— Случается. Вот наш большой друг Отвертка считает себя заговоренным. Держу пари, он ни разу не представлял себе, как возвращается домой в брезентовом мешке.
Хилый спрятал книгу во внутренний карман куртки. Голова его поворачивалась туда-сюда, словно перископ.
— Слушай, — сказал Крот через несколько минут. — Ты ведь знаешь эльфийский.
— Ага.
— Научишь меня?
— Научить? Тебя?
Крот откашлялся, надеясь, что его вопрос не слышали другие.
— Хотя бы основное.
— Ладно, не проблема, — сказал Хилый. Ботаник некоторое время смотрел вперед, потом повернул голову к Кроту. — Можно вопрос?
— Лучше не надо, — рыкнул подпех. — Эх, язва… давай, спрашивай.
— Из-за нее?
— Да. Что, сильно видно?
— Как минимум то, что ты пожираешь ее глазами, — сказал Хилый. — Ничего удивительного нет. На войне часто влюбляются во врага.
— Я? Да ты совсем очумел?.. Ты…
— Тихо, брат, иначе сам все испортишь. Видишь, там взлетела стайка малиновок? Это ты вспугнул ее своим воплем! Если не будешь давать повода, никто и не узнает…
— Не о чем узнавать, — процедил Крот.
— Я не собираюсь трепаться об этом, — сказал Хилый серьезно, — насчет меня не напрягайся. Мне лично все равно. Между прочим, в «Истории войн» говорится и об этом.
— А о том, как от этого избавиться?
— Тут тебе никто не советчик, Крот. Ты разве не влюблялся в эльфийских девчонок в детстве?
— Да ты тронулся, ботаник!
— Они жили у тебя по соседству?
— Жили, ну и что?
— Да так. Пустая болтовня. Обратная и не всегда приятная сторона образования — привычка анализировать и задавать вопросы. Не слишком удобная черта для освободителя Великого Злоговара, да?
— Что-то не пойму тебя.
— Не ты один. Ладно, чем смогу, помогу тебе с языком. Но поостерегись. Ты не знаешь, кто она и на что способна. Это во-первых. Во-вторых… не думаю, что парни тебя поймут. Они могут пустить ее по кругу, и для них это не будет чем-то из ряда вон выходящим, однако…
— Достаточно, Хилый. Не дурак, пойму.
Хилый снял каску, протер лысину, вернул каску на место.
— Жарко становится. К полудню упреем. Говорят, в Южном Злоговаре в июле доходит до пятидесяти в тени. Ну что, Крот? Начнем с алфавита?..
— Не сейчас.
— Как знаешь.
Спустя два часа легкой непринужденной прогулки по непримечательной, но по-своему красивой местности на холмах появились зеленые бороды и чубы из густого кустарника. Словно кто-то специально насадил их здесь, следуя определенному плану. Крот слышал, что эльфы любят заниматься этой хитрой штуковиной — ландшафтным дизайном — и обустраивают каждый метр земли, на которой живут. Злоговар поэтому представлялся гоблину одним большим садом с дорожками, живыми изгородями, кустами, подстриженными в форме животных, фонтанами и прочей неуважаемой зелеными дребеденью. Оