Дон Жуан – это Фауст, но без договора с дьяволом – (развить).
III действие, в Бразилии, среди рабов. IV действие, V действие – становится одиноким человеком. Одиноким вместе со всеми.
Д. Ж. Договор с дьяволом, но без дьявола. Держать пари во имя мира, чувства и наслаждения – это значит заключить договор с дьяволом. Держать пари во имя правосудия – то же самое.
По просьбе Массионьона я отправил президенту Республики ходатайство о помиловании приговоренных к смерти из Мохнина[168]. Через несколько дней я обнаружил в газетах ответ на свое послание: трое из приговоренных были расстреляны. Через две недели после казни глава кабинета сообщил мне, что мое письмо «привлекло внимание» президента и было передано в Высший совет прокуратуры. Замечтавшаяся бюрократия.
Два миллиона членов профсоюза на одиннадцать работающих. В 1947 году в профсоюзах было семь миллионов.
Пьеса. Счастливый человек. И никто не может его выносить.
В воде черепаха становится птицей. Большая черепаха теплых морей летает в глубинах вод, словно красавец-альбатрос.
Атональная музыка, музыка для голоса, для лихорадочного голоса современного человека.
Письмо к М.: «Не проклинайте Запад. Я сам проклинал его, причем в момент его расцвета. Но сегодня, когда он погибает под тяжестью своих ошибок и слишком долгой славы, я не буду его обвинять… Не завидуйте людям с Востока, принесшим свой ум и сердце в жертву богам истории. У истории не может быть богов, и только ум, озаренный сердцем, является тем единственным богом, которого в многочисленных обличиях всегда приветствовали в этом мире».
Чехов: для писателя «главное не слава, не блеск… а уменье терпеть». «Умей нести свой крест и веруй».
Школа критиков: «законы» театра.
– Если я хорошо понял, милостивый государь, мне следует точно придерживаться тех самых правил, которые Эсхил, Шекспир, Кальдерон, Корнель, – в общем, все великие драматические гении, – непременно старались нарушить.
– Точнее, надо заметить, что только Шекспир, Эсхил и другие могли себе такое позволить.
– Если я последую вашим советам, мне никогда не быть ни одним из этих великих творцов.
– А вы хотите?
– Быть – нет. Но стать – да. Иначе, зачем вообще писать? У меня не получится, это почти очевидно. Но попытка сама по себе придаст моей жизни особый вкус, который вы отнимаете у меня заранее. Ведь и Шекспир родился из сотни претенциозных и отчаявшихся психов, которые стремились быть Шекспирами. А вот Фейдо вышел всего лишь из Фейдо (на его пьесах я смеюсь, но редко дольше одного акта).
Пьеса. Король Лир сегодня – патриций, которого экспроприировали социалисты.
Там же. Калигула, обвиняющий не мир, но самого себя.
Смерть Марселя Эррана[169].
Добродетельные люди зачастую оказываются малодушными гражданами. Источник истинной храбрости – безнравственность.
Экзистенциалисты утверждают: любой человек ответственен за то, что он есть. Этим объясняется тотальное исчезновение сострадания из их мирка агрессивных старцев. Однако они претендуют на то, чтобы бороться против общественной несправедливости. Это люди, которые сами не несут ответственности за то, что они есть; это нищие, не ведающие о своей нищете. И что выходит? Калека, урод, скромник. И, в конце концов, опять сострадание?
Перикл у могилы юноши: «Год потерял весну».
Когда он говорил обо мне как о «направляющем» (то есть показывающем правильное направление пути) одна часть меня, конечно же, раздувалась от глупого тщеславия. Но другая моя часть не переставала умирать от стыда на протяжении всех этих лет.
М.Э. У умирающих страшно скорбный вид, а у тех, кто присутствует при агонии, – тупой и провинциальный. Он был таким светским человеком, и потом вдруг стал почти затравленным в том алькове, где он один…
Есть моменты, когда позволить себе искренность эквивалентно непростительной расслабленности.
«Первый человек». Этапы жизни Джессики. Чувственная девочка. Юная возлюбленная, стремящаяся к абсолюту. Настоящая возлюбленная. Осуществление, преодолевшее всю двусмысленность начала.
«Когда я любил ее больше всего, кто-то в глубине моей души презирал ее за все, что она сделала, пережила и чему подвергалась. В особенности за то, чему подвергалась. Я ненавидел ее за то, что она не дождалась меня до раннего утра и умерла. И я ненавидел ее в присутствии кого-то другого, кто внутри меня смеялся над этой смехотворной претензией».
«Иона». Жилищные проблемы. Потом картины скапливаются и занимают его место. Отсюда антресоль.
Когда он больше ничего не делает. «Он услышал, как они бегали по комнатам… эта была жизнь, шум, производимый людьми, как это было прекрасно. Девочка смеялась. Как он любил их! Как он любил их!»
Пьеса. Лжец.
1) Он лжет. Между двумя женщинами.
