— Она вообще не явится, — проворчал Гийом.
Все их внимание, стало быть, было сконцентрировано на реке; так прошло около часа. В этот момент с десяток человек пешим ходом перешли мост, прокрались вдоль Нельского особняка и затаились в глубокой нише, которая оставалась вне поля зрения разместившихся на берегу друзей, и не только по причине сгустившихся сумерек, но и потому, что эта ниша находилась по одну сторону башни, а они — по другую.
Один из вновь прибывших расположился немного впереди тех, что укрылись в этом углублении: то был король.
Он тоже внимательно вглядывался в ночь. Сердце его трепетало. Горящие глаза смотрели в одну точку, где он смутно видел дверь башни. Он задавался тем же вопросом: «Придет ли она?»
И, возможно, он тоже, задавая себе этот вопрос, думал о королеве.
— Вот она! — неожиданно шепнул Бигорн.
Они еще ничего не видели, но слышали шум погружающихся в воду весел. Вскоре, словно некая парящая над водной гладью таинственная птица, появилась лодка; стояла полная тишина. На какой-то миг троих мужчин охватил испуг.
Лодка коснулась песка.
Маргарита соскочила на берег. Спустя несколько секунд она уже входила в башню.
В этот момент из ялика выпрыгнул еще один человек и начал быстро подниматься по склону.
— Страгильдо! — шепнул Бигорн на ухо Бурраску. — Я прослежу за этим мерзавцем.
И Бигорн, крадучись, припадая к земле, последовал за итальянцем.
Он видел, как тот подошел к нише, и сам, легкий и проворный, приблизился к ней настолько, что услышать, как Страгильдо произнес:
— Теперь, сир, вы можете войти в Нельскую башню!..
«Король! — подумал Бигорн, вздрагивая. — Он предупредил короля!.. О, негодяй!»
Секундой позже, словно тень, мимо Бигорна прошел Людовик.
Приказав своим людям ждать его, король шел к башне один, без сопровождения. Страгильдо исчез в направлении моста.
«Что ж, — подумал Бигорн. — Король там будет один. Буридану вполне по силам с ним справиться. И потом, есть еще Бурраск и Одрио. Попытаемся настичь этого злодея. Настало время ему заплатить за свои преступления».
И, в свою очередь, прошмыгнув мимо ниши так, чтобы не попасться на глаза людям короля, Ланселот побежал к мосту.
Маргарита Бургундская медленно поднялась по лестнице, сдерживая одной рукой неистово вздымающуюся от волнения грудь. Она изнемогала от страсти. Она ни секунды не сомневалась в том, что Буридан бросится к ее ногам. Она вся дрожала и с быстротой воображения уже видела, как представляет Буридана двору, прежде убедив Людовика в том, что капитан Буридан, грозный командир мятежников, может и должен стать надежной опорой его трона.
Думая так, строя невозможные планы, она вошла и увидела склонившегося в глубоком поклоне Буридана.
На секунду Маргарита замерла на месте.
Затем из груди ее вырвался вздох, она легонько затворила за собой дверь и прошла на середину комнаты. Она остановилась в шаге от Буридана, который, распрямившись, пристально смотрел на нее с некой грустью.
— Что ж, Буридан, — промолвила она низким голосом, который немного дрожал, но который был столь же нежным, как самая нежная из мелодий, — теперь ты можешь в полной мере ощутить, какую власть, какое влияние ты имеешь на Маргариту. Ты, который высмеял, оскорбил меня, ты, который скрестил шпагу со шпагой короля, ты, приговоренный к смерти мятежник, за чью голову назначена награда!.. Да, достаточно оказалось того, чтобы ты написал королеве, которая тебя ждала, и королева явилась. Королева?.. Нет, Буридан!.. Маргарита! Женщина, которая смогла сказать тебе то, что сказала здесь как-то вечером, и которая готова тебе это повторить. Но что, Буридан, скажешь мне ты?.. Молчишь?.. Ну и ну! Когда я говорю, как говорила только что, ты, Буридан, молчишь?
Да, Буридан молчал, смущенный, почти озадаченный такой речью королевы, он ожидал угроз. Он думал, возможно, даже надеялся, что Маргарита придет не одна, что будет битва — сперва словесная, затем — на шпагах! Он явился сюда сражаться и победить.
— Сударыня, — произнес он с усилием, — вероятно, это величайшее несчастье моей жизни, что королева могла вынашивать мысли, которые она выражает мне уже во второй раз. Я действительно написал вам в том тоне, который мог позволить вам предположить, учитывая некоторые обстоятельства, что я готов наконец принять те ослепительные предложения, которыми вы меня удостоили. То была лишь уловка, сударыня, уловка, недостойная меня и особенно вас. Но речь шла о жизни одного человека, и ради спасения этого человека я был готов на все.
Губы Маргариты скривились в горькой улыбке.
Она понимала, что ее обманули. Мечты ее растаяли как дым. Она уже пожалела о том, что решила прийти одна. Будь здесь Страгильдо с его людьми, она приказала бы им убить Буридана.
Но она была одна!
Одна в присутствии человека, который не боялся ничего.
Вне себя от ярости, с трудом скрывая свои страдания, она попыталась сохранить видимость достоинства и скорее для того, чтобы придать себе самообладания, нежели для того, чтобы ответить на слова Буридана, спросила:
— И что же я могу сделать для человека, который вас так интересует?
