Она улыбнулась, адресуя свою улыбку в большей степени писцам, нежели Дерри. Положив ладонь ему на руку, она заговорила спокойным, мягким тоном:
– Я буду просматривать только те пергаменты, которые должен подписывать мой муж, мастер Брюер. Я попрошу Уильяма, лорда Саффолка, пересказывать мне содержание остальных, раз он в своей новой должности читает так много документов. Я уверена, он будет говорить мне, какие из них имеют значение, а какие можно оставлять на усмотрение гофмейстера и остальных. Вам не кажется, что это весьма разумное решение? Я благодарна вам за то, что вы показали мне эту комнату и тех, кто трудится здесь безо всякого вознаграждения. Я расскажу о них мужу.
Услышав эти слова, писцы заулыбались, тогда как Дерри лишь сухо кашлянул.
– Как вам будет угодно, ваше величество.
Он продолжал улыбаться, хотя внутри у него все кипело. Если бы на месте Маргариты был кто-то другой, ему удалось бы уговорить Генриха отказаться от своего решения. Но что он мог поделать с супругой короля? Молодой женщиной, которая каждый вечер остается с ним наедине в королевских покоях? Не девственница ли она еще? – подумалось ему, ибо это могло бы послужить объяснением ее стремления проводить свое время столь необычным образом. К сожалению, он не мог спросить у нее об этом.
Когда они спускались из белой башни по лестнице, Дерри сначала хотел взять ее под руку, но потом передумал. Маргарита подобрала полы платья и пошла по ступенькам вниз без его помощи.
Глава 14
Джек Кейд споткнулся, попытавшись сплясать джигу на аккуратно постриженном газоне. В эту безлунную ночь единственным источником света на многие мили вокруг был дом, который он поджег. Взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие и не упасть, он выронил кувшин и едва не расплакался, увидев, как тот разбился на две равные части и его драгоценная жидкость растекается по земле. В одной из половинок кувшина все еще оставалось немного огненной воды. Он поднял глиняный осколок и выпил его содержимое, не обращая внимания на то, что острые края впились ему в губы. В темных окнах отражались языки пламени, постепенно подбиравшиеся к крыше.
– Я пьяный кентский мужик, ты, валлийский трус! Я именно такой, каким ты меня называл, когда в последний раз полосовал мне спину. Я буян и сын шлюхи! И сейчас я подпалил твой дом! Выйди и посмотри, что я приготовил для тебя! Ты в доме, магистрат? Ты меня видишь? Тебе еще не жарко?
Джек швырнул осколок кувшина в пламя и с трудом побрел прочь, пошатываясь. Его лицо заливали слезы. Когда сзади к нему подбежали двое мужчин, он повернулся, оскалился и принял бойцовскую стойку, пригнув голову и прижав к груди кулаки.
Бежавший впереди был примерно такого же крепкого сложения, с бледным, веснушчатым лицом, копной нечесаных рыжих волос и бородой.
– Спокойно, Джек! – крикнул он, отбивая сильный удар, направленный в его голову. – Это я, Патрик – Пэдди. Я твой друг, ты это помнишь? Ради бога, беги, иначе тебя повесят.
Джек с ревом стряхнул его с себя, освободившись от его объятий, и повернулся обратно к дому.
– Я не уйду отсюда до тех пор, пока этот трус не вылезет наружу! – завопил он так, что было почти невозможно разобрать его слова. – Слышишь ты, валлийский ублюдок? Я жду тебя!
Второй подбежавший мужчина был худой, костлявый, с ввалившимися щеками и длинными голыми руками. Роберт Эклстон был таким же бледным и оборванным, как и двое других. Кожу его ладоней покрывали черные пятна, которые походили на тени, создаваемые колыхавшимися языками пламени.
– Ты уже показал ему, Джек, – сказал Эклстон. – И, честное слово, показал хорошо. Дом будет гореть всю ночь. Но Пэдди прав. Тебе следует смываться, пока не появились бейлифы[15].
Эклстон не успел договорить, как Джек повернулся к нему, схватил его за воротник кожаной безрукавки и приподнял, оторвав ноги от земли. В ответ Эклстон едва заметным движением приставил к его горлу лезвие ножа. Каким бы пьяным Джек ни был, прикосновение холодной стали заставило его замереть на месте.
– Ты грозишь мне ножом, Роб Эклстон? Своему товарищу?
– Ты первый начал, Джек. Осторожно поставь меня на место, и я уберу нож. Мы друзья, Джек. Друзья не дерутся друг с другом.
Джек опустил его на землю, и Эклстон, как обещал, сложил нож и сунул его за пояс. Джек снова заговорил, и они все одновременно повернули головы в сторону дома. Сквозь треск горевших бревен до них донеслись детские крики и плач.
– Черт возьми, Джек. Там его ребята, – сказал Пэдди, потирая ладонью щеку.
Он присмотрелся к дому более внимательно и увидел, что весь первый этаж охвачен огнем, верхние окна еще были целы, но войти внутрь и остаться в живых уже не представлялось возможным.
– Еще вчера у меня был сын, – проревел Джек, сверкая глазами. – Пока его не повесил проклятый Элвин Джаджмент. Пока его не повесил, почти ни за что, валлийский магистрат, который даже родом не из Кента. Будь я вчера здесь, обязательно добрался бы до него.
Пэдди переглянулся с Робертом Эклстоном и покачал головой.
