Несколько матросов вскарабкались по толстым канатам, чтобы повернуть реи, в то время как другие навалились всем своим весом на длинный бимс[22]. Медленно разворачиваясь, «Бернис» скрипела всей своей оснасткой. Пока они осуществляли этот маневр, корабль-преследователь подошел совсем близко. Уильям чувствовал, как сердце гулко бьется у него в груди. Он уже мог рассмотреть корабль, который от них отделяла какая-то полумиля неспокойного серого моря. Надпись на его борту, выполненная огромными золотыми буквами, гордо гласила: «Тауэр». Это судно как нельзя лучше подходило для морского разбоя. Наконец полотнище паруса снова затрепетало на ветру. Тяжело дышавшие матросы с облегчением на лицах отвязали канаты и огласили воздух нестройным хором радостных криков. От того, удастся ли «Бернис» спастись, зависело, сохранят ли они средства к существованию и даже, возможно, саму жизнь, тогда как купцы рисковали потерять лишь прибыль. Под носом шхуны снова закипели разрезаемые им темные воды. Французский берег находился всего в нескольких милях, и в душе Уильяма блеснула надежда. Между ними и пиратами еще сохранялось некоторое расстояние, а вблизи побережья Франции наверняка находились английские корабли, которые обязательно придут на помощь, увидев, что торговую шхуну с ценным грузом преследует неприятель.
Время тянулось чрезвычайно медленно. Минул час, затем другой. Ветер все усиливался. Тучи почти касались неровной поверхности бурного моря. На волнах появились белые гребешки, в воздухе повисла изморось из мельчайших капелек холодной соленой воды. Уильям знал, что погода в Ла-Манше весьма капризна и шквал может налететь ниоткуда в любую минуту. Однако «Бернис» держалась на воде вполне устойчиво, и он подумал, что она сможет продержать свой большой парус поднятым дольше, нежели «Тауэр». Он принялся вполголоса молить Господа о ниспослании шторма, не сводя глаз с капитана, который стоял у подножия главной мачты, напряженно глядя вверх и прислушиваясь, не трещит ли она. Небо заволокло черными тучами, и сразу стало темно. По палубе забарабанили первые капли дождя. Уильям поежился, увидев, как пиратский корабль ныряет вниз, а когда вновь появляется на поверхности, с его носа стекают бело-зеленые струи.
Преследователи находились уже всего в нескольких сотнях ярдов от их кормы. Уильям видел людей в кольчугах и плащах, стоявших на открытой палубе. Их число, по всей видимости, не превышало двух дюжин, но, в отличие от матросов «Бернис», они были вооружены мечами и топорами. Он сглотнул, заметив лучников у высокой деревянной носовой башни. При такой качке и таком ветре Уильям мог лишь пожелать им удачи, но у него упало сердце, когда он увидел, как из трех больших луков вылетели стрелы и с громким стуком, словно это были удары молотка, поразили палубу «Бернис».
Здоровая рука Уильяма судорожно вцепилась в поручень, его брови нахмурились. Пираты обычно набирали команду в прибрежных городах, но среди французов никогда не было лучников, способных стрелять с такой меткостью. Конечно, среди английских лучников встречались предатели и негодяи, предпочитавшие благородству бесчестье.
Мимо него на корму пробежал капитан, чтобы посмотреть, что происходит. Уильям попробовал было следовать за ним, но его шатало из стороны в сторону, и стоило ему отпустить поручень, как он едва не упал. Капитан инстинктивно повернулся и успел схватить его, прежде чем он рухнул за борт, за искалеченную руку. Уильям вскрикнул от боли. Капитан принялся извиняться, стараясь перекричать свист ветра, и в этот момент ему в спину вонзилась стрела. Уильям увидел ее оперение. Несколько мгновений мужчины смотрели друг на друга, потом капитан попытался что-то сказать, но тут глаза его потухли и закатились. Уильям пытался поддержать его, но он перевалился через поручень и тут же скрылся в бурлящей воде. В палубу с глухим стуком воткнулись еще несколько стрел. Уильям услышал, как от боли и неожиданности вскрикнул один из матросов.
Большой парус над головой Уильяма начал медленно опадать. Матросы оставили бимс и расползлись по палубе, пытаясь найти спасение от града стрел. Оставшись без управления и сбившись с курса, «Бернис» медленно и хаотично двигалась вперед. Пригнувшись как можно ниже, Уильям крикнул матросам, чтобы они снова взялись за бимс, но было уже поздно. Неожиданно боевой корабль прошел вдоль борта шхуны, задев его. Раздался оглушительный треск. Уильям ощутил сильный толчок и упал, а когда, шатаясь, попытался встать, палубу уже заполнили вооруженные люди, с криками перепрыгивавшие широкую полосу серой бурлящей воды. Он увидел, как один из нападавших немного недотянул, его рука соскользнула с края борта шхуны, и он рухнул в воду. Но спустя секунду прямо перед Уильямом приземлился другой, с мечом в руке, настроенный весьма решительно.
– Мир! – крикнул ему Уильям. – Я лорд Саффолк! За меня можно получить выкуп.
