Она остановилась и отпустила его руку.
– Ты привел меня сюда, чтобы допрашивать? – возмутилась она.
– Милая моя, я должен знать. И, пожалуйста, не надо волноваться. Оттоман – враг милорда и моего господина Луки. Ты ведь сама его видела. Милорд сказал, что он – его самый заклятый враг. Вот почему я интересуюсь. Я поклялся в верности и любви господину Луке, а он принес клятву милорду в синем клобуке, поэтому я, конечно же, не просто сгораю от любопытства. Ответь мне, о чем вы вели разговор.
– Ты мне не доверяешь, – повторила она жестко. – А ведь мы столько пережили!
– Ласточка, – пробормотал Фрейзе виновато, – частенько я – само доверие, спроси, кого хочешь! Я прямо-таки огромный ком доверия. Но здесь и сейчас я полон сомнений. Меня швыряла громадная волна, я едва не утонул, а теперь меня тревожат новые обстоятельства. – Фрейзе поднял свою широкую ладонь, чтобы продемонстрировать причины своих опасений, и продолжил, загибая пальцы: – Во-первых, я не верю вельможе-оттоману. Он показался мне в высшей степени внушительным и блестящим юношей, а я питаю трусливое отвращение к подобным людям, поскольку сам я человек скромный и обыкновенный, если не считать (напомню) минут истинного героизма. Во-вторых, я не доверяю милорду, лица которого я никогда не видел. Однако брат Пьетро, похоже, до смерти боится своего господина, что наводит меня на всяческие мысли. К самому же милорду прислушивается папа римский, что делает его важной персоной, а я питаю отвращение к важным персонам: ведь я жалкий слуга, если не считать нескольких моментов величия. Милорд появляется неожиданно, а белье и сапоги у него невероятно хорошие. Вот уж странно видеть церковника в белье аристократа! Что дальше?.. В-третьих, я не доверяю твоей госпоже. Она – ветреная и легко возбудимая, кроме того, она женщина, а следовательно, склонна ошибаться и заблуждаться. Кстати, сегодня она похожа на попавшую в клетку волчицу. Не знаю, заметила ли ты, но она и тебя старается избегать! И четвертое: я и себе-то почти не доверяю с этими потопами, пригожим язычником, чудесами, мрачными девицами, богато одетыми монахами и столькими вещами, в которых я разбираюсь не лучше моего Руфино… а если честно – даже хуже! Поэтому умоляю тебя, не обижайся на меня, милая! У меня и так полно поводов для огорчений. А ты в моем списке страхов и тревог стоишь только на пятом месте. Дражайшая, по-моему, опасности теперь повсюду! Однако сперва я буду сомневаться во всех остальных, прежде чем позволю себе усомниться в тебе, – витиевато закончил Фрейзе.
Но Ишрак не отвлек перечень Фрейзе (на что он очень надеялся). Она молча развернулась и с каменным лицом прошествовала обратно к постоялому двору. Посмотрев ей вслед, Фрейзе подумал, что никогда прежде не видел, чтобы женщина двигалась, как раздраженная кошка.
А еще он понял, что сильно обидел ее, и мигом нагнал Ишрак у двери гостиницы.
– Не злись на меня, – прошептал он ей на ухо. – Помнишь, как ласково ты меня встретила, когда я вернулся к тебе после потопа? Ты можешь быть столь доброй к такой крохе, как котенок, и столь ласковой и нежной к такому неуклюжему глупцу, как я.
Она не смягчилась.
– Все это совершенно не важно, раз вы едете в Венецию, – отчеканила Ишрак. – Вероятно, моя госпожа не захочет путешествовать вместе с вами. Думаю, мы сразу направимся в Будапешт и расстанемся с вами. Тогда ты сможешь сомневаться в ком-нибудь другом.
– Ах, нет! – воскликнул Фрейзе, беря Ишрак за руку и бережно разворачивая девушку к себе. – Конечно, это важно. Куда бы мы ни отправились, вам надо ехать с нами! А из Венеции добраться до Будапешта вам не составит никакого труда. К тому же милорд в клобуке даст нам много денег, чтобы мы могли устроиться в Венеции. Тебе там понравится. Мы заведем лавку, как преуспевающая семья. И госпожа Изольда сможет жить так, как ей подобает: как важная дама с великолепными нарядами. Мы будем мыться горячей водой – ты только вообрази! Ты купишь себе чудесную одежду. Может, мы разбогатеем. Венеция придется тебе по душе!
– Какая разница, что мне нравится! – вспылила она. – Имеет значение лишь то, что нравится Изольде.
– Понимаю. Но вы снова будете подругами, – пообещал он.
– Ты о чем?
– Вы помиритесь.
– А мы не ссорились. За кого ты нас принимаешь? Мы не дурочки, которые дуются по пустякам. Мы ни разу в жизни не ругались. Ты ничего про нас не знаешь, а про меня – в особенности!
– Лука – красивый юноша, – тихо проговорил Фрейзе и постарался скрыть улыбку, когда заметил ее возмущение. – Мой господин не может не вызвать переполоха среди кошечек. Котятки обязательно примутся царапать друг дружку.
Фрейзе чуть было не рассмеялся, увидев, что она резко вскинула голову и гневно засверкала глазами. Однако не мог не восхититься тем, как быстро Ишрак овладела собой и признала истинность его слов.
– Раньше мы никогда не ссорились, – уточнила она.
– Но вы двое никогда не оказывались в обществе красивого юноши, – парировал Фрейзе. – Поэтому и поводов для ревности у вас не было.
Она захихикала:
– По-твоему, мы выглядим довольно… обычными.
– Сердитые курочки в курятнике, – благожелательно отозвался он. – Ничего страшного! Но ты хотя бы сможешь вернуться ко мне.
