Порой глубокой праздничной ночью, когда алкоголь, танцы до самозабвения быстро приводили нас в состояние счастливого утомления, мне, по крайней мере на какой-то миг, казалось, что именно в той крайней усталости я наконец постигну тайну человеческого бытия и смогу когда-нибудь ее выразить. Но усталость исчезала, вместе с нею и тайна.
Брюнетьер еще задолго до Сартра выступал за театр ситуаций и против театра характеров. Тогда Копо сводил эту проблему к одной фразе: «Ситуация стоит того, чего стоят характеры».
Там же. Копо по поводу «ремесла» и «хорошо сделанной пьесы». Не смешивать «рецепт» и «ремесло». См. «Рассуждение о драматической поэме» Корнеля.
Любое общество, и в особенности литературное, стремится пристыдить своих членов в их высших добродетелях.
«Любовь издалека» в комедии дель арте. Романтическая «Принцесса Клевская».
Роман. «Все эти дни он ненавидел не ее. Ненавидеть в ней было нечего, зато почти все можно было любить. Он ненавидел в ней себя – и несостоятельность, и бедность, и бессилие любить то, что нужно было любить, и жить в том, что должно было быть достойным ее и его…»
Нация с денежными трудностями и любовными огорчениями.
«Непостоянство в любви так же чудовищно, как несправедливость в душе». Паскаль.
Там же. «Любовь и разум есть лишь одно и то же».
Надоедливой нищенке, проявлявшей настойчивость, хозяйка ресторана говорила, показывая на тех, кто ел лангуста: «Ну поставьте себя на место этих дам и господ».
Роман. Больная мать. Он бросился на грудь этой убогой женщине и зарыдал. Многие годы он не позволял себе ничего подобного ни с одним человеком – он ни у кого не просил защиты. Другие люди позволяли себе обращаться к нему с просьбой о помощи. Но сам он никогда не разрешал себе поддаваться слабости. Поэтому и выбрал воплощение бессилия и горя.
Пьеса: Леспинас[143] Элиза.
Действие I.
1) Элиза и д’Аламбер (она говорит ему о своей любви к Гонсальве).
2) Элиза и Гибер (сраженные внезапной любовью).
3) Признание Гибера Луизе (холодным тоном).
4) Весть о возвращении Гонсальве.
5) Гонсальве и Элиза.
Действие II.
1) Д’Аламбер и Гонсальве.
2) Элиза и Гонсальве (получает письмо и должен уйти – сцена прощания).
3) Д’Аламбер и Элиза.
4) Гибер и Элиза. Она уступает всепоглощающей любви:
«Значит у вас больше нет чувств? – Вы действительно так думаете?» Она поворачивается, слышит, как он бежит к ней и падает в его объятия.
Действие III.
Растерзанная любовь – Смерть Гонсальве. Она в объятиях Гибера, д’Аламбер входит с письмом: «Он умер». Она читает и кричит: «Знаете, что он мне сказал? Что он счастлив умереть, уверенным в моей любви».
Сцена между Гибером и Элизой: «О! Теперь я люблю тебя», – говорит она.
Действие IV.
Любовь по недоразумению. Она хочет быть любимой Гибером, как была любима Гонсальве. Вы меня не любите. Свадьба Гибера.
Действие V.
Д’Аламбер и Гибер. Она больна. Ее нельзя увидеть. Она очень изменилась. Он признается в любви к Элизе. Д’А.: «Вы пришли слишком поздно. Так поступают те, кто не способны любить. Их страсть чрезмерна: напрасная любовь в тот момент, когда она совершенно бесполезна».
Последняя сцена: Смерть Элизы. «Ведь он заслуживал такой любви?»
– Да, Элиза. Но ты заслужила, чтобы тебя любили так, как ты была любима.
– Была ли я любима? Была ли я действительно любима?
Входит Гибер. «Гонсальве!» – говорит она.
Или же я умру без его прощения.
Чьего прощения, Гибера?
Нет. Гибер дал мне познать любовь, в которой нужно что-то прощать. Но тот другой – не знал, никогда не знал такой любви. Как он может простить?
Когда моя мать отводила от меня глаза, у меня всегда, глядя на нее, накатывали слезы.
Р.: Женится на женщине, у которой раньше был любовник (ее жених). Она открыто призналась ему в этом. Он говорит, что любит ее и что это не имеет значения. Ревность к прошлому. Вопросы и допросы ночи напролет. На следующий же день после свадьбы он берет билеты и едет в город, где живет бывший жених, чтобы «сделать отметину на его лице» (он прячет в свертке лезвия бритвы). Долгие годы он так и не может успокоиться. Пишет оскорбительные письма (Г-жа N. у г-жи А.). Потом заставляет ее, чтобы она уговорила свою подругу переспать с ним. «Я чувствую себя обиженным», – говорит он, а потом принуждает ее попросить о той же услуге у сестры и т. д. (запрещает поехать в страну ее детства, где она познакомилась с N.) и т. д. и т. д. Пока не доводит ее до безумия.
Стихи сожалений об Алжире.
