Продолжая выказывать чудеса ловкости, Жийона распрямилась во весь рост, ступив на голову стоически державшегося Симона.
Мегера очутилась у самой дыры, через которую легко могла как видеть, так и слышать, что происходит внутри.
Это продолжалось недолго. Заметив, что некоторые из говоривших начинают отодвигать стулья и вставать из-за стола, Жийона поняла, что совещание закончилось, и живо сползла на землю.
— Уф! — выдохнул Симон. — Никогда бы не подумал, что ты такая тяжелая. Ну, и о чем они говорили?
Жийона благоразумно нырнула в темноту, утащив за собой и Маленгра.
Спустя мгновение дверь распахнулась и вышли пятеро. Как только они растворились во мраке, Симон и Жийона проворно вскочили на ноги и, стараясь идти спокойно и уверенно, удалились в противоположном направлении. Благодаря столь кстати подслушанному паролю вскоре наша парочка благополучно покинула Двор чудес, в котором едва не сложила свои головы.
Сочтя наконец, что опасность миновала, Жийона согласилась повторить Симону все, что она видела и слышала. Маленгр не терял ни секунды.
— Поспешим, — проговорил он, — нужно разделиться: ты, Жийона, ступай в Ла-Куртий-о-Роз и жди меня там. Я же побегу в Тампль, и на этот раз мы не только вернем себе милость монсеньора, не только избежим костра, но еще и обогатимся. Ступай, Жийона, а я, чтобы добраться побыстрее, пойду возьму в Лувре лошадь.
— Секундочку, — молвила хитрая чертовка, выглядевшая сильно озабоченной, — секундочку. Скажи-ка мне, Симон: как мы выбрались из этой проклятой тюрьмы, где едва не сдохли от голода и жажды, словно несчастные собаки, которым отказали в похлебке?..
— Но, через камин, как же еще?..
— Хорошо!.. Но ведь обычно такие достойные христиане, как мы, через камин не выходят; обычно им ведь пользуются летучие мыши, совы и прочая ночная и колдовская живность, так ведь?
— Ну да, разумеется! — пожал плечами Маленгр, спрашивая себя, к чему это она клонит.
— А раз так, то нужно было проявить немалую прон ицательность и рассудительность, чтобы подумать об этой потаенной воздушной дороге, а затем еще и воспользоваться оной.
— Согласен, но.
— А скажи-ка мне, Симон, кому пришла в голову мысль ею, этой дорогой, воспользоваться?
— Тебе, но к чему ты ведешь? Нужно спешить!.. Сейчас нельзя терять ни минуты!
— Терпение!.. Итак, это мне пришла такая идея, ты сам сказал, я слышала — мне!
— Да, тебе, тебе!.. Тысяча чертей! Похоже, эта баба тронулась умом.
— А от чего на меня снизошло это вдохновение?.. Нет, скорее, это было не вдохновение, но разумное, обдуманное умозаключение, продукт здравомыслящего, тщательно все взвешивающего человеческого мозга, а не, как я сказала по ошибке, вдохновение, так как вдохновение — это нечто в высшей степени сверхъестественное и божественное, не так ли, Симон?..
— Совершенно с тобой согласен, — сквозь зубы процедил Симон, решив пока потерпеть, поскольку начал всерьез опасаться, что Жийона потеряла рассудок.
— Вот видишь, ты тоже так считаешь. Итак, это было не вдохновение, а в самом деле умозаключение. Но как, почему я пришла к этому обдуманному умозаключению?..
— Ох!.. Почем мне знать?.. Вероятно, это луна.
— Луна!.. Точно — луна!.. Ты сам только что сказал. Именно луна, которая, пройдя через камин, натолкнула меня на мысль, что этот камин, должно быть, поврежден, и, вероятно, в нем отсутствует кожух, который закрывал первоначально трубу, и теперь, потеряв этот кожух, камин стал если и не удобным и приятным, то вполне проходимым. Так ведь, или нет?
— Это кажется мне вполне очевидным.
— Так оно и есть, поверь мне, Симон, это очевидно!.. Совершенно очевидно!..
— Ладно: это совершенно очевидно, но мы немного отошли от темы.
— Еще секундочку, я уже почти закончила. Но, чтобы увидеть луну, что, по-твоему, Симон, нужно было сделать?
— Рога и копыта! — взвыл Симон от отчаяния. — Да открыть глаза — вот что было нужно!.. К черту эту проклятую дуру, которая.
— Ага! — победоносно воскликнула Жийона. — Ты сам сказал: нужно было открыть глаза. Обычное, естественное действие: открыть глаза, для этого совсем не нужно никакое божественное вмешательство: эти механические функции может выполнить и тело, и помощь каких-то сверхъестественных или каких-то иных сил здесь не нужна. Все очень просто!.. Открываешь глаза и видишь, и выбираешься наружу. Симон, мой дорогой Симон, твои слова скинули такой груз с моей совести!.. Спасибо, Симон. Вот теперь можешь идти.
После этих слов она отпустила Симона Маленгра, которого до тех пор судорожно держала за руку.
Симон поспешил воспользоваться этой свободой, чтобы умчаться прочь.
