Несколько арбалетчиков выжили в недавней мясорубке под защитой мантелетов. Если французы хотели одержать сегодня победу, им было необходимо покончить с ненавистными лучниками. Уильям с усилием снял с головы шлем, чтобы вдохнуть свежего воздуха и лучше оценить обстановку. Он окинул взглядом своих лучников, уже натягивавших тетивы, чтобы достойно встретить французов, и в его душе блеснул лучик надежды – на этих людей и больше ни на кого.
Глава 19
– Я не понимаю, о чем вы говорите! – резко произнесла Маргарита, выходя из себя. – К чему все эти разговоры о ступенях, сводах и тенях? Это болезнь или нет? Послушайте меня. Бывает, Генрих говорит четко и ясно, как будто с ним все в порядке. А бывает, он несет бессмыслицу, словно ребенок. Затем что-то происходит, и его глаза становятся пустыми. Вы понимаете? Это продолжается несколько минут, часов и даже дней, потом он оживает, и мой супруг снова смотрит на меня. Вы обязаны знать, что это за симптомы, мастер Олуорти! Какие снадобья от этого имеются в вашей сумке? Эти разговоры о потоках и о… планетах не вызывают к вам никакого доверия. Не следует ли мне увезти мужа из Лондона, если воздух здесь содержит вредные примеси? Можете вы, по крайней мере, ответить мне на этот вопрос, раз уж не способны вылечить его?
Врач короля неловко переминался с ноги на ногу, и с каждым ее словом его лицо все больше заливалось краской.
– Ваше величество, – смущенно сказал мастер Олуорти, – я давал ему лекарства в больших дозах и чистил его организм. Я давал ему серу и спиртовой настой опиума, который оказался наиболее эффективным средством. Я регулярно делал его величеству кровопускания и ставил ему на язык своих лучших пиявок. Но, несмотря ни на что, его телесные жидкости остаются несбалансированными! Я пытался объяснить, что опасаюсь соединения Марса и Юпитера на несколько дней, ибо знаю, что это может повлечь за собой. Наступили тяжелые времена, миледи. Его величество страдает потому, что является представителем своего народа, вы меня понимаете?
Врач задумался, запустив пальцы в короткую бороду, которую позволил себе отпустить.
– Возможно, даже, причиной страданий короля является его благородство, его святость, ваше величество. Он маяк в ночи, костер на вершине холма, привлекающий темные силы. В столь беспокойные времена… если Господь хочет забрать его, никто не сможет воспрепятствовать божественной воле.
– Тогда отойдите в сторону и не мешайте, мастер Олуорти, – продолжала Маргарита, – если вам больше нечего сказать. Я не желаю слушать ваши разглагольствования о планетах, в то время как мой муж пребывает в столь плачевном состоянии. Продолжайте наблюдать за вашими драгоценными Марсом и Юпитером. Желаю вам приятно провести время.
Покраснев еще больше, врач открыл было рот, чтобы что-то возразить, но Маргарита прошла мимо него в покои короля.
Генрих сидел в постели. В комнате царил полумрак, и Маргарита задела ногой какой-то медицинский прибор, оставленный ученым врачом. Он с грохотом упал, и она, споткнувшись, едва не последовала за ним. В сердцах Маргарита пнула его ногой. Сложное устройство из латуни, железа и стекла покатилось по полу. Она еще не отошла после разговора с врачом, и ей очень захотелось подбежать и раздавить его ногой, словно крысу.
Услышав стук упавшего прибора, ее муж открыл глаза и медленно повернул голову. Он поднял забинтованные руки, и Маргарита содрогнулась, увидев на бинтах пятна свежей крови. Ей много раз приходилось перебинтовывать ему руки, но она знала, что он, словно ребенок, кусает раны каждый раз, когда остается один.
Она осторожно присела на край кровати и, заглянув мужу в глаза, увидела в них лишь боль и печаль. Его руки были покрыты струпьями в тех местах, где врач вскрывал ему узким ножом вены. Он заметно похудел, под глазами были темные круги, а на бледной коже выступили синие полосы.
– Как ты себя чувствуешь, Генрих? Ты можешь встать? Мне кажется, болезнь здесь витает в воздухе. Ты не хочешь уехать отсюда куда-нибудь, к примеру, в Виндзор? Там воздух значительно чище, чем в этом смрадном Лондоне. Ты будешь ездить на охоту, есть хорошее мясо и очень скоро наберешься сил.
К ее ужасу, муж заплакал, безуспешно борясь с собой, и его лицо исказила болезненная гримаса. Когда она придвинулась ближе, чтобы обнять его, он отпрянул и вытянул руки, словно защищаясь от нее. Его пальцы тряслись, как будто он мерз, хотя в комнате было жарко, и у него на лице блестели капельки пота.
– Из-за отваров и лекарств мои чувства притуплены, Маргарита, и все же меня мучает бессонница! Я не спал уже… даже не могу вспомнить, сколько времени. Я не имею права отдыхать до тех пор, пока не буду уверен, что королевству ничто не угрожает.
– Ему ничто не угрожает! – воскликнула Маргарита, отчаянно пытаясь успокоить его.
Генрих с грустью покачал головой.
– Страна охвачена беспорядками. Люди не знают, что я делаю для них. Они подняли оружие на помазанников Божьих и убивают их! Сохранила ли мне верность моя армия? Ты можешь сказать мне это? Или ты принесла новости, которые я не смогу перенести? Они все покинули меня, Маргарита?
