Кто знает, как надолго я потерялся в этом воспоминании, но, открыв глаза, я понимаю, что сгреб руками пригоршни земли.
– Да, – отвечаю я другу, медленно разжимая пальцы.
– Господи, чувак. – Вульф усмехается, но его глаза остаются серьезными. – Ты в порядке? – Он садится и изучает мое лицо.
– В полном.
– Итак, ты собираешься рассказать мне, зачем встречался с шерифом?
– Отвали. – Я встаю, смахивая с себя пыль. – Это тебя не касается.
– Позволь мне помочь. – Он тоже встает и толкает меня в плечо.
– В Стерлинг Фолсе появились новые наркотики, и этот Паркер все еще в городе. Он работает в Управлении по борьбе с ними. – Я вздыхаю. – А теперь, когда Кора вернулась…
– Ты говоришь про урода, который посмел поднять на нее руку? – лениво говорит Вульф. – Если кто-то и заслуживает того, чтобы его сбросили со скалы, так это он.
– Только до него так же тяжело добраться, как и до Кроноса.
– Возможно, – говорит Вульф и достает из кармана телефон.
Я удивляюсь, как ему удалось его раздобыть, потому что мы не пользуемся такими средствами связи. Поскольку Цербер вечно подозревает нас, он вполне может поставить на наши телефоны прослушку или что-то в этом роде, но, учитывая, что у Вульфа гораздо больше свободы в передвижениях, чем у меня, по всей видимости, он смог где-то раздобыть этот одноразовый телефон.
Набрав какой-то номер, Вульф поднимает руку с телефоном, располагая его динамик между нами. Раздается два гудка, а затем:
– Алло.
Джейс?
Я бью Вульфа по руке, и ублюдок ухмыляется мне.
– Как жизнь? – спрашивает Вульф.
– Вообще-то я в затруднительном положении, – отвечает Джейс. – Но ты мог бы избавить меня от необходимости выкручиваться. Откуда у тебя этот номер?
– Тэм записала его в нашей маленькой книжечке давным-давно, но до вчерашнего дня у меня не было запасного телефона, который бы не вывел на одного из нас.
Джейс хмыкает.
– И что? – спрашиваю я. – Что ты имеешь в виду, говоря, что находишься в затруднительном положении? Где Кора?
– Привет, приятель, – приветствует меня Джейс. – Ты усмиряешь пыл Вульфа?
– Что-то вроде того.
Поскольку Вульф связывается с ним, должно быть, в первый раз, я не поддаюсь злости, но его губы все равно беззвучно произносят извинения. Задумавшись, я смотрю поверх скал на то, как солнце медленно поднимается вверх, окрашивая воду в золотые цвета.
– Я нашел Кроноса, – наконец говорит Джейс. – И прямо сейчас я почти рядом с ним, но…
– Где? – Я снова подхожу ближе к телефону, а затем бросаю взгляд в сторону «Олимпа».
Цербер уже должен был вернуться, охрана смениться, а все Адские гончие отправиться спать. Сейчас – подходящий момент для того, чтобы легко улизнуть.
– Норд-Фолс. – Джейс диктует нам адрес. – Но я не один.
– А с кем? – напряженно спрашивает Вульф. – Ты же знаешь, мы не можем…
– Я лучше твоего знаю, что нам нельзя доверять незнакомцам, – огрызается Джейс. – Но он хочет пойти со мной.