Он перевернул украшение, и там действительно оказалась надпись «Мораль». Изначально кусок яшмы был целым, но Ицин разделил его на три части и подарил двум своим друзьям.
«Небо определяет природу, врожденные качества – мораль, самосовершенствование – веру» – так начинается философский трактат «Учение о срединном и неизменном». Той ночью в их беседе господин Ян высказался, что качества человека определяются Небом, поэтому он должен следовать его воли, а не спорить. Евнух Чжан считал, что решимость человека преодолевает Небо и способна влиять на события. Янмин считал, что силы одного человека ограничены – нужно взращивать таланты и развивать народное сознание. Хотя у троих была одна мечта, тем не менее каждый думал по-своему и не мог переубедить другого.
Ицин, как самый старший, выбрал из начальной фразы «Учения» слова, которые более всего выражали мировоззрение каждого, попросил мастера выгравировать их на яшме, а затем подарил друзьям. Это стало своего рода символом: три человека с такими разными мнениями будут действовать вместе, приложат все усилия ради улучшения империи. Тогда они достигли согласия, но после смерти Лю Цзиня ситуация начала меняться, а затем на трон взошел новый император, и во время церемонии причисления предков все кардинально изменилось.
Тиду сказал, глядя на подвеску:
– Присматривающий за усыпальницей Чэнь Сицзянь в прошлые годы служил в Леопардовом павильоне. По моим прикидкам, Шао Цзюнь рано или поздно начала бы искать его, вот и сделал его «пешкой», поставив охранять усыпальницу. К несчастью, мою «расстановку камней-го» нарушил именно он, став жертвой собственного честолюбия, когда решил забрать себе яшму, которая находилась у бывшей наложницы. – Старик Юн взглянул на собеседника. – Я понял это, когда Юй Даюн рассказал, что вся одежда Сицзяня пропиталась кровью, кроме одного небольшого места на груди. Выходит, евнух Чэнь забрал яшму и повесил на свою шею.
– Так почему подозрения пали на меня?
– Сначала я усомнился в Ицине: его любимый ученик безвылазно сидит в Нанкине, а разыскиваемая преступница после появления в мавзолее Сяолин как сквозь землю провалилась. Только подвеска оказалась при нем. Тогда я послал Ло Сяна за тобой, однако вы справились и с ним. Но даже ты не знал, что истинное прозвище этого человека – Трехголовая Тень, так?
Янмин понимал: разговор близится к развязке. По его спине пробежал холодок. Глава Тигров пришел один, рассказал уже почти все… Неужели он так уверен в своих силах? Однако господин Ван снова не выдал эмоций и спросил:
– Правда?
– Конечно. Три брата-близнеца Ло.
Неожиданно евнух тяжело вздохнул:
– Мой старый друг, ты претендуешь на большие достижения в учении о духовном самосовершенствовании, но остаешься просто человеком. Когда я достал подвеску, ты никак не отреагировал. Почти. Твоя левая нога чуть напряглась, после чего лодка качнулась.
Собеседник не ответил. На протяжении всего разговора он выглядел абсолютно монументально, как гора, ведь верил: евнух запугивает его. Янмин использовал особую технику дыхания для самоконтроля, потому без тени страха встретился с тиду. Но когда услышал историю про подвеску, на мгновение вздрогнул. Ведь в глубине души наставник переживал за свою ученицу.
– Янмин, в своей жизни я уважал лишь двоих: тебя и Ицина. При нашем первом общении меня до глубины души тронуло, как вы общались со мной, евнухом, – на равных. Я до последнего не хотел верить, что за бывшей Милосердной наложницей стоишь ты, но… Все пришло именно к этому.
Старик Юн тяжело вздохнул, по-настоящему тяжело, хотя взгляд его оставался холодным. Он сказал:
– Друг мой, я никогда в жизни не декламировал стихи – твой сегодня стал первым. Пожалуйста, дай совет.
Когда основывали империю Мин, оскопленным запретили обучаться грамоте, но при императоре Чжу Чжаньцзи указ отменили, после чего открыли дворцовую школу для евнухов. Только мало кто из них действительно получал образование – в основном учили лишь азы письменности. Такие, как Чжан Юн и Вэй Бинь, являлись исключениями: даже Янмин удивился, что его заклятый друг заинтересовался поэзией.
Все карты уже раскрыты, вот-вот начнется битва, из которой в живых останется только один. Несмотря на это, господин Ван спокойно сказал:
– Хорошо. Только, кажется, партию ты проиграл.
– Еще неизвестно, чья рука поставит мат, – ответил главный Тигр.
Он поднял камушек, приготовился сделать ход, но неожиданно замер и сказал:
– Друг мой, ты же знаешь: ничто не истинно, все дозволено.
Казалось бы, фраза как фраза, хотя на самом деле старик Юн произнес кредо Братства. Именно мысль о возможности все изменить двигала Янмином, когда он узнал правду о своем друге и его вхождении в состав Восьми тигров. Глава Братства хотел покончить с многовековой ненавистью. Хотел до той роковой церемонии, когда ему пришлось вернуться в реальность. Однако старик Юн озвучил кредо ассасинов со страшной горечью, заставившей сердце Янмина сжаться.
