Богатство и нищета
Развитие международной торговли способствовало экономическому и демографическому росту в Европе. Хорошие урожаи сократили массовый голод, что привело, когда не было вспышек чумы, к огромному росту населения и развитию сельского хозяйства в Западной Европе. Несмотря на отсутствие точных данных, есть основания полагать, что в течение XVI века численность населения в Англии выросла с 3,5 до 5 миллионов жителей, а в Габсбургской империи – почти вдвое, с 12 до 20 миллионов жителей.
Как и Северная Италия, Нидерланды с 2,5 миллиона жителей и многочисленными городами, расстояние между которыми составляло менее 50 километров, стали одним из самых густонаселенных европейских регионов.
Основная часть была сосредоточена в западных провинциях – Голландии, Эно, Фландрии и Брабанте, причем от 35 до 50 % нидерландцев проживало в городах. Итальянский купец Лодовико Гвиччардини писал, что в одной Фландрии было 28 городов и 1154 деревни, «среди которых много больших, богатых и хорошо населенных, которым нет подобных во всей Европе».
Высокая степень урбанизации привела к экспоненциальному росту городов в XVI веке. Тот, кто стремился сделать карьеру, мог, помимо церкви, армии или флота, попытать счастья в городах. В конце XV века в Европе было всего пять городов с более 100 000 жителями (Неаполь, Венеция, Милан, Париж и Севилья). К концу XVI века численность населения этих городов выросла почти вдвое. А в Париже и вовсе превысила 200 000 человек.
В Нидерландах в середине XVI века насчитывалось около 200 городов, при этом в 90 % проживали не более 10 000 человек. Антверпен с 80 000 жителей, имевший 200 улиц и почти 14 000 домов, за это столетие превратился в один из крупнейших и важнейших европейских городов.
Во второй половине XVI века, когда Португалия завозила через Антверпен сахар с Азорских островов и пряности с Востока, в антверпенском порту в день могло швартоваться более 500 судов. В некоторые годы в антверпенский порт заходило в четыре раза больше судов, чем в лондонский. Иногда и испанцы предпочитали завозить золото и серебро из колоний через Антверпен, а не Севилью. Антверпен стал международным центром финансовых сделок.
Антверпенская фондовая биржа, работавшая без выходных, была до такой степени переполнена, что сделки временами заключались на улице. Именно эта биржа ввела такие революционно новые средства расчетов, как векселя и аккредитивы, благодаря которым отпала необходимость в перевозке наличных денег, связанной обычно с большим риском. Ведущие игроки стали принимать активное участие в торговле деньгами, что привело к спекуляциям и манипуляциям на финансовых рынках.
В Антверпене также процветало искусство. Благодаря интенсивной торговле здесь жили и работали многочисленные умелые ремесленники и книгопечатники, включая Христофора Плантена. Лодовико Гвиччардини писал, что в городе работало до 360 художников, и даже если цифра завышена, это свидетельствует о том, что в городе проживало много богатых людей.
Но количество жителей Европы оставалось мизерным по сравнению с такими городами, как Пекин в Китае или Виджаянагара, столица одноименной империи в Индии. В тот момент численность населения этих городов уже составляла полмиллиона людей. В таких городах, как Каир, Стамбул или Теночтитлан, проживали более 200 000 жителей.
Во многих нидерландских городах экономический рост привел к масштабному строительству. Старые стены сносили и заменяли на городские валы, были прорыты каналы, построены мосты и рынки. Новые развитые торговые пути соединяли города между собой и обеспечивали хорошо функционирующую систему связи, так что письма доставлялись в соседний город в течение дня. Но экономический рост был одинаковым не для всех. Начались глубокие социальные изменения.
Пока городские торговцы и инвесторы богатели, демографический рост привел к усугублению социального неравенства. Богатые сельскохозяйственные предприниматели выкупали земли у мелких и средних фермеров-арендаторов, что привело к тому, что к середине XVI века половина сельского населения практически не имела собственной земли. В результате значительная часть сельского населения обнищала. В поисках работы люди переезжали в город или нанимались к богатым фермерам. Это способствовало не только росту городов, но и экономической поляризации общества. Экономический рост сопровождался эффектом пролетаризации промышленности в городах. Значительная часть населения лишилась средств производства и земли, и ее доходы стали зависеть от ситуации на рынке труда. Пока одна часть населения теряла свою независимость, купцы и предприниматели продолжали богатеть.
В то время как богачи пировали, в большинстве бедных семей из-за роста цен на продукты питания половина дохода уходила на дешевый кислый ржаной хлеб и миску жидкого супа. Социальное неравенство усиливалось. Во Фландрии и Брабанте число бедняков в период между XV и XVI веками удвоилось.