Огонек надежды сверкнул в глазах Буридан.
— Он — осужден, сударыня, или, скорее, подсудимый. Вы можете добиться от короля его помилования. Достаточно будет того, что вы этого захотите. Достаточно будет того, что ваше великодушие воззовет к справедливости вашего супруга, и этот человек будет спасен.
— Что это за человек? — спросила Маргарита.
— Отец Миртиль, — просто отвечал Буридан.
— Ангерран де Мариньи! Как, так вы пожелали меня видеть для того, чтобы просить у меня помилования для Ангеррана де Мариньи! Но как вы можете хотеть спасти Мариньи, который преследовал вас своей ненавистью? Человека, которому вы сами нанесли смертельное оскорбление, которого готовы были убить? Вот так новость! Буридан, пытающийся спасти Мариньи!
— Не Мариньи, сударыня, но отца Миртиль! Отца той, которую я люблю! Отца этой несчастной девушки, ни капли не виновной в том зле, что творилось вокруг нее! В свою очередь, сударыня, и с еще большими основаниями, я могу удивиться, что вы сами не сделали ничего для того, чтобы освободить этого человека, вы — мать Миртиль, женщина, которая в Дижоне любили Ангеррана де Мариньи!..
Нечто вроде вздоха горечи и отчаяния прозвучало в нескольких шагах от участников этой ужасной сцены.
Но ни Буридан, ни Маргарита не уловили слабый звук.
— Несчастный! — прорычала королева, сделавшись мертвеннобледной. — Ах, несчастный, который попрекает меня моей первой ошибкой и пытается использовать ее в качестве оружия против меня! Не знаю, как ты меня убьешь, демон, но чувствую, что умру по твоей вине! Что-то мне это подсказывает. Мать ли я Миртиль? Что ж, да! Любила ли я Мариньи? Опять же — да! Но эта девчонка, я ее ненавижу, и это мое право! Я ведь совсем ее не знаю!..
— То, что вы здесь говорите, — просто ужасно! — пробормотал Буридан, отступив на шаг. — Прошу вас, придите в себя.
— Говорю же тебе: я совсем ее не знаю! Она моя соперница, только и всего! Счастливая соперница, но я до нее доберусь, даже не сомневайся!.. Ты зря, Буридан, напомнил мне, что Ангерран де Мариньи — отец моей дочери, так как уже одно лишь это заставит меня его возненавидеть, просить у короля не его помилования, но его скорейшей смерти! И именно так я и сделаю. Прощай, Буридан! На сей раз — навсегда, прощай, и я сделаю все, что будет в моей власти, для того, чтобы ты поплатился за свои пренебрежения и оскорбления!
Буридан сделал пару шагов, вставая между Маргаритой и дверью.
— Подождите, сударыня, — сказал он, — позвольте мне напомнить вам все, что Мариньи сделал для вас, для короля, для.
— Ты, верно, смеешься, Буридан! — прохрипела королева и разразилась нервным смехом. — Лучше посторонись, не то.
Буридан распрямился, приняв гордый вид, схватил королеву за запястье и глухим голосом промолвил:
— Вы меня к этому вынуждаете! Вынуждаете угрожать, тогда как я хотел просить, умолять. О, значит, вы абсолютно бессердечная мать, любовница, которая не знает, что такое любовь, женщина, способная на все преступления и все измены, которые описаны на этих листах пергамента!..
В то же время он вытащил из-под одежды свиток, который ему передал Тристан.
— Эти бумаги?.. — пролепетала Маргарита, почувствовав, как к сердцу подступает леденящий страх.
Буридан отпустил ее руку.
В позе его появилась некая торжественность. Голос стал степенным, неторопливым и печальным.
— Эти бумаги, сударыня, рассказывают историю моего детства. В них говорится, как вы из ревности закололи ножом мою мать, а затем приказали Ланселоту Бигорну утопить в водах Соны и меня самого. Эти бумаги, сударыня, были написаны моей матерью, когда она — отчаявшаяся, жаждущая возмездия — сделалась вашей наперсницей и прислугой в ваших омерзительных оргиях, единственно для того, чтобы отомстить вам.
— Мабель!.. — выдохнула Маргарита.
— Анна де Драман, сударыня!.. Здесь вся история Нельской башни! И если эта история дойдет до будущих поколений, то все, что здесь рассказано, предстанет таким ужасным, что люди откажутся в это верить! Да и кто поверит, что Маргарита Бургундская, превращаясь в развратницу, завлекала в эту башню понравившихся ей юношей, которые на одну ночь становились ее любовниками, а утром эта же Маргарита приказывала бросить зашитые мешки с их телами в Сену!.. Но вот я в это верю, я, который сам это видел!.. Я, который спас Филиппа и Готье д'Онэ, заманенных сюда вами и брошенных в Сену гнусным Страгильдо, я верю!.. Смогут, сударыня, поверить и другие!..
— Другие?.. — пролепетала королева, обезумев от ужаса. — Какие еще другие?
— Король, например! Так как история эта была написана для него, и любой из содержащихся в ней рассказов подкреплен доказательствами! Король сможет найти следы и свидетельства каждой из ваших оргий, каждого из ваших убийств. Одно слово, сударыня, одно-единственное! Если через два дня Ангерран де Мариньи не окажется на свободе, клянусь вам, клянусь моей душой, я отправлюсь в Лувр и лично передам этот свиток королю!..