– Надень это, хорошо?
– Я даже не знаю, как это попало в мою сумку, – хмурится она.
– Ну и что? – Я отпускаю ее, но не отхожу.
Если она хочет пройти мимо меня, то ей придется прикоснуться ко мне, но, видимо, сейчас она на это не настроена.
Я расстегиваю застежку на цепочке и перекидываю ее вокруг шеи Коры, застегивая под подбородком, хотя украшение достаточно длинное, чтобы его можно было надеть через голову. Затем я поправляю его, и подвеска ложится прямо в ложбинку между грудей Коры. Она прячет ее под рубашку, подальше от чужих глаз.
– Хорошо, – бормочет она. – Я буду его носить, но…
– Но?
– Это не значит, что я их прощаю. – Она странно смотрит на меня, а затем касается ладонью моей щеки, от чего я вздрагиваю.
Вопреки моим ожиданиям, она не убирает руку, а проводит пальцами вдоль скул. Возможно, это первый раз, когда она прикасается ко мне вот так, осторожно. Моим чувствам становится тесно в груди, и во мне вдруг разгорается интерес: как ведут себя с ней Аполлон и Вульф? Как они справляются с ее мягкостью и нежностью? Черт, я не могу рядом с ней держать себя в руках, не могу вести себя мягко и с любовью, когда сам пылаю похотью.
– Отец тунеядец и погибшая мать, – тихо говорит она, и я сдерживаю дрожь. – А потом ты попал к Церберу?
– Что-то вроде того.
Кажется, мы слишком быстро перешли к этому разговору, но я не хочу говорить о моем прошлом. Только не сейчас.
Опустив руку, которой прикасалась к моему лицу, Кора берет меня за руку и ведет по коридору к свободной спальне. Я пропускаю ее вперед и, стоя в дверном проеме, наблюдаю, как она застилает мою кровать медленными, методичными движениями. Закончив, она садится на постель, а затем, откинувшись назад, прислоняется к стене и указывает на место рядом с собой.
– Я подежурю, – говорит она.
Я хмурюсь, но сажусь на край кровати, а затем взбиваю подушку и ложусь, просовывая под нее руку. Сейчас я не лежу лицом к двери, потому что мне хочется смотреть на неподвижную Кору. Она не располагается рядом со мной, а продолжает сидеть, занимая очень маленькое пространство кровати. И ее совсем не беспокоит, что я не снял обувь и укрылся одеялом. Эта жизнь научила меня тому, что драгоценные секунды могут стоить слишком дорого, а эти маленькие удобства – вещи, без которых можно легко обойтись, когда твоя цель выжить.
– Спи, – тихо говорит она, и, как ни странно, я засыпаю.
Когда я просыпаюсь, в комнате уже темно и я лежу на кровати один. Дверь в спальню приоткрыта и пропускает теплый желтый свет, горящий в коридоре. Я тру руками лицо и сажусь, спустив ноги на пол. Несмотря на то что мое тело ноет, мне кажется, я уже давно так крепко не спал. Часы показывают, что сейчас уже середина ночи и я проспал уже больше восьми часов. Воспользовавшись возможностью, я принимаю душ, несколько раз намыливая свое тело и споласкивая его под горячей водой, а затем выхожу и переодеваюсь.
В доме полно простой одежды универсального размера, которая подойдет нам всем. Среди нее я нахожу чистую футболку, нижнее белье, носки и, одевшись, спускаюсь вниз.
На первом этаже тихо и темно, а раздвижная стеклянная дверь приоткрыта на дюйм. Я подхожу к ней, почти боясь того, что могу найти.
Трупы.
В голове мелькает фотография Коры с перерезанным горлом. Несмотря на то что это был всего лишь фотошоп, призванный напугать нас, этот образ до сих пор преследует меня, хоть я никому об этом не говорю. Снаружи нет никаких трупов. Только Кора, которая сидит на краю террасы, свесив ноги. Я выхожу наружу, закрывая за собой дверь почти до конца, а затем сажусь рядом с ней. Не слишком близко, но достаточно для того, чтобы почувствовать запах содержимого кружки, которую она держит в руках.
– Хорошо спалось? – спрашивает она, посмотрев на меня.
– Да, а тебе?
– Я задремала, а потом ты начал храпеть.
Я хмурюсь, и она улыбается.
– Ты всегда такой серьезный, Джейс Кинг. Я пошутила, ты не храпишь. Просто издаешь какие-то звуки, как будто тебе больно.
– Это лучше, чем храп?
– Тебе снятся кошмары?
– Возможно, – пожимаю я плечами. – Но даже если они мне снятся, после пробуждения я их не помню.
– Счастливчик, – говорит она и протягивает мне кружку.
Я беру из ее рук теплую керамическую кружку, стараясь не касаться пальцев, а затем, не спрашивая, что за напиток находится в сосуде, делаю глоток.
Чай с какими-то добавками.
Виски с корицей обжигают мне горло, и я стараюсь не закашляться. Я никогда не отказывался от алкоголя, но именно этот вкус напоминает мне аккумуляторную кислоту.
Я делаю еще один глоток, чтобы скрыть свою реакцию, и Кора хихикает.
– Где ты это нашла?
– В морозилке. – Смеясь, она откидывает голову назад. – Я нашла там виски, а чай был в кладовке.
Я также откидываю голову и смотрю на проясняющееся небо, на котором четко видны звезды. Как хорошо, что в этом районе города почти нет светового загрязнения[4]. Раньше так близко к центру на небе можно было увидеть только яркие звезды, но теперь это черное лоскутное одеяло покрыто миллионами других жизней.
– Ты знаешь, что есть созвездия греческих героев, зверей, но не богов.
– Боги не нуждаются в звездах. – Я смотрю на Кору и ставлю кружку между нами.
– Почему это?
– Потому что мы здесь, на земле.
– Ты думаешь, что ты непобедим, Джейс? – выдыхает она. – Именно из-за этого тебя убьют.
Я протягиваю руку, касаясь ее плеча, и Кора напрягается, но не отстраняется. Я не знаю, почему у меня возникает такое непреодолимое желание прикоснуться к ней или почему я, черт возьми, не могу перестать о ней думать. Мне бы хотелось, чтобы все было по-другому, но она уже прочно засела в моем сознании и под моей кожей.
– Я хочу, чтобы ты кое-что поняла, Хаос. – Я крепче сжимаю ее плечо, не желая, чтобы она отстранилась. – В конце концов боги победили. Не Титаны, не трехголовый пес, а боги. А мы рождены от этих богов. Мы выстрадали и пролили слишком много крови, когда были детьми.
– Мы?
– Чего ты хочешь? Чтобы война закончилась? Чтобы банды расформировались? Как, по-твоему, это произойдет?
Она убирает мою руку со своего плеча и поворачивается ко мне лицом.
– А как ты хотел, чтобы это произошло? Что ты планировал? Каким ты видел Стерлинг Фолс, когда покинул Адских гончих? И что послужило причиной того, что ты сбился со своего пути? – Она видит меня насквозь. – Ты думаешь, что так много знаешь. Что мы можем разработать какой-то план и заставить всех перемириться, а потом выйдем из этой ситуации победителями? Но это не сработает. Твой план не сработает.
– И почему же?
– Потому что тогда ты бы уже сделал это. – Она хватает свою кружку и вскакивает на ноги. – У тебя было пять лет. Теперь моя очередь.
Я вздрагиваю, но она, не дожидаясь от меня каких-либо опровержений, которых на самом деле у меня нет, исчезает в доме.
Я поворачиваюсь назад и смотрю на полуразрушенный двор. Кора настолько права, что мне становится больно, а это означает, нам придется сделать то, чего я очень не хочу. Мы должны рассказать ей правду, которую скрывали.
Глава 30. Кора
Резко проснувшись, я вскакиваю на ноги, чувствуя головокружение. Вокруг меня никого нет, гостиная пуста, хотя голоса парней раздаются совсем рядом. Я уснула в кресле, стоящем рядом с окровавленным диваном. Поначалу я подумывала перевернуть подушку и лечь прямо на него, но не смогла этого сделать, поэтому свернулась калачиком в кресле и заснула. После чая с виски это оказалось очень легко.
Мое внимание привлекает шипение и запах бекона, доносящиеся с кухни. Поправив одежду, я выхожу из-за угла и обнаруживаю всех троих парней. Аполлон стоит у плиты, а Джейс с Вульфом сидят за столом.
– Доброе утро, – неуверенно говорю я, потому что не знаю, злиться ли Джейс за то, что я сказала ему вчера вечером, но он не выказывает никаких признаков злости.
Подняв голову и посмотрев на меня, Джейс слегка улыбается, а затем переключает внимание на лежащую перед ним карту.
– Доброе утро. – Аполлон бросает то, чем занимался у плиты, и, подойдя ко мне, заключает в объятия.
Это именно то, что мне нужно, поэтому я дарю ответное объятие, цепляясь за его футболку, будто от этого зависит моя жизнь; я не отпускаю его, пока мне не становится легче дышать.
– Где ты взял бекон?
– Утром я сбегал в магазин.
Я разрываю наши объятия, и он подталкивает меня к столу, на что я качаю головой.
– Мне нужно немедленно почистить зубы. Ты купил зубную пасту? – спрашиваю я, и Аполлон закатывает глаза.
– Нет.
Вульф поднимается и жестом зовет меня следовать за ним. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Джейса и Аполлона, но ни один из них не выглядит обеспокоенным тем, что мы с Вульфом поднимаемся наверх.
– Ты в порядке?
– Я? – Он оглядывается через плечо. – Угу.
Порывшись в ящике в ванной, Вульф протягивает мне дорожный тюбик с зубной пастой, хотя я могла легко найти его здесь сама.
– Ты что-то хотел сказать мне?
Я схожу с ума или он на самом деле избегает моего взгляда?
– Вульф.
– Что?
– Что с тобой? – спрашиваю я, загораживая ему выход из ванной.
Какое-то время он смотрит на меня, а затем вздыхает, когда его взгляд падает на цепочку на моей шее. Он протягивает руку и сжимает в ладони кулон, о котором я почти забыла. Посмотрев на его обратную сторону и выгравированную там надпись, Вульф резко отпускает его, и кулон с глухим звуком ударяется о мою грудь.
– Просто не понимаю, как ты можешь так легко прощать, – говорит он.
– Ты говоришь о моих родителях? – спрашиваю я, сузив глаза. – Или о себе?
Не дождавшись ответа, я продолжаю:
– Отвечая на твой вопрос, скажу, что прощение дается мне нелегко, – говорю я, подойдя ближе. – У меня накопилось много обид на своих родителей, Кроноса, Цербера, на весь Стерлинг Фолс в целом, на остров и лагерь, на шерифа.