В связи с ростом бродяжничества в Нидерландах и Западной Европе многие города начали издавать строгие указы, целью которых было либо не допустить в город бродяг, бандитов или солдат, оставшихся без жалованья, либо как можно скорее выдворить их из города. В результате ездить по дорогам стало небезопасно. Например, фламандский купец Питер Сегерс по пути из Дордрехта в Горинхем попал в плен к бродячим разбойникам, которые хотели получить за него выкуп. Через две недели Сегерсу удалось сбежать.
Реформы в сфере благотворительности во второй четверти XVI века носили карательный характер. В результате пособия могли получать лишь «приличные бедные». Все остальные должны были пополнять рынок труда, что в итоге привело к снижению уровня заработной платы.
Судебная система была примитивной, а приговоры суровыми. Судья выносил решение: черное или белое, виновен или невиновен. Судебное дело заканчивалось не просто вынесением тюремного приговора, а штрафом, ссылкой или виселицей. Антонио де Беатис, например, вспоминал, как во время путешествия по Европе в 1517 году в Германии на Рейне в сельской местности, помимо «красивых деревянных домов с красочными дверями», ему встречались un peu partout [84] виселицы, на которых рядом друг с другом висели мужчины и женщины, и целые поля колесованных преступников.
Насилие и ксенофобия, как вонь и грязь, составляли существенную часть повседневной жизни в XVI веке. Для людей того времени местная церковь в деревне или городе была центром мира, а боязнь всего незнакомого усиливала их неприязнь к чужакам. Иногда сам факт проживания в соседней деревне мог привести к враждебному отношению. Уже в XVI веке языковой барьер между фламандскими и французскими землями Бургундского герцогства привел к тому, что люди стали использовать обидные прозвища типа «мерзкий валлонец» или «фламандец», а один крестьянин из-под Ауденарде, жалуясь в конце века на высокие налоги, посетовал, что «валлонцы пьют пот фламандцев».
Эразм Роттердамский следующим образом резюмировал ненависть, разжигаемую страхом и сплетнями: «Англичане презирают французов только за то, что они французы. Кто-то ненавидит шотландцев за то, что они шотландцы. Немцы враждуют с французами, и вместе они ведут борьбу против испанцев».
Сам Эразм Роттердамский также не был чужд предрассудкам. Он сравнил Зеландию с адом из-за ее плохого климата, «который по грубости и суровости под стать нраву местных жителей». Он также заявлял, что фризы строят свои дома из навоза (впоследствии он отказался от этих слов), а шумные и невоспитанные голландцы его сильно раздражали. Этот миролюбивый гуманист поддержал и антисемитизм, царивший в Европе в Средние века и в начале Нового времени. В своей переписке Эразм Роттердамский предстает ярым антисемитом: «Нет ничего более опасного для учения Христа, чем эта самая пагубная чума, имя которому иудаизм». Эразм Роттердамский видел в иудаизме угрозу для учения Христа из-за неуклонного соблюдения закона Моисея. Он даже отказался от путешествия в Испанию, потому что там, по его мнению, жило «слишком много иудеев».
Путешествия и курьеры
В Средневековье люди часто перемещались между городами и деревнями. Странствующие паломники распространяли христианскую веру, торговцы всех мастей уже в 16 лет отправлялись «в разные страны за удачей», а сельские жители – на поиски работы в город. В Средневековье и начале Нового времени все путешественники подчинялись «закону инерции», поскольку в те времена путешествия длились намного дольше, чем сегодня. Картограф Мартин Вальдземюллер в 1511 году создал карту европейских маршрутов (carta itineraria Europae), на которой обозначил все европейские проезжие торговые пути, но это не сделало путешествия проще. Большая часть дорог находилась в плохом состоянии и не ремонтировалась.
Это привело к тому, что данные карт были неточными, поскольку дороги нередко затапливало дождями или их просто было не найти. В 1552 году Шарль Этьенн опубликовал «Путеводитель французских дорог» (La Guide des Chemins de France), первый путеводитель по Франции, для составления которого автору пришлось полагаться на информацию, полученную от местных жителей и путешественников. В то время достоверных карт Франции фактически не существовало. Путешественники нередко ошибались и сбивались с пути. Предполагалось, что в этом случае заблудившийся путешественник с помощью путеводителя сможет спросить на иностранном языке, как проехать в нужное место. Качество переводов варьировалось, в связи с чем сбившиеся с пути торговцы нередко попадали в неловкое положение.
Например, в 1578 году английский переводчик и лингвист Джон Флорио опубликовал путеводитель «Первые плоды» (First Fruits), в котором предложил коллекцию английских фраз, при помощи которых условный итальянский купец смог бы спросить дорогу, путешествуя по Англии. Одна из статей этого путеводителя гласила: «I have loved you, I love you, and will love you. I will brake my fast with you: we will have a pair of sausages»