По словам де Бусбека, османы не только грубо вели себя по отношению к нидерландским дипломатам, но и все время вымогали деньги: «Тот, кто путешествует в Турцию, должен быть готов к тому, чтобы открыть кошелек сразу после пересечения границы и закрыть его лишь после того, как покинет эту страну. В течение всего пребывания следует щедро сеять деньги вокруг себя и благодарить свою счастливую звезду, когда зерно даст ростки. Если ничто другое не помогает, то это верный способ смягчить неприязнь и предубеждение турок по отношению к остальному миру. Деньги – единственное средство усыпить эти чувства в турке». Несмотря на попытки дипломатов добиться благорасположения султана при помощи роскошных подарков, переговоры шли с трудом.
Допуск в inner sanctum [163] султана не гарантировал, что диалог состоится. Султан едва снисходил до того, чтобы что-то спросить или ответить.
Герард Вельтвейк смог добиться достаточного расположения к себе и услышать целое предложение, произнесенное султаном. Остальные посланники, включая де Бусбека, писали, что их вопросы были отклонены взмахом руки.
Дипломаты пользовались своим назначением, чтобы изучить местную фауну и флору. В частности, Герард Вельтвейк отправил прежде неизвестные в Нидерландах пряности своему хорошему другу, ботанику Ремберту Додунсу.
Ожье де Бусбек познакомил Нидерланды с луковицами турецких тюльпанов и неутомимо собирал диковинные растения, скелеты животных и древние рукописи, которые затем переправлял во Фландрию для императора: «Я также привез большую коллекцию старинных монет, из коих наиболее ценные предложу императору. Еще прибыли возы и трюмы греческих книг. […] Я искал по всем дырам, чтобы собрать все остатки подобных вещей». Его «Четыре письма о турецкой миссии», написанные ранее коллеге и ставшие после издания бестселлером, до сих пор представляют собой яркое описание османского мира глазами фламандца XVI века, несмотря на богатую фантазию автора.
В переговорах с турками всем дипломатам приходилось соглашаться на очень непростые условия. Срок действия договоров, заключенных после 1546 года, был ограничен османской стороной «в соответствии со сроком, который нам подходит», как писал Вельтвейк. Это означало, что мирные договоры фактически представляли собой только перемирие, поскольку исламский закон запрещал долгосрочные договоры с немусульманами, а Османская империя должна была быть постоянно готова к «вечной войне с язычниками». В итоге соглашение 1547 года возобновлялось в 1562 и 1590 годах. В 1592 году между Габсбургами и Османской империей разразилась новая длительная война, которая в 1606 году привела к новым переговорам. Султан Ахмед I и император Рудольф II Габсбург заключили двадцатилетнее перемирие в венгерском Житватороке 11 ноября 1547 года. Это перемирие стоило габсбургскому императору единовременной выплаты в размере 200 000 флоринов.
Данный договор установил границу между Габсбургской и Османской империями и признал равенство султана и Рудольфа II: «Во всей переписке и [при возможных будущих] визитах Габсбургский император и Османский султан будут относиться друг к другу доброжелательно и именовать друг друга “император”, а не “король”». Но этот договор не помешал Османской империи совершить еще один набег в 1663 году, а в сентябре 1683 года снова осадить Вену. Военный союз между Габсбургской империей, Венецией, Польшей и Россией, заключенный в 1669 году, окончательно поставил Османскую империю на колени.
«Стерпим, но без восторга»
Карл пережил личную трагедию, когда его супруга Изабелла умерла 1 мая 1539 года спустя всего десять дней после рождения мертворожденного сына. На смертном одре она оставалась в полном сознании. Но император не успел попрощаться с ней. Из их шестерых детей выжили только сын Филипп и дочери Мария и Хуана.
Несмотря на холодное и отстраненное отношение к супруге в браке, Карл очень горевал. По бургундской традиции он решил носить траур до самой смерти. Карл больше не женился, а после смерти жены император на семь недель удалился в монастырь под Толедо, оставив организацию похорон и доставку гроба в Гранаду своему двенадцатилетнему сыну Филиппу (в 1574 году тело Изабеллы будет перезахоронено в Эскориале под Мадридом).
Карл также заказал несколько траурных музыкальных произведений, включая хорал «Mort m’a privé» [164], слова для которого, возможно, сочинил сам. Он заказал своему любимому художнику Тициану написать несколько посмертных портретов Изабеллы и возил их с собой повсюду всю оставшуюся жизнь. Несмотря на то что любовь в жизни императора отсутствовала, скорбел по жене он сильно.
Между тем международные политические отношения оставались натянутыми. Мир, заключенный Сулейманом и Карлом, был непрочным, и его постоянно нарушали войны. Несмотря на то что Карл одержал грандиозную победу, отвоевав у Османской империи Тунис в 1535 году, вкус этой победы был испорчен.