Это первое утро было скорее влажным, чем дождливым, марсельские мостовые превратились в парижские, и только разношерстная толпа напоминала о том, что здесь начинался другой мир. И вдруг – цветочный рынок на Канебьер. Полки ломятся от декабрьских цветов, покрытых перламутровыми каплями воды, сочных, блестящих. Анемоны, ноготки, нарциссы, гладиолусы…
В море. Море под луной, молчаливые пространства. Да, здесь я чувствую себя вправе спокойно умереть, здесь я могу сказать: «Я был слаб, но я сделал все, что мог».
Типаса. См. заметки.
От Лагуата до Гардая. Озера дайя и призраки деревьев. Растрескавшиеся шебки. Царство камней, в течение дня испепеляющих, а ночью леденящих, и, в конце концов, взрывающихся под ужасным давлением, рассыпаясь в песок. Камни повсюду. И на покрытом кусочками сланца кладбище Лагуата, где мертвецы обнимаются друг с другом под каменными завалами. И на скудных участках пахоты, которые иногда встречаются в пустыне, – здесь так просто выбрать среди камней наиболее подходящий материал для строительства. Если в этой стране и пашут землю, то лишь для того, чтобы собрать урожай камней. Земля так ценна, что ее соскабливают в углублениях между камнями и бережно переносят, словно причастие для умирающего, в большие корзины. Вода. Земля, обструганная до костей, до сланцевого скелета. Гардая и священные города, опоясанные охровыми холмами, одеты сами в латы красных стен.
Подобно тем камням в пустыне, на первый взгляд случайно сваленным в кучу и едва отличающимся от остальных нагромождений, – камням, что указывают людям, которых учит бедность, на таинственные пути, ведущие к воде или сухой траве.
На юге засуха, а значит, голод, – гибнет восемьдесят тысяч овец. Все население скребет землю в поисках корешков. Бухенвальд под солнцем.
В Вене на виселицах сидят голубки.
Во Франции для каждой профессии предусмотрена определенная доля участия иностранных рабочих. Скажем, в шахтах этот процент возрастает с глубиной. Франция – земля обетованная, но здесь требуются прежде всего рабы.
А. Б. Подавленный Люцифер Орана.
Не забыть – В Лагуате странное впечатление силы и неуязвимости. Договорился со смертью – значит, стал неуязвимым.
Объяснять ужасы современности через страх. А потом показательные процессы в СССР и т. д. Предательство левой интеллигенции.
«Злободневные заметки» – Не располагая никакой информацией, кроме официального сообщения Москвы, десять французских врачей, половина из которых евреи, подписывают заявление, приветствующее арест их советских собратьев, из которых 9/10 – евреи. Торжество научной мысли. Немного позже та же Москва заявляет о невиновности этих врачей, но их по-прежнему держат в тюрьме.
Пустыня и песочные часы.
«Злободневные заметки». Депутаты отказались передать жилищному строительству миллиарды, выделенные сначала для производителей алкоголя. Двойной удар: одновременно рост трущоб и производства алкоголя. Шестьсот якобинцев – гигантов свободы, стоят на коленях перед бистро.
Гуманизм. Я не люблю человечество вообще. Я испытываю, прежде всего, чувство солидарности, что не одно и то же. И потом, я люблю только отдельных людей, живущих или уже умерших, но люблю с большим восхищением и всегда стремлюсь, ревностно и страстно, сохранить или защитить во всех остальных то, что, волей случая или в один прекрасный и непредсказуемый день, делает их похожими на этих избранных.
Безумие Фабра[144], администратора Французского Театра. Он верил только в истинность мира зеркал. Все остальное было лишь отражением.
Бенжамен Констан – Дневник[145]. «Точность в материальных описаниях жизни привлекает того, кто стал одинаково безразличен ко всему».
О «Фаусте» Гете – удручающее суждение с. 59.
«…овладев тем, что придает цену жизни, – славой и свободой, все народы (так же, как и древние) ощутили в то же самое время, что надо уметь презирать жизнь и отказываться от нее. Читающие же нам наставления против самоубийства, оказываются именно теми людьми, чьи мнения превращают жизнь в нечто презренное и лживое, – сторонниками рабства и низости…»
«И я не знаю никого, кроме себя, кто умел бы чувствовать за других людей лучше, чем за себя, ибо меня преследует сострадание…»
Ср. с. 81. «Мужчины, которых считают суровыми…»
«Литература и слава нарушают жизнь, принуждая выставлять мнения напоказ и защищать их».
«Прогулка с Симондом. Он упрекал меня в том, что я проявлял мало интереса к нему и ко всем окружающим. Но никто не знает… мое положение далеко от нормального, поскольку связь с Бьондеттой вообще отняла у меня ощущение, что я могу свободно располагать своей жизнью…»
Ср. с. 133–134. «Амбиция значительно менее корыстна, чем это принято думать, ибо для того, чтобы жить в покое, надо приложить почти столько же труда, сколько для того, чтобы управлять миром».
«Жизнь моя утекает, как вода».
«И тогда у меня возникло ч