Каждый вечер Йорк поднимался на колокольню Жублена и всматривался в бескрайние поля, простиравшиеся на юг. Сотни англичан – мужчин, женщин и детей – двигались к границе, каждый со своей собственной историей унижений и лишений. Ему хотелось одного: чтобы Дерри Брюер, Саффолк и даже сам король увидели дело рук своих.
На сорок третий день после свадьбы, стоя на своем наблюдательном пункте, Йорк услышал шаги на ступеньках каменной лестницы. Он обернулся и с удивлением увидел свою жену.
– В чем дело? Тебе следует отдыхать, а не карабкаться по холодным ступеням. Где Персиваль? Я надеру ему уши.
– Успокойся, Ричард, – сказала Сесилия, тяжело дыша. – Я знаю собственные силы. А Персиваля я послала за холодным соком. Мне просто захотелось увидеть, что так привлекает твое внимание каждый вечер.
Йорк махнул рукой в сторону открытого окна. При других обстоятельствах он мог бы оценить темно-золотистые и розовые краски французского заката, но сейчас ему было не до красот природы.
Обогнув большой бронзовый колокол, Сесилия прислонилась к широкому подоконнику.
– А, вижу, – сказала она. – Эти людишки. Это те самые англичане, о которых ты говорил?
– Да, и все они идут в Нормандию со своими печалями и горестями, как будто мне недостает других проблем. Я поднимаюсь сюда не для того, чтобы смотреть на них, а потому, что ожидаю увидеть здесь французскую армию еще до конца года.
– Они остановятся здесь? – спросила Сесилия с расширившимися от испуга глазами.
– Конечно, остановятся! Выселять мирных жителей им больше по вкусу, чем воевать с английскими лучниками. Если только они ступят на английскую землю, мы обратим их вспять и погоним на юг.
Его жена заметно успокоилась.
– Жена лорда Дерби говорит, что это настоящая напасть. Ее муж считает, что нужно разорвать заключенные соглашения и начать все сначала. Он говорит, что король, будучи в здравом уме, не должен был…
– Замолчи, моя дорогая. Как бы то ни было, нам не остается ничего иного, кроме как защищать новую границу. Возможно, через год или два я получу возможность отвоевать эти земли. Мы уже теряли Анжу и Мэн при короле Иоанне[9]. Кто знает, что готовит нам будущее?
– Но ведь сейчас перемирие, Ричард! Лорд Дерби говорит, что мир продлится двадцать лет.
– Похоже, у лорда Дерби есть что порассказать своей жене.
Казалось бы, во Франции трудно найти более уединенное место, нежели колокольня, но тем не менее Йорк вплотную приблизился к жене и обнял ее за округлившийся живот, внутри которого рос их ребенок.
– Всюду зреет недовольство, дорогая. Я постоянно получаю сообщения о беспорядках. И это только начало. Мне было бы спокойнее, если бы ты находилась дома, в безопасности. Король Генрих утратил доверие своих лордов. Если они узнают, что это его рук дело, а под соглашением стоит подпись Саффолка, это не кончится добром. Клянусь, я добьюсь того, что Уильяма де ла Поля осудят за измену. Насколько невыносима мысль о том, что между мной и троном стоит один лишь мой брат! Если бы дед Эдмунд родился раньше Джона Гонта, я носил бы корону, которая так убого сидит на голове Генриха. Говорю тебе, Сесилия, если бы я был королем, то не отдал бы французам ни пяди земли, пока не зазвучали бы трубы Судного дня! Это наша земля, а я вынужден наблюдать за тем, как тупицы и интриганы растранжиривают ее. Боже мой! Король Генрих – настоящий простак. Я знал это, когда он был еще ребенком. Он проводил слишком много времени в обществе монахов и кардиналов и недостаточно упражнялся с мечом, в отличие от своего отца. Они погубили его, Сесилия. Они погубили сына моего короля молитвами и поэзией.
– Так пусть они сгинут, Ричард, – сказала Сесилия, положив руку на грудь мужа и ощутив при этом, как гулко бьется его сердце. – Пусть они пожнут бурю, пока ты набираешься сил. Кто знает, может быть, со временем ты окажешься в состоянии претендовать на корону? Если Генрих, по твоим словам, так слаб…
Побледневший Генрих приложил к ее губам ладонь.
– Даже здесь нельзя говорить об этом, дорогая. Ни вслух, ни шепотом. Понимаешь?
Она кивнула, и ее глаза сверкнули в сгущавшихся сумерках.
– Не имеет значения, что случится в следующем году, сначала должно закончиться это лето. Мне придется стать свидетелем того, как берега величественных рек и живописные долины захватывают эти грязные французские шлюхи… Извини, дорогая. При мысли об этом во мне все закипает.
– Забудь об этом. Но, надеюсь, ты не будешь учить нашего ребенка таким словам?
– Никогда. Ты плодовита, как виноградник, моя замечательная жена из рода Невиллов, – сказал он, прикасаясь на счастье к ее животу. – Кстати, как поживают твои родственники?
Сесилия звонко рассмеялась.
– У моего племянника дела идут хорошо – по крайней мере, я так слышала. Если ты помнишь, он женился на этой девице Монтегю. Довольно строптивая девчонка, но, похоже, она его обожает. Говорят, ее брат граф Уорвик угасает быстрее, чем врачи успевают делать ему кровопускания.
– Это тот, у которого нет сыновей? Я его знаю. Надеюсь, твой племянник еще навестит нас, Сесилия. Сколько ему сейчас: восемнадцать, девятнадцать? Вдвое моложе меня, а уже почти граф!