Пират, склонившись над ним, наступил башмаком на его искалеченную руку с такой силой, что у него на мгновение потемнело в глазах. Он застонал и перестал пытаться встать на ноги, оставаясь лежать под холодным дождем, барабанившим по деревянной палубе. Нападавшие рассчитывали на внезапность и жестокость, и их расчет оправдался. Матросы шхуны в большинстве своем не имели при себе оружия. Некоторых из них выбросили за борт, других убили. Уильям пристально смотрел на пленившего его человека, удивляясь, что до сих пор жив. Он знал, что груз будет похищен, а «Бернис», по всей вероятности, пойдет ко дну, забрав с собой всех свидетелей нападения. Ему много раз приходилось видеть мертвые тела, выброшенные волнами на берег, и он прекрасно понимал, что даже обещание выкупа не гарантирует спасения. Он ждал удара, содрогаясь от боли в растоптанной руке.
Ветер продолжал завывать среди канатов. Два судна, напоминавшие причудливых зверей, качались на волнах, касаясь друг друга бортами.
Джек Кейд сверлил свирепым взглядом людей, которые осмелились оспаривать его планы. То, что он сам поставил их командовать другими, ничего не значило. Они были с ним с того самого собрания в таверне, где он поручил им обучать людей военному искусству. Под его командованием они сражались с шерифом Кента и одержали победу. Голова шерифа до сих пор красовалась, склонившись под небольшим углом, на воткнутом возле очага шесте, у подножия которого покоился щит с изображением белой лошади. При жизни шериф был невысокого роста, но, как однажды заметил Пэдди, в конце концов он оказался выше их всех.
Хотя Джек не мог объяснить, почему больше всего его тревожило то, что они всегда поручали Эклстону самые опасные дела. Его друг стоял во главе группы людей, разговаривавших с ним спокойно и медленно, словно перед ними был безумец.
– Никто не говорит, что они боятся, Джек. Это вовсе не так. Но все-таки речь идет о Лондоне… он слишком большой. Одному Богу известно, сколько там людей, зажатых между рекой и старыми стенами. Скорее всего, сам король не знает этого. Но их там наверняка много – и гораздо больше, чем нас.
– Стало быть, вы считаете, у нас ничего не получится, – сказал Джек, сверкая исподлобья глазами.
Он сидел и смотрел на огонь, который они развели, и по его телу растекалось приятное тепло. В руке он держал бутылку чистого спирта, которую ему вручили этим утром.
– Стало быть, так, Роб Эклстон? Странно слышать это от тебя. Ты полагаешь, что говоришь от имени людей?
– Я говорю только от своего имени, Джек. Но ты ведь знаешь, у них тысячи солдат и в сто раз больше горожан. Половина из них – крепкие ребята, Джек. Против нас выйдут мясники и брадобреи, умеющие обращаться с ножом. Мы можем не добраться до короля, и для нас это может закончиться виселицей в Тайберне. Я слышал, там сейчас стоят три виселицы, на каждой из которых помещается восемь человек. Они могут вешать по две дюжины человек за один раз. Вот так-то, Джек. Это суровый город.
Джек кивнул, будто в знак согласия, и, закинув голову назад, влил в себя остатки огненной жидкости. Он еще некоторое время смотрел на огонь, затем с трудом поднялся на ноги и повернулся лицом к Эклстону и остальным.
– Если мы остановимся, – произнес он негромким голосом, – они придут за нами. Вы думаете, что сможете просто взять и разойтись по домам? Ребята, вы грабили и убивали людей короля. Они не позволят нам уйти после всего того, что мы сделали. Либо мы пойдем на Лондон, либо… – Он пожал своими широкими плечами. – Полагаю, мы могли бы отправиться во Францию. Хотя вряд ли нам там будут очень рады.
– В Мэне тебя повесят, Джек Кейд. Они с первого взгляда узнают кентского негодяя.
Голос донесся откуда-то из-за спин собравшихся людей. Джек замер и, сощурившись, принялся вглядываться в темноту, не видя хорошо из-за бликов слепящего огня очага.
– Кто это, черт возьми? Покажись, если ты говоришь со мной.
Тени метались по фигурам нервно оглядывавшихся людей, пытавшихся рассмотреть смельчака. Наконец Джек различил крупный силуэт своего ирландского друга, который нес к нему двух мужчин, держа их за шиворот.
– Этот человек утверждает, что знает тебя, Джек, – сказал Пэдди, тяжело дыша. – Он говорит, что ты должен вспомнить лучника. Не думаю, что это сумасшедший, решивший подразнить тебя.
– Он обязательно вспомнит меня, ты, здоровый ирландский бык, – отозвался Томас Вудчерч, пытаясь освободиться от его руки. – Господи, чем они тебя только кормят?
Пэдди в раздражении встряхнул отца и сына и тряс до тех пор, пока у них головы не начали болтаться взад и вперед.
– Достаточно? – спросил он.
– Вудчерч? – изумленно произнес Джек, сделав шаг вперед и выйдя за пределы зоны освещения. – Том?
– Он самый. Скажи этому борову, чтобы он отпустил меня, пока я не забил ему яйца в глотку!
Заревев от ярости, Пэдди отпустил Рована и поднял кулак освободившейся руки, чтобы ударить Томаса. Увидев это, Рован бросился на ирландца, и все трое с руганью повалились на землю, устроив настоящую свалку.