Тот, кто вел войну с использованием десятков тысяч солдат и наемников, должен был располагать необходимыми для этого средствами. Но за это время долги Карла выросли настолько, что в шесть раз превысили ожидаемые доходы, а его расходы превышали доходы вдвое. Огромное приданое Изабеллы, прибывшее с ней в Испанию в 1526 году, растаяло, как снег на солнце, но войны не заканчивались.
В последние годы Карлу удалось укрепить влияние над городскими советами и создать сильный аппарат государственной власти. Чиновники получили право собирать налоги для финансирования его войн, всегда связанных с высокими затратами. До этого бургундские герцоги зависели от доброй воли городских советов, которые по своему усмотрению устанавливали размер податей, как назывались средневековые налоги.
Городские советы всегда использовали подати как рычаг для получения новых прав и свобод. Они самостоятельно отменяли или вводили новые налоги. Карл устранил эту проблему введением новой налоговой системы, в которой полномочия городских советов были ограничены. Но это не помешало фламандским городам продолжать выступать против высокого налогового бремени. Особо упорствовал Гент, который больше остальных стремился к сохранению собственной автономии. В итоге жители Гента наотрез отказались платить налоги для финансирования военных расходов Карла.
До Карла городские гильдии мастеров были важной политической элитой, а в Генте они всегда являлись движущей силой различных восстаний против бургундских правителей. Роль ремесленников была серьезно ослаблена Карлом в XVI веке. Теперь, когда в его распоряжении была постоянная армия, в которую он мог привлекать наемников, ему больше не нужно было думать о ремесленных ополчениях городов, прежде оказывавших герцогам военную поддержку. В Генте ремесленникам удалось сохранить свою власть благодаря тому, что они были широко представлены в городском совете, занимая 20 из 26 мест. Именно благодаря этому упорные гентцы могли продолжать борьбу против централизации власти. Как-то в одном из писем Карл отметил, что жители городов ведут себя так, словно не являются его подданными.
Такое отношение гентцев вполне закономерно. Во время радостного въезда Карла в Гент в 1515 году они ожидали смягчения условий Кадзандского мирного договора, навязанного им Максимилианом. Но поскольку Карл не отменил договор, заключенный его дедом, отношения между императором и гентцами, которые презрительно называли этот договор «телячьей шкурой», оставались напряженными.
В 1537 году Карл и Мария обложили новым налогом в размере одного гульдена все дымоходы в Нидерландах. Планировалось, что это принесет в казну дополнительные средства, чтобы Карл смог финансировать очередную войну против Франции, призвать 30 000 солдат и снабдить армию артиллерией и боеприпасами.
Генеральные штаты и городские советы утвердили этот налог, но гентцы, от которых потребовали 400 000 гульденов, что составляло треть общей суммы налога, отказались платить и потребовали амнистии из-за «бедности горожан, вызванной дороговизной еды, отсутствием торговли и чрезмерным обременением городского населения». Восстание против нового налога возглавил объединившийся средний класс, решительно отказавшийся исполнять приказ императора. Этот протест отчасти был обусловлен огромными штрафами и репарациями, которые Гент был обязан выплачивать за свое восстание и неповиновение Филиппу Доброму, Карлу Смелому и Максимилиану.
Гентский адвокат Ливен Борлют еще больше накалил обстановку, распространив слухи о фламандской сделке и смело заявляя, что Гент получил привилегию, навсегда освобождающую его от уплаты налогов. Но документального подтверждения этих слухов так и не нашли.
Ненавистную «телячью шкуру» изъяли из архивов и публично разорвали в клочья. По словам некоторых хронистов, кто-то даже проглотил обрывки документа, чтобы от него не осталось и следа. Гентское восстание продемонстрировало силу городского сопротивления имперскому правительству, стремившемуся к централизации власти и абсолютному контролю. Следует отметить, что восстание в Генте было не единственным. Ранее по этой же причине восставали такие города, как Девентер, Кампен, Утрехт, Гронинген, Брюссель, Хертогенбос и Зютфен, но все эти волнения были подавлены.
Жители Гента еще не осознавали, что это восстание станет для многих из них последним. За исключением вольных шкиперов, мясников и торговцев рыбой, которые не видели в восстании ни экономической, ни политической выгоды, представители всех остальных цехов, составлявшие подавляющее большинство в Большом совете города, объявили забастовку. В августе 1539 года гентские ремесленники захватили городские ворота и начали организовывать оборону города.
Карл и Мария больше всего боялись, что Гент снова сможет поджечь фитиль на фламандской пороховой бочке, что заставило бы другие города последовать его примеру и повторить сценарий, разыгравшийся при Максимилиане полвека назад. В тот раз гентское восстание распространилось как лесной пожар, и к требованиям повстанцев присоединились такие города, как Ауденарде, Кортрейк, Герардсберген и Нинове.