Оставшись одна, Жийона с благоговением сложила руки и, подняв глаза к небу, зашептала:
— Госпожа Богородица, я Вам обещала, для вашего младенца Иисуса, прекрасный золотой или серебряный медальон, если бы выбраться из этой передряги мне помогло Ваше заступничество. Но Вы слышали Симона Маленгра; это человек разумный, способный каждому воздать по заслугам, если только он не заинтересован в том, чтобы поступить иначе, и, согласитесь, я никак не пыталась на него повлиять. Как бы то ни было, но Симон Маленгр, которого Вы слышали, заявил, что я выбралась из нее по собственной инициативе и не прибегая к Вашему могущественному вмешательству. Потому-то, госпожа Богородица, я и надеюсь, что Вы проявите здравый смысл и не станете настаивать, чтобы такая бедная женщина, как я, из кожи вон лезла, чтобы преподнести Вам в дар то, чего вы, по правде говоря, не заслужили. Надеюсь также, Ваши доброта и справедливость не позволят Вам, в случае чего, отказать мне в Вашей божественной защите.
Уклонившись таким образом от своего обета и обезопасив, благодаря этой наивной и в то же время хитрой уловке, свою совесть от каких-либо угрызений, эта мегера добавила, глядя презрительным взором вслед удаляющемуся Симону:
— Ступай!.. Ступай себе в Лувр, иди в Тампль, извлекай пользу из тех слов, что я тебе повторила. У меня есть и более важные тайны; уж ими-то я воспользуюсь сама. Даст Бог, может, тебе ничего и не достанется. Да тебя еще и накажут, другим в назидание.
Тем временем Симон Маленгр, порядком удивленный тем, что Жийона отпустила его одного, быстро направлялся к Лувру, куда и прошел без каких-либо препятствий.
Состоя на службе у такой могущественной персоны, как граф де Валуа, Маленгр был знаком со многими придворными и должностными лицами, потому, переведя дух у ворот Лувра, Симон поинтересовался именами дежурных офицеров.
Из тех, что были ему названы, Симон знал двоих: то были имена офицеров, принадлежащих к корпусу, подчиняющемуся непосредственно Валуа. Один из этих двоих был не только вхож к графу, но и беззаветно ему предан.
Недолго думая, Маленгр приказал проводить его к этому офицеру, которому рассказал первую же пришедшую в голову историю, намекнув, что речь идет об услуге, которую Валуа обязательно примет во внимание.
Результат этого разговора был таков, что уже через пару минут Симон Маленгр на превосходном скакуне несся во весь опор к Тамплю, тогда как офицер быстро собирал отряд человек в тридцать, с которым намеревался выдвинуться в том же направлении. Уверенный в подкреплении, которое следовало за ним, Симон проскакал по подъемному мосту, опустившемуся по первому же его слову, и уже через несколько мгновений входил к Валуа.
Увидев наглую физиономию Маленгра, граф открыл было рот, чтобы приказать схватить изменника, но тот улыбаясь произнес:
— Подождите, монсеньор: колесовать или отправить меня на костер вы сможете и завтра. Сейчас же просто послушайте.
VI. ЛАНСЕЛОТ БИГОРН ДЕЙСТВУЕТ
Теми, кого мельком видел Симон Маленгр и чей разговор подслушала Жийона, были Буридан, Готье, Бурраск и Одрио.
Об их-то делах и поступках пойдет речь в этой главе.
Как только Ланселот Бигорн исчез, Готье принялся настойчиво убеждать товарищей в том, что нужно немедленно заняться поисками правды о Филиппе, для начала хотя бы узнать, жив он или нет. Но, вероятно, Бигорн, прежде чем уйти, в общих чертах набросал Буридану свой план, так как юноша попытался успокоить Готье и отложить принятие решения по этому вопросу до возвращения Ланселота.
— Но что, если он не вернется! — в сотый раз ворчал Готье.
— За Ланселота ты можешь быть спокоен, мой дорогой Готье, — мягко отвечал Буридан, — он — тертый калач, к тому же, верный и преданный друг. Так что просто потерпи немного.
— Потерпи! Легко сказать… И что за это время станет с моим несчастным братом?.. Если бы этот шельмец Ланселот хотя бы дал о себе знать. Но нет, ничего, исчез, умер, потерялся!..
— Признаться, меня это отсутствие новостей тоже тревожит. Зная Ланселота так, как знаю его я, я уж начинаю подумывать, не случилось ли с ним какое-нибудь несчастье. Но подождем еще немного. Излишняя спешка ни к чему хорошему не приведет.
— А я вам говорю, мой дорогой Буридан, что если от него и завтра не будет никаких вестей, я.
— Тише! — подал голос Гийом Бурраск, который, как и Рике Одрио, присутствовал при этом разговоре в качестве безмолвного свидетеля. — Прислушайтесь: по-моему, у нас сейчас будут гости. Разве вы не слышали сигнала, сообщающего о приближении друга?
— Ничего я не слышал, — буркнул Готье.
— И я тоже, — нахмурился Буридан, — но это и неудивительно: вы один, мой дорогой Готье, так шумите, что здесь и сам черт ничего бы не услышал.
— Вот как! Что ж, буду нем как рыба! — вскричал Готье.
Тем временем Гийом с обычными предосторожностями открыл дверь:
— Я не ошибся, это друзья!.. Хе!.. И, клянусь рогами дьявола, похоже, их привел именно Ланселот!..
— Ланселот! — воскликнули в один голос Готье, Буридан и Рике, бросаясь к распахнутой настежь двери.
— Ну да, он самый!
В это время Ланселот Бигорн, во главе десятка крепких парней — все они были в лохмотьях, но, повторимся, ладно скроены, — уже подходил к двери. Повернувшись к своему эскорту, Ланселот гаркнул командирским тоном: