роявляет, насколько хватает сил, щедрость и верность и кому благопристойность не позволяет использовать все эти преимущества.
«Вакханка». Два Диониса:
1) Бог земли. Черный Бог, мужественный Бог. Иакх[136], персонификация крика.
2) Азиат-декадент: вино и сладострастие, болтовня. Тот, кого не признавал Пенфей.
Убийцы не могли проходить инициацию в Элевсине (Нерон не осмелился), а также те, «чей голос был несправедлив».
Второй день мистерий: «В море, мисты».
Дионис сам налегал на весла, чтобы попасть в ад.
3 бога в Элевсине: Иакх, Деметра (мать), Триптолем.
Смысл: смерть не приносит боли. Вся земная жизнь – суть смерть, смерть – избавление.
Отголоски у Луки: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие».
Дионис I воссоединит Пенфея: «Вот твой Бог, радуйся, но поклоняться мне может только тот, кто доказал, что никогда не уступит разврату души и тела, ложному богу, которого я всегда заставляю идти передо мной. Отныне тебе открывается мудрость.
– О, я сгораю от нетерпения ее узнать.
– Вот она: теперь ты завоевал право на безумие…»
Пенфей и Вакханка безостановочно кричат в то время, как падает занавес.
Или еще: «…Подожди же, пока все спят. Послушай. Все замолкает. Вот теперь ты имеешь право на безумие. Ты один. В одиночестве. И пусть оно убьет только тебя!»
Входит Дионис II, а за ним Дионис I, переодетый в скептика-дилетанта (Силен?)«Наслаждаться, наслаждаться!»
Начало: старцы бегут к вакханкам.
Философ (Он убивает? Как он убивает? Хорошо ли, и т. д.? Он, умеющий так хорошо убивать, и я, умеющий так сильно рассуждать… Вместе мы сотворим чудеса. Я одолжу ему свои аргументы, и он убьет для меня.)
Поэт.
Жрец: жрец, что ты будешь с ним делать?
Торговец.
Нигилисты.
Вакханка: Она хочет туда пойти. Пенфей возражает: «Город надо сохранить. Город не должен быть принесен в жертву любви».
Дионис I и Пенфей: «Кто ты такой, чтобы выставлять напоказ столько добродетели? – У меня нет добродетели. – Разве ты страстно не желал женщин? Да. – Разве ты не брал их? – Да. – Разве ты не жесток? (Бьет его.)»
Пенфей разорван на куски. Дионис II и вакханки празднуют жертвоприношение.
Внезапно появляется Дионис I и заставляет их замолчать.
II – Кто заставит умолкнуть крики безумия?
I – Тот, кому ведомо безумие и кто умеет его подчинить.
Там же. Такой человек, как я, раб, если бы ты только мог понять, что в нем. У меня достаточно гнева, чтобы дать Богу пощечину, и желания… чтобы заставить жену моего лучшего друга… Но мне противны эти псы, бегущие друг за другом, требующие от чужого желания, чтобы оно заменило их собственное. Я, добродетельный! (взрывается от хохота) По правде говоря, я хотел бы быть добродетельным, но кровь моя в огне, а мой ум, со всей его мощью, способен на всё.
В сорок лет смиряешься с отторжением части себя. О, если бы небу было угодно, чтобы вся нерастраченная любовь возродилась снова, и от нее расцвело бы в будущем произведение, на которое у меня сейчас больше нет сил![137]
…Все мужчины и женщины наваливаются на меня, чтобы уничтожить, без устали требуя своей доли, и никогда, никогда не подают мне руки, не приходят на помощь, наконец, никогда не любят меня за то, что я есть, и не хотят, чтобы я оставался собой. Они ценят мою безграничную энергию и считают, что я должен им отдавать ее и обеспечивать их жизнь. Но все свои силы я уже отдал изнурительной страсти творчества, а в остальном я самый нищий и самый нуждающийся из всех существ.
Роман. «У него не было больше сил любить ее. Живой в нем оставалась лишь способность страдать от любви, он испытывал только чувство лишения или отсутствия. Она не могла уже дать ему ничего, кроме страдания. А радость давно умерла».
Там же. «Можно было подумать, что она вся – воплощенная непокорность, и действительно, это существо, увенчанное пламенем, пылало, как мятеж. Но в еще большей мере она была воплощением всеприятия. “Я согласилась бы с тем, чтобы умереть сегодня (в тридцать лет), ибо я уже испытала много радостей. И если мне пришлось родиться снова, то я хотела бы прожить такую же жизнь, несмотря на все ее величайшие горести”».
Я не верю тем, кто говорит, что от отчаяния они бросаются в сладострастие. Настоящее отчаяние всегда вызывает лишь боль или апатию.
Ну вот, и вы такая же шлюха, как все остальные!
Кто ничего не дает, ничего и не имеет. Самое большое несчастье не в том, что тебя не любят, а в том, что не любишь сам.
Я разрываюсь между бытием, тотально отвергающим смерть, и бытием, принимающим ее тотально.
Слишком много белых телец, недостаточно красных, а еще они пожирают друг друга: Франция в состоянии лейкемии. Она больше не в состоянии вести войну или произвести революцию. Реформы – да. Но зачем обманывать, обещая ей что-либо. Прежде всего ей надо обновить кровь.
Стиль. Недоверие к готовым формулам. Они подчас словно гром: грохочут, но света не дают.
Бухари – Джельфа – Небольшая пустыня. Нищета – крайняя, без единой капли воды – и она царственна. Черные палатки кочевников. Сухая и жесткая земля, и я на них похож: и у меня ничего нет, и я не могу ничем обладать.
Лагуат[138]. Перед скалистым холмом, покрытым сложенными слоями кремня (это огромное пространство), из глубины горизонта черной волной набегает ночь, а в это время запад краснеет, розовеет, зеленеет.
Неутомимые ночные собаки.
Посреди оазиса стены грязи, над которыми сияют золотые плоды. Тишина и одиночество. Потом выходишь на площадь. Тучи веселых детишек вертятся, словно маленькие дервиши, и смеются во весь рот, сверкая зубами.
Может быть, пора поговорить о пустыне, где я нашел себе прибежище – Из глубины горизонта… И я надеюсь увидеть, как возникают сказочные животные, а может быть, просто найду там не менее сказочную тишину и очарование…
Г-жа В.Р. о Мальро, который собирался в Японию: «Туда едут только для того, чтобы вернуться». Но все мы немного такие.
Наивность интеллектуала 1950 года: он думает, что надо стать тверже, чтобы возвыситься.
Летнее солнцестояние. Новелла, в которой действие будет происходить в самый долгий день в году.
Цветы над высокими стенами вилл в богатом алжирском квартале. Другой мир, из которого я всегда чувствовал себя изгнанным.
Смерть консьержа. Его жена больна, она уже не вставала с большой кровати. В единственной комнате на маленькой раскладушке рядом с ней лежал мертвец, а еще недавно с ним можно было встретиться пару раз в день, заходя за почтой.
«До свидания, – говорила она, – мой дорогой, мой дружочек. Какой он большой! Это потому, что он действительно был большой…» Гроб выносили наскоро и в вертикальном положении. В траурной процессии шли только соседи. «Надо же, только три дня назад я пил с ним лимонад с мятой». – «Только я собрался заменить его двигатель на газовый».
На кладбище нас было четверо. Могильщик дал каждому по гвоздике, которые мы должны бросить на гроб того, кому теперь уже все безразлично.
Едва переступив порог Бухенвальда, маленький француз просит разрешения поговорить с глазу на глаз со встречавшим его служащим, который тоже был заключенным: «Потому что, видите ли, мой случай исключительный, я невиновен».
Новость о дне ужасной жары в Париже.
Роман. Депортированный. Его жена и дети тоже были высланы. Они погибли. После возвращения этот мужчина, очень умный и мягкий, посвящает себя поиску убийц… Он вталкивает его в комнату. Говорит ему: «Я понял это там – нельзя убивать в том же месте, где унижают. Так будет чище. Вот телефон. Звоните. У вас есть время».
Пьеса о Возвращении и Истине.
Сцена I – Женщина и подруга ждут его.
Сцена II – Он возвращается и признается жене в присутствии подруги, что та была его любовницей.
Новая Бразилия. Урубу захрипел, раскрыл клюв, стал тщательно готовиться к полету, дважды похлопал по телу пыльными крыльями, поднялся на два сантиметра над краем крыши, упал и почти сразу заснул.
Одна за другой падали в море звезды, из неба выплескивались последние капли света.
В конце концов, он принес камень в самый нищий дом. Местные жители, не слова ни говоря, потеснились, чтобы дать ему дорогу. В тишине был слышен только шум реки. – Здесь мы последние, последние среди последних.
– Европа… Собаки.
– И я тоже собака. Я разнюхивал и блудил.
– Не вижу разницы.
– Очень маленькая. Мне стыдно.
– О! Да Вы богаты!
– Нет, не очень. Но даже будучи очень бедным, я всегда жил, как богач.
– Этого вы и стыдитесь?
– Именно. И того, что лгал о разнюхивании и блуде.
– Хорошо. Ничего не поделаешь.
– Нет.
Там же. – Мы не можем помешать себе. Мы не можем помешать себе. А потом приходит момент, когда мы не можем больше ничего.
Новелла «Высокие Плато». Мужчина приходит и сам объясняет, в чем состояло его преступление.
«Вот. Это дорога к Джельфе. Увидишь машину. Остановишь. В Джельфе есть жандармерия и поезд. А эта трасса, наоборот, проходит через Высокие Плато. В одном дне пути отсюда ты увидишь первые пастбища и кочевников. Они примут тебя. Они бедны и несчастны, но гостю они готовы отдать всё.
Молчавший со вчерашнего дня мужчина только сказал:
– Это короли?
– Да, – ответил Пьер. – Они и есть короли.
Новелла «Молчание».
Рабочие возвращаются из мастерской (бочарное дело) после провала забастовки. Они молчат. Так проходит день в мастерской.
Во второй половине дня хозяина внезапно разбил паралич. Мастер сообщает об этом рабочему. Рабочий не разговаривает. После работы он начинает рыдать, положив руки на стол. «Надо же, надо же».