– Нужно сматываться, Роб. Бери его за руку. Завтра они явятся сюда, если еще не в пути.
Эклстон в раздумье почесал подбородок.
– Если бы сейчас в этом доме находились мои ребята, я бы уже выбил окна и выбросил их наружу. Почему он не сделал этого?
– Возможно, потому что мы стоим тут втроем с ножами, Роб, – ответил Пэдди. – Возможно, магистрат предпочитает, чтобы они погибли в огне, нежели чтобы их зарезали у него на глазах. Я не знаю. Ладно, бери его за руку, он не хочет уходить.
Пэдди опять схватил Джека Кейда за бицепс и чуть не упал, когда тот резко выдернул руку. По его вымазанному сажей и грязью лицу снова потекли слезы.
Над головами у них лопнуло оконное стекло, и они отбежали в сторону, прикрываясь руками от осколков. Они увидели магистрата с растрепанными волосами, одетого в грязную ночную рубашку. Окно было для него слишком маленьким, но он высунул в него голову.
– Здесь в доме три мальчика! – крикнул Элвин Джаджмент, обращаясь к ним. – Они ни в чем не виноваты. Вы поймаете их, если я велю им выпрыгнуть из окна?
Все трое молчали. Пэдди бросил взгляд на дорогу, жалея, что он еще не удаляется по ней от этого опасного места. Эклстон наблюдал за тяжело дышавшим и похожим на быка Джеком, сознание которого было затуманено алкоголем. Тот не сводил налившихся кровью глаз со своего врага.
– Почему ты не спускаешься вниз, ты, валлийский ублюдок? – крикнул ему Джек, покачиваясь из стороны в сторону.
– Потому что вся лестница в огне, приятель! Так вы спасете моих мальчиков из милосердия?
– Они все расскажут бейлифам, Джек, – вполголоса произнес Пэдди. – Если эти ребята останутся в живых, мы будем болтаться на виселице.
Джек, задыхаясь, потрясал над головой кулаками.
– Бросай их вниз! – прорычал он. – Я проявлю к ним больше милосердия, чем ты проявил к моему сыну, Элвин Джаджмент, будь ты проклят.
– Ты даешь слово?
– Тебе не остается ничего другого, кроме как поверить кентскому мужику, валлийский ночной горшок.
Какие бы сомнения ни одолевали магистрата, их рассеяли клубы черного дыма, начавшие вырываться из окна по обе стороны от его головы. Он вновь исчез внутри комнаты, и они услышали его кашель.
– Ты уверен, Джек? – тихо спросил Эклстон. – Они достаточно взрослые, чтобы потом опознать нас. Наверное, мне и Пэдди следует исчезнуть.
– Я не знал, что там эти чертовы дети. Мне сказали, он живет один в этом огромном доме, в то время как другие, более достойные люди вынуждены покушаться на чужое имущество, чтобы добыть хотя бы немного пропитания. Люди вроде моего мальчика Стефана. О господи, мой мальчик!
Джек рухнул на колени от охватившего его приступа горя. Он жалобно стонал, и с его губ свисала тонкая нитка слюны, касавшаяся нижним концом травы. Он поднял голову только тогда, когда в окне показался первый ребенок, который плакал от страха.
– Прыгай, щенок! – крикнул он. – Джек Кейд поймает тебя.
– Ради всего святого, Джек, – произнес умоляющим тоном Пэдди. – Никаких имен!
Мальчик прыгнул, постаравшись как можно сильнее оттолкнуться от подоконника, и пролетел по воздуху, словно движущаяся тень, озаренная сзади светом. Несмотря на свое состояние, Джек Кейд легко поймал его и положил в траву.
– Оставайся здесь, – произнес он хриплым голосом. – И не двигайся, иначе я оборву тебе уши.
Тем временем Пэдди поймал второго мальчика, поменьше, и положил его рядом с первым. Они все еще всхлипывали и испуганно смотрели на своих спасителей.
Старший брат пронзительно закричал, когда отец вытолкнул его из окна, которое и для него было слишком мало. Ободрав до крови плечи, он вывалился наружу и с воплем полетел вниз. Джек без всякого труда подхватил парня, словно тот ничего не весил.
В окне опять показалась голова магистрата. Его лицо выражало надежду, смешанную с яростью.
– Благодарю тебя, Джек Кейд, хотя ты будешь гореть в аду за то, что сегодня натворил, пьяный ты осел.
– Что такое? Что ты там говоришь мне, паршивый валлийский…
С ревом умирающего быка Джек бросился к дому. Пэдди и Роберт Эклстон попытались удержать его, но он ускользнул от их рук и всем своим весом обрушился на дверь, выбив ее внутрь и упав на нее сверху. Над его головой полыхнуло пламя, вынудив Пэдди и Роберта отпрянуть назад. Они переглянулись, а затем посмотрели на детей, сидевших в траве с широко раскрытыми, испуганными глазами.
– Я не полезу внутрь, – сказал Пэдди. – Ни за какие райские кущи, ни за какое богатство.
Пэдди и Роб отошли подальше, не спуская глаз с адского пекла.
– Ничего из этого не выйдет, – сказал Пэдди. – Он всегда говорил, что мечтает о грандиозном конце и, похоже, нашел его. Спас детей и вернулся, чтобы убить отца.
Они видели, как Джек исчез за языками пламени внутри дома, откуда до их слуха донесся громкий треск. Спустя некоторое время шум утих, и Эклстон покачал головой.