Он засмеялся сквозь зубы.
Но лицо его омрачилось, так как его посетила уже другая мысль, которая выразилась в его тихом бормотании:
— А вдруг их там не хватает?
И вновь волосы его встали дыбом при этой страшной мысли, что «их там» могло «не хватать».
Тогда он начал брать горстки одну за другой и пересчитывать монету за монетой — долго, медленно, с любовью, выпуская кругляшки из рук с тяжелым вздохом, отставляя проверенные стопочки в сторону с едва сдерживаемым рыданием.
Вот только, в безумии этой операции, он совсем не обращал внимания на то, что эти экю при пересчете издают характерный шум, и этот звук перебираемого золота явственно долетел до ушей Ланселота.
И Ланселот Бигорн, заслышав эту музыку, которая показалась ему безгранично нежной, расплылся в широченной улыбке, в глазах его зажглись лукавые огоньки, и он, в свою очередь, прошептал:
— Полагаю, на сей раз месть моя будет полной.
Ах! Если бы Симон Маленгр мог видеть в этот момент Ланселота Бигорна, нет сомнений, что он упал бы замертво на свое сокровище.
Но Симон Маленгр ничего не увидел, разве что удостоверился, что «их там хватает».
И тогда, убедившись, что сокровище его цело и невредимо и находится в надежном месте, он радостно закрыл кофр и аккуратно, методично засыпал яму, после чего тщательно выровнял в этом месте землю и, отныне спокойный, но не без тяжелых вздохов сожаления, удалился.
Ланселот Бигорн позволил ему уйти, не сделав ни единого жеста; он довольствовался тем, что пробормотал иронично:
— Ступай, мне уж все равно; теперь я знаю, где тебя искать.
Он подождал еще немного, дабы окончательно убедиться в том, что Симон не вернется, затем вышел из своего укрытия и спокойно направился к тому месту, которое покинул Симон, и все так же спокойно принялся рыть землю, на что, ввиду того, что Симон облегчил ему задачу, ушло совсем не много времени.
Откопав заветный ящичек, Ланселот, не без гримасы удовлетворения, сграбастал его под мышку и вернулся в дом, шепча себе под нос:
— Далеко я не ушел, но — хвала святому Варнаве — добычу я, думаю, отхватил солидную, судя по весу кофра и тому времени, которое ушло у этого почтенного Симона на подсчет его содержимого. Что доказывает, — добавил он, поднявшись на чердак, где его, конечно же, не ждали так скоро Гийом Бурраск и Рике Одрио, — что иногда мы ходим искать слишком далеко то, что находится у нас под рукой.
И Бигорн воскликнул:
— Определенно, так было суждено! Я рожден для того, чтобы находить сокровища!
XV. ЖИЙОНА ГОВОРИТ
Оставим Ланселота Бигорна и вернемся на некоторое время к Симону Маленгру.
После бегства с Жийоной со Двора чудес Симон поспешил в Тампль, куда прибыл как раз вовремя, чтобы сорвать дерзкую попытку Ланселота Бигорна, прямо в тот момент, когда она уже должна была закончиться вызволением Филиппа д'Онэ.
К несчастью, несмотря на всю развитую им скорость, в определенном смысле Симон прибыл слишком поздно. Буридан и его шайка сумели выбраться целыми и невредимыми из этой передряги.
Для графа де Валуа бегство Буридана и его людей представляло собой очередную неудачу, которая могла иметь самые серьезные последствия.
Тем не менее, если хорошенько подумать, все закончилось для него не так уж и плохо: мало того, что, благодаря счастливому вмешательству Симона, у него остался тот узник, которого ему доверил сам король, так в руки его угодил еще и один из тех отважных разбойников, за чьи головы была назначена награда, а именно — Готье д'Онэ.
Очевидно, явись Симон Маленгр несколькими минутами ранее, и в сети Валуа разом угодила бы вся банда, но разве можно было винить верного слугу в этом опоздании?
Словом, граф не оставил усердие Симона без награды, что выразилось не только в том, что он простил ему все, что случилось в особняке Валуа, но и выделил Маленгру значительную сумму денег.
Симон положил эту нежданную прибыль в карман с гримасой ликования, после чего погрузился в долгие и серьезные размышления.
И результат этих размышлений был таков, что ситуация, определенно, становилась для него, Симона, слишком критической и опасной.
Действительно, радоваться ему было нечему.
Складывалось впечатление, что этот проклятый Буридан и его приспешник Ланселот Бигорн обладают неким талисманом, который позволяет им как по волшебству избегать всех наносимых им ударов и обходить все расставленные ловушки.
Симон уже начинал всерьез опасаться, как бы эти удивительные люди не одержали верх в той борьбе, которую они повели против его хозяина; а ведь тогда конец пришел бы и ему, жалкому пособнику.
Ко всему прочему, глубокие опасения внушали ему и коварные махинации его бывшей компаньонки и невесты Жийоны; от той ненависти, которую, как он чувствовал, питала к нему эта мегера, у него иногда — нет, слишком часто — по спине пробегали мурашки.