Он подумал: «Неужели у него были такие же мысли?»
Хотя, даже если так, сейчас от них не осталось ни следа. Глава евнухов-фаворитов помрачнел, сделав наконец ход. Его камни на доске стояли в окружении вражеских, а промедление просто оттягивало неизбежное. Только тиду это словно не волновало: поставив камень, вытянул палец и стал вырисовывать что-то на столе.
– Мы в юности стремлением полны, в старости амбиции по-прежнему дерзки… – пробормотал он.
Стол, на котором мужчины играли, мастера изготовили из очень прочного дерева, однако из-под пальца евнуха вылетали опилки, как будто там без остановки крутилось долото. Старик Юн написал слово «дерзки». Рукав Янмина вдруг заколыхался, хотя ветра не было. Словно не замечая этого, он сказал:
– Значит, ты решил заняться поэзией…
Тиду процитировал строчку из «Через город в горах». Хотя строчки не были совершенны, закономерность чередования тонов чтец передал правильно, удивив этим самого автора.
Их разговор выглядел как самая обычная беседа двух друзей, вот только когда глава Тигров опускал камень, то исподтишка напал на лидера Братства ассасинов. Он понимал, что, напав в открытую, не сможет одолеть противника.
Чжан Юн исповедовал христианство, а конкретно – несторианство, в то же время практикуя некоторые техники Туммо. Приверженцы этого течения в большом количестве стали появляться во дворце во времена династии Юань, хотя в Поднебесную пришло еще в империю Тан. Однако Вселенский собор объявил учение ересью, потому адепты из Европы переместились на Восток, где их веру хорошо приняли. После династии Тан о несторианстве стали постепенно забывать, но после прихода монголов оно вновь приобрело популярность. Чингисхан, основатель династии Юань, в молодости очень почитал своего приемного отца, великого хана Ван Ханя, который исповедовал как раз несторианство. Хоть учение в Поднебесной приняли хорошо, назвав Светлым, ему пришлось бороться с буддизмом и даосизмом. На двадцать шестой год империи Юань францисканский монах Одорик Порденоне по приказу папы римского вступил в должность епископа в Пекине. Однако путь его выдался тернистым, наполненным постоянной конфронтацией с другими религиями и народами. В конце концов, Светлому учению стали следовать лишь евнухи да служанки во дворце, передавая знания о нем из поколения в поколение.
В несторианстве существовали рыцари-храмовники, более известные как тамплиеры, но в Поднебесной об этом не знали, называя таких людей Белыми тиграми. Храмовники имели свои техники, которые из-за разрозненности последователей учения забылись, тем не менее евнух Чжан поклялся восстановить их, для чего изучил огромное множество книг. Так он открыл для себя Туммо, в котором угадывалось общее начало с техниками храмовников, которые знал старик Юн. Он много думал, потратил несколько лет, но смог восполнить пробелы и выяснить интересную вещь.
Во времена Юань Чэнцзуна[71] жил храмовник, который смешал Туммо с даосским искусством внутренней алхимии Цю Чуцзи[72], создав технику «Огненного Лотоса». Она содержала пять ступеней: скрытое, сияющее, ясное, тусклое и бесформенное пламя. Евнух Чжан практиковал технику несколько десятков лет, достигнув ступени Тусклое пламя.
Сейчас, сидя в лодке, он использовал Скрытый огонь. На этой ступени энергия движется, не оставляя следов, однако лидер Братства смог растворить ее. Правда, не безболезненно, о чем свидетельствовал колыхавшийся рукав. Тиду атаковал в полную силу – если бы Янмин не справился с этим ударом, то уже кашлял бы кровью от внутренних повреждений. Хотя даже сейчас чувствовались боли в сердце.
От столь мощного потока энергии все камни на доске задрожали. Господин Ван взял короля, повертел в руке и, поставив обратно, сказал:
– Объяснись, Юн.
Евнух увидел, как противник справился с первой ступенью «Огненного Лотоса», и не мог не восхититься.
– Ты большой талант, мне не следовало тебя оскорблять. Но стрела уже на тетиве, так что остается лишь представить на твой суд скромный плод моих усилий.
Палец главного Тигра опустился для написания новой строки на столе. Стихотворение Янмина состояло из восьми – по две фразы в строчке. Чтобы записать все, понадобится весь стол. Господин Ван смотрел на своего заклятого друга: поверхность под его руками напоминала воду.
Никто из них не желал отступать.
Евнух Чжан дописал все фразы. Янмин понимал: если сейчас не решится ударить, то даст врагу преимущество, но он все еще видел в противнике старого друга.
Под лодочным навесом начало стремительно холодать. Палец старика Юна, как топор дровосека, выбивал щепки из стола. Его лицо оставалось спокойным, лишь немного покраснело. Янмин понимал: кто сейчас не устоит, тот предоставит возможность противнику нанести сокрушительный удар. Хотя глава Восьми тигров давно вынашивал свой план, сейчас у него возникли некоторые сожаления. А еще он не ожидал, что у его противника такой колоссальный запас сил. Когда на столе появится последняя фраза, поток ци прервется. Если господин Ван воспользуется этим моментом и нападет, то выйдет победителем из этой схватки.