– Никто тебя не покинул! Никто, понимаешь? Твои солдаты будут сражаться за тебя вплоть до Судного дня. Лондон находится в безопасности, клянусь тебе. Англия находится в безопасности. Пожалуйста, успокойся и постарайся уснуть.
– Я не могу, Маргарита, даже если бы и хотел. Я таю, словно свеча.
Он окинул неуверенным взглядом полутемную комнату.
– Где моя одежда? Я должен одеться и приступить к выполнению своих обязанностей.
Он начал садиться в кровати. Маргарита уперлась ему в грудь ладонью и чуть не отдернула руку, ощутив, как горит его тело. Ее пронзило острое чувство жалости к мужу, который до сих пор ни разу с ней не спал. Генрих не стал сопротивляться ей и откинулся на подушки, закрыв глаза. Маргарита принялась гладить его лицо и постепенно становилась все смелее, не заботясь о том, что врач все еще стоял за дверью.
Маргарита склонилась над ним и поцеловала его в шею, видневшуюся из-под распахнувшейся ночной рубашки. Его грудь была белой и безволосой, как у мальчика, а руки поражали своей худобой. От него пахло едкими порошками, серой и горьким лаймом. У нее было ощущение, будто жар его кожи опалил ей губы.
Затаив дыхание, она провела рукой по животу Генриха, опуская ее все ниже, и подвинулась ближе к нему, чтобы поцеловать его. Она почувствовала, как дрожат его губы. Он открыл глаза, с изумлением посмотрел на нее и чуть не задохнулся от ее поцелуя. Она продолжала гладить его, чувствуя, как судорожно напряглись его мышцы.
– Лежи спокойно и позволь мне позаботиться о тебе, – прошептала Маргарита ему на ухо. – Позволь мне сделать все, что я могу сделать, чтобы тебе было хорошо.
В ее голосе прозвучали хриплые нотки, поскольку у нее пересохло в горле, а лицо зарделось румянцем. Казалось, ее прикосновения оказывают на него умиротворяющее воздействие, и она не осмелилась встать с кровати, чтобы раздеться, а принялась расстегивать застежки, развязывать ленты и освобождаться от одежды, не отрываясь от его губ. Это было чрезвычайно трудно, но она боялась, что он заговорит и запретит ей делать это или приподнимется и сбросит ее с себя. Платье никак не поддавалось. Пытаясь стащить его, она прижалась губами к шее мужа, и ее волосы разметались по его лицу.
– Я… – произнес он, но она мгновенно вновь впилась в его губы, почувствовав солоноватый вкус крови, выступавшей из ран, причиненных ему пиявками.
Одной рукой она задрала платье вверх и разорвала находившуюся под ним ткань, чтобы оголить ягодицы. Ей вдруг пришла в голову мысль о том, что стоявший за дверью врач может в этот момент заглянуть в комнату. С трудом подавив смешок, она перекинула голую ногу через тело мужа, пытаясь соединиться с ним под ворохом своих одежд. Маргарита с опаской заглянула ему в лицо и увидела, что он опять закрыл глаза, но она явственно ощущала, что ее старания не пропали даром и в нем проснулось желание. Сколько раз за свою жизнь она наблюдала, как этим занимались животные! Она двигалась по его телу, пытаясь найти нужное положение, и нелепость ситуации вызывала у нее смех.
Это произошло настолько неожиданно, что они оба глубоко вздохнули, и глаза Генриха распахнулись. Даже сейчас его взор был затуманен, как будто он думал, что это сон. Маргарита тяжело дышала, держа в руках его голову и чувствуя, как ладонь мужа скользнула вдоль ее тела и сжала обнаженное бедро. Прикосновение грубой ткани бинтов заставило ее содрогнуться. Она закрыла глаза и покраснела, поскольку в ее сознании возник образ Уильяма. Уильяма, который был так стар! Она попыталась прогнать это видение, но вместо этого увидела его, высокого, широкоплечего, со смеющимся лицом, стоящего во дворе Сомюра.
С закрытыми глазами Маргарита двигалась на муже так, как ей описывала это Иоланда в саду дома Уэтерби, тяжело дыша и покрывшись потом. О враче за дверью она совершенно забыла. Когда Генрих громко застонал, она почувствовала, как ее тело сотрясает сладостная дрожь, несмотря на физический и душевный дискомфорт. Он резко поднялся, и его руки вдруг обрели силу. Однако это длилось недолго, и спустя несколько мгновений столь же внезапно обессилевшее тело Генриха рухнуло обратно на подушки. Он лежал, едва дыша, и тут она почувствовала, как по ее чреслам разлилось тепло.
Маргарита положила голову ему на грудь, и лежала так, пока у нее не выровнялось дыхание. Испытываемая ею боль оказалась не более сильной, чем она того ожидала. Образ Уильяма растаял вместе с чувством вины.
Она улыбнулась, услышав, как Генрих едва слышно захрапел. Когда дверь приоткрылась и в комнату заглянул врач, она продолжала лежать с закрытыми глазами, пока он не ушел, и не увидела выражения ужаса на его лице.
Джек Кейд окинул взглядом людей, ждавших его распоряжений. Разумеется, среди них находились Пэдди и Роб Эклстон, его верные друзья, с трудом скрывавшие радость от того, как повернулось дело. Он с самого начала понимал, что у толпы разъяренных фермеров не будет ни единого шанса, если шериф Кента пошлет против них профессиональных солдат. Единственный выход заключался в том, чтобы обучить беженцев из Франции воевать и подчиняться приказам.