– О, ты ведь знаешь, он преклоняется перед тобой. Даже унаследовав графский титул, он будет обращаться к тебе за советом. Мой отец всегда говорил: из всей семьи Ричард единственный, у кого есть мозги.
– Уверен, он имел в виду меня, – сказал Йорк с улыбкой. Она шлепнула его по руке.
– Он имел в виду вовсе не тебя, Ричард Йорк. Мозги есть у сына моего брата.
В свои тридцать четыре года герцог отличался недюжинной силой и крепким здоровьем. Выглянув в окно, он вновь испытал чувство безысходного отчаяния при мысли о том, что в скором времени на горизонте появятся колонны французской армии.
– Возможно, ты права, дорогая. Этот Ричард вряд ли заглядывает в будущее дальше завтрашнего дня.
– Ты превзойдешь их всех, я уверена. Насколько я тебя знаю, ты так просто не проигрываешь и не сдаешься. Это качество свойственно и Невиллам. Наши дети наверняка заставят людей уважать себя.
В порыве нежности он провел холодной ладонью по ее щеке. За окном вечерние сумерки окрасили все вокруг в пурпурные и серые тона. Он плотнее укутал жену плащом.
– Я спущусь вместе с тобой. Не хочу, чтобы ты споткнулась и упала на этих ступенях.
– Спасибо, Ричард. Рядом с тобой я всегда чувствую себя в безопасности.
Маргарита стояла в главном дворе замка Сомюр, наблюдая за тем, как лорд Саффолк показывает ее братьям приемы обращения с мечом. Ее отец уехал вступать во владение землями, полученными в обмен на замужество дочери.
Когда она вернулась после церемонии бракосочетания в Сомюр, поначалу ей казалось, что ничего, в сущности, не изменилось. Настоящей королевой она не стала, и Англия была от нее так же далеко, как и прежде.
Она увидела, как Саффолк поправляет Луи, нанесшего очередной удар.
– Осторожней, парень! Где твоя осторожность?
Его голос отражался от стен глухим эхом. Маргарите нравился этот высокий английский лорд. Ее отец вернулся ненадолго в Сомюр после недельной поездки вместе с королем по Анжу и Мэну. Увидев своих дочерей, он грубо приказал им позвать мать. И тут вперед выступил лорд Саффолк. То, что произошло дальше, стало одним из самых дорогих воспоминаний ее юности.
– Милорд Анжу, – торжественно заявил лорд, откашлявшись, – должен напомнить о том, что королева Маргарита больше не подчиняется вам. Как представитель ее мужа, я настаиваю, чтобы с ней обращались в соответствии с ее положением.
Рене Анжуйский с изумлением уставился на англичанина, столь уверенно державшегося в его собственном доме. Он открыл было рот, чтобы ответить, но потом счел за лучшее промолчать. Его разъяренный взгляд нашел бедную Иоланду.
– Позови мать, девочка. Я устал, голоден и совсем не расположен к этим английским играм.
Подобрав полы юбки, Иоланда поспешила удалиться. Рене холодно кивнул Саффолку и направился к входным дверям замка. Он пробыл в Сомюре три дня и за это время не обмолвился ни единым словом ни с ней, ни с ее английским лордом.
Вспомнив эту сцену, Маргарита зарделась. Это был один из самых радостных моментов в ее жизни. Она была счастлива видеть, как белесого слизняка поставили на место. Она нисколько не сомневалась в готовности Саффолка защитить ее честь. Английский лорд весьма серьезно воспринимал взятые на себя обязанности защитника новоиспеченной королевы, и она подозревала, что эти тренировки с ее братьями отнюдь не случайны.
Она кинула взгляд на схватку. Все трое ее братьев двигались быстрее, нежели английский граф, но тот был опытным ветераном, получившим ранение при Арфлере и командовавшим осадой Орлеана. В боевых искусствах он смыслил неизмеримо больше, чем Жан, Николя и Луи, вместе взятые, и он сражался с ними, дабы продемонстрировать им, как доспехи могут защитить их обладателя в схватке. Однако лорд Саффолк был уже немолод, и Маргарита слышала, как тяжело он дышал, когда отбил выпад Луи и нанес ответный удар по щиту.
Меч, который он держал обеими руками, представлялся Маргарите огромным – четыре фута твердой стали. Это грозное оружие выглядело слишком громоздким и неудобным, но Саффолк настолько виртуозно обходился с ним, что оно казалось невесомым. С мечом в руках он переставал походить на доброго английского лорда и принимал устрашающий вид. Маргарита с восхищением смотрела, как Саффолк принудил Луи защищаться, нанося ему удар за ударом. Кончилось тем, что меч выпал из дрожавших пальцев ее брата.
– Ха! Крепче держи рукоятку, парень, – сказал англичанин.
Они были одеты в туники на толстой подкладке и легкие тренировочные ножные доспехи поверх брюк. Пока Луи массировал затекшие пальцы, Саффолк снял с головы шлем, обнажив раскрасневшееся лицо, по которому стекали струи пота.
– Нет лучшего способа натренировать правую руку, чем воспользоваться самим клинком, – сказал Саффолк тяжело дышавшему мальчику. – Ты должен понять, что сила происходит из скорости. Иногда ты получаешь преимущество в схватке, если можешь в решающий момент сменить двуручную хватку на одноручную. Жан, подойди ко мне, я покажу на тебе твоему брату, как нужно бить.