2) Он говорит правду.
3) Перед катастрофой он снова лжет. (Она рвет бумагу, которая освободила бы ее от лжи.)
Пьеса о невозможности одиночества. Они всегда здесь.
Роман. Дружба (моему сыну, который начнет все сначала).
Хуже всего человек переносит, когда о нем судят. Отсюда его привязанность к матери или возлюбленной, ослепшей от страсти; отсюда и любовь к животным.
Термоядерная бомба: всеобщая смерть соответствует уделу человеческого существования вообще. Значит, это просто правило. Мы опять приближаемся к первой и древнейшей из проблем. Достигнув бесконечности, мы снова начинаем с нуля. Второй срез проблемы: автором мирового бедствия является уже не Бог, а люди. Люди сравнялись с Богом, но сравнялись в жестокости. Значит, мы должны снова начать древний бунт, но на этот раз – против человечества. Нужно призвать нового Люцифера, который уничтожил бы мощь людей.
Странно. «Грязный еврей», – говорит большой. И маленький его бьет. Бить было необходимо. Но у него не было ни малейшего желания. Он вовсе не ненавидел это лицо, которое ударил… И у другого тоже не было ни малейшего желания. У него не было желания называть евреем этого симпатичного маленького человека, и не было желания бить. Но он должен был ответить и ударил.
Фантастические притчи.
Христос-Пан.
Эстетика. Мы можем исходить из эмоции, и тогда получается крик. Или, наоборот, мы идем долгим и кружным путем фраз и слов – навстречу эмоции, еще живущей в нашей памяти, чтобы в конце концов достичь ее и воскресить, но уже не в виде крика, а большой волны, сила которой…
Там же. Если я произношу: «У него нос картошкой» – это звучит совсем не одобрительно, как, например, выражение «словно персик». Искусство – это хорошо рассчитанное преувеличение.
Любовь Шара и львицы из Ботанического сада. Он протянул руки к ее голове через решетку. Она его опрокинула. Она раздвинула свои короткие лапы…
На дорогах мира миллионы людей опередили нас, везде мы видим их следы. Но на море, даже на самом древнем море, наше молчание всегда будет первым.
Никто не заслуживает того, чтобы быть любимым, – во всю меру этого безмерного дара. А получивший этот дар открывает несправедливость.
Если бы я не уступал своим страстям, я мог бы вмешаться в этот мир, изменить в нем что-нибудь. Но я уступал, и поэтому я художник, всего лишь художник.
Кто-то во мне всегда изо всех сил старался быть никем.
В конце этой длинной мысли – вдалеке – горит тотальное «да».
В тот миг, когда после стольких усилий я расставляю пределы, веря, что примиряю непримиримое, эти пределы взрываются и повергают меня в немое горе.
Тетрадь № VIIIАвгуст 1954 года – июль 1958 года
15.8.1954.
Четвертая симфония соль мажор Малера для сопрано и оркестра. Иногда, слушая Малера, начинаешь больше ценить Вагнера – по контрасту: заметно, до какой степени Вагнер был властителем своего тумана. Но в других случаях Малер бывает очень велик.
16.8.1954.
Слова N.: «Почему мы не согласны с идеей вечной жизни? Не потому ли, что, в конце концов, речь идет о блаженстве, лишенном сознания, а мы желаем быть, а значит – осознавать, что мы есть. Но отчего же мы упрекаем этот мир именно в том, что позволяет нам обрести сознание: в наличии зла и страдания (в этом и заключается главное противоречие современного атеизма). Я, например, всегда принимала страдание с радостью – радостью бытия». Я отвечал ей, что в этом и проявляется гений. Гений? Да, гений жизни, который только она – единственная, из всех, кого я знаю, совершенно естественно и гордо носит в себе.
17 августа. Берль[170].
Интеллектуалам легче сказать нет, чем да. Созерцая под конец жизни многочисленные тома своих произведений, доктор Реклю[171], защищавший Дрейфуса, обнаружил, что за последние два года он ничего не произвел. Ах да, Дрейфус: он действительно отдал два года жизни изучению его дела. А сегодня принимают решение, прочитав всего лишь одну статейку.
Потерянный вечер.
18 августа.
Выхода мне не найти. Самоубийство. Чего еще ждать тому, кто уже мертв? Кладбище Ане, где вьюн раскалывает старую плиту.
Долгие годы я жил в заточении у ее любви. Сегодня я должен стараться хотя бы не думать о ней, не переставая любить. Казалось бы одной проблемой меньше, но как тяжело.
19 августа.
Ужасное утро. Во второй половине дня выставка Сезанна. В его ранних картинах есть что-то болезное и безумное (особенно бросается в глаза сексуальная одержимость). Подобное безумие необходимо подчинять жесточайшей дисциплине, какая и была присуща Сезанну. Только помешанные могут стать классиками, ибо у них нет выбора. Свое душевное расстройство С. умерил высочайшей требовательностью к