И потом, несмотря на все его хитрости, несмотря на все его самые тщательные меры предосторожности, разве не мог какой-нибудь известный или тайный враг поведать графу де Валуа о том, какую роль он, Симон Маленгр, сыграл на самом деле в похищении Буриданом Миртиль? Так как до сего дня Валуа еще не слишком хорошо знал, что же в действительности произошло в его доме, Жийона только сказала графу, что Маленгр его предал, но последние поступки Симона свидетельствовали об обратном.
При мысли о том, каким пыткам может подвергнуть его хозяин, у несчастного едва не подкосились ноги. Маленгра охватила величайшая усталость, он смутно чувствовал, что приближается к своему последнему часу, и продолжать эту борьбу, возможно, означало слишком испытывать судьбу.
Да и к чему все это?.. Разве он не богат?
Та сумма, которую ему только что великодушно пожаловал хозяин, плюс его собственные небольшие сбережения, плюс все то, что он все еще надеялся вытянуть из Жийоны, — разве все это не составляло целое состояние, которое позволило бы ему уехать в какую-нибудь далекую провинцию, например, во Фландрию, его родной край, и там, вдали от опасностей, спокойно доживать свои дни в шкуре честного буржуа?
Да-да, определенно это было самым лучшим решением — выйти из этой борьбы, и как можно скорее, оставить своего хозяина, могущественного графа де Валуа, и попытаться выпутаться из той затруднительной ситуации, в которой он оказался.
Но его по-прежнему терзали сомнения. Достаточно ли будет его состояния для того, чтобы жить свободным от всякой зависимости, от всякой работы?
В глубине души он прекрасно понимал, что да, достаточно, но, как все скупцы, которые всегда и всеми способами стремятся увеличить свою кучу золота, пусть и всего на одну монетку, тоже пытался придумать себе оправдание, чтобы остаться еще и немного подкруглить свою кубышку.
Внезапно он побледнел от страха: а что, если его кубышку, его сокровище обнаружит, присвоит какая-нибудь непорядочная личность?
К примеру, Жийона, которой он вынужден был признаться, что это сокровище спрятано в саду Ла-Куртий-о-Роз.
При этой ужасной мысли он едва не грохнулся в обморок.
Успокаивало одно: он не сказал Жийоне, где в точности спрятано сокровище, а сад был довольно-таки большим.
Поспешив, он, безусловно, прибудет на место прежде, чем кто-то наложит свои бесстыжие руки на это золото, которое он почитал и любил больше, чем своего бога.
Нам довелось увидеть, как Маленгр предавался поискам, увенчавшимся счастливым успехом, — так, по крайней мере, полагал он сам.
Покинув Ла-Куртий-о-Роз, Симон направился прямиком в Тампль, расположенный, как мы уже упоминали, совсем рядом, чтобы присоединиться к графу де Валуа.
— Прекрасно! Прекрасно!.. — шептал Маленгр, неистово потирая руки. — Я даже богаче, чем думал. Завтра я заберу свое золото, сяду верхом на выносливого скакуна, коих предостаточно в конюшнях моего хозяина, и, прощайте, монсеньор, выпутывайтесь сами, как знаете.
Привычными окружными путями он добрался до личных покоев коменданта и уже собирался войти в комнату своего господина, когда произнесенное знакомым голосом его собственное имя заставило Симона резко остановиться.
Он бесшумно приоткрыл дверь и через щель, скрытую тяжелым занавесом, что висел с другой стороны, начал прислушиваться, сдерживая дыхание, весь в холодном поту от тревоги.
Услышанный им голос был голосом Жийоны, и Жийона со слащавыми интонациями говорила Валуа:
— Да, монсеньор, Симон Маленгр недостоин вашей доброты, это изменник, который заслуживает быть повешенным… да что я говорю: четвертованным и поджаренным на медленном огне.
«О, мерзкая мартышка!» — стиснув зубы, подумал Симон.
— Объяснись-ка. — раздался голос Валуа. — Мне почему-то казалось, что Симон был твоим другом. Мерзавец даже, если не ошибаюсь, говорил мне что-то по поводу своего намерения жениться на тебе. Прекрасный выбор, кстати говоря.
Словно не поняв иронию этих слов, Жийона присела в глубоком реверансе.
— Полагаю, вы были друзьями и вроде как женихом и невестой.
— Вот-вот, монсеньор — были, то есть больше таковыми не являемся.
— Потому-то я и хочу знать причину этой перемены.
— Я преданна монсеньору беззаветно, монсеньор это знает, вот почему я не хочу иметь в друзьях или родственниках того, кто, как мне известно, предавал монсеньора. Враг моего хозяина не может не быть моим собственным врагом.
Валуа смерил ее долгим, пристальным взглядом. Жийону этот взгляд нисколечко не смутил.
«Что касается верности, ее она мне доказывала не единожды, это правда, чертовка мне беззаветно преданна», — подумал граф.
Валуа находил совершенно естественным то, что эта женщина ему говорила — ее жених стал ее собственным врагом, потому что был врагом ее хозяина.
— Ладно, — кивнул граф, — скажи мне все, что хочешь сказать, но предупреждаю: даже не пытайся мне лгать, иначе я прикажу вырвать тебе язык, и на медленном огне поджарят уже тебя саму. Ну, давай, говори.
— Если б я не хотела сказать чистую правду и не была уверена в том, что вы сейчас усл