– С чего бы это вдруг?
– Возможно, мой господин предпочтет ее, а не тебя. Когда он остановит свой выбор на госпоже Изольде, пир закончится, а слугам придется подбирать объедки.
Ишрак слегка покраснела, но сумела рассмеяться.
– А ты ведь принес ей клятву верности! Я не дурочка и знаю, что Изольду всегда предпочитают мне. Ничего не изменится.
– А вот и нет, – произнес Фрейзе, аккуратно беря ее под локоть. – Я поклоняюсь госпоже Изольде издалека. Я пообещал ей, что она может рассчитывать на мои услуги. Я принес ей клятву вассала. А ты…
Ишрак почти обиделась:
– А что я? Ты не поклоняешься мне издалека?
– Нет. Тебя я затащил бы на сеновал, задрал тебе юбки и попробовал зайти как можно дальше!
Фрейзе отшатнулся, когда она попыталась отвесить ему оплеуху. Улыбнувшись, он отпустил Ишрак, не мешая ей войти в дом.
Ишрак смеялась, пока она поднималась по лестнице в спальню, которую делила с Изольдой. Не долго думая, она сообщила Изольде, что им предстоит ехать в Венецию и делить кров с двумя юношами и братом Пьетро. А уж кто в кого влюблен, кто кого в итоге предпочтет и что со всеми ними будет, – она не ведает, это время покажет!
Стемнело. Лука и магистр беседовали о причине появления волны, об учении древних и о признаках конца света. Затем Лука оставил милорда молиться в одиночестве и направился в предоставленную ему спальню.
На кухне в очаге тлели угли – и Фрейзе устроился перед ним, упираясь обутыми в сапоги ногами в деревянную стену. Услышав, как закрывается дверь, он встрепенулся.
– Я дожидался, чтобы проводить тебя спать, – пробормотал он, протирая глаза.
– Я и сам смогу благополучно подняться по лестнице, – проворчал Лука. – Нет нужды укладывать меня в постель.
– Верно, – согласился Фрейзе. – Но приятно снова оказаться вместе. Мне хотелось пожелать тебе доброй ночи.
– А где будешь спать ты? – спросил Лука. – В нашей комнатушке тесно от постояльцев. А милорд никого к себе не пустит.
– Мне велено устроиться здесь, – объяснил Фрейзе, указывая на брошенный в углу соломенный тюфяк, на котором посапывал котенок. – Мне будет теплее, чем вам.
– Доброй ночи, – вымолвил Лука, распахивая объятия. Юноши порывисто обнялись. – Господи, Фрейзе! Как хорошо, что ты уцелел!
– Передать не могу, как приятно почувствовать твердую почву под ногами и знать, что с тобой и девушками все в порядке, – отозвался Фрейзе. – Я даже обрадовался, когда увидел вечно недовольного брата Пьетро.
Попрощавшись с другом, Лука поднялся по лестнице. Скрипнула дверь, и в доме воцарилась тишина. Фрейзе скинул сапоги, расстегнул ремень, бережно сдвинул котенка в сторону и растянулся на тюфяке. Подложив руки под голову, он приготовился засыпать.
В полудремоте он услышал, как магистр поднялся к себе в комнату. Щелкнула дверная щеколда. Котенок свернулся около плеча Фрейзе, и юноша погрузился в сон.
Он то уплывал в приятные сновидения, то выныривал оттуда, но внезапно тихий звук вроде змеиного шипения заставил Фрейзе очнуться. Прислушавшись, Фрейзе понял, что его разбудил шелест ткани. Юноша широко распахнул глаза, но ощущение опасности буквально пригвоздило его к тюфяку. Сквозь приоткрытую дверь кухни он увидел коридор гостиницы и незапертую входную дверь. Фрейзе затаил дыхание и прищурился. В конце концов он разглядел на фоне звездного неба два темных силуэта. Один был женским: Фрейзе различил худенькие плечи, босые ноги и серебристый блеск колечка на пальце ноги. Вторым человеком оказался мужчина, полностью одетый и закутанный в плащ с капюшоном. Фрейзе сразу узнал в нем господина Луки, которого брат Пьетро называл милордом. Именно этот важный милорд и настоял на том, чтобы ему отвели отдельную спальню.
А теперь рядом с ним стояла Ишрак: именно ее шепот и шелест сорочки под плащом и разбудили Фрейзе. Она застыла на пороге, взявшись за локоть магистра. Тот повернул к ней скрытое капюшоном лицо, но его голоса Фрейзе не расслышал.
Что бы ни сказал милорд (а он говорил настолько тихо, что Фрейзе, который навострил уши, не сумел разобрать ни единого слова), девушку это удовлетворило. Ишрак разжала пальцы и отпустила его. Магистр шагнул во двор. Фрейзе отметил, что он держится, как танцор: его шаги были быстрыми, а двигался он изящно, будто хищник. В следующую секунду милорд растворился в темноте – и исчез, как по волшебству. Ишрак задержалась, глядя ему вслед. Затем она вошла в дом, ловко перемещаясь от одной тени к другой.
Осторожно закрыв дверь, Ишрак подставила палец под щеколду, чтобы та не скрипнула, и повернулась в сторону кухни. Фрейзе зажмурился, чтобы Ишрак при тусклом свете углей не заметила блеска его глаз. Он даже вздохнул, как будто крепко спал, и тотчас почувствовал, что Ишрак за ним пристально наблюдает. Тишина подсказала ему, что Ишрак внимательно разглядывает его. Фрейзе не шевелился – несмотря на все влечение и симпатию по отношению к Ишрак, ему почему-то стало зябко при мысли о том, что ее темные глаза буравят его лицо, пока ее спутник (или сообщник) тайком ускользнул с постоялого двора в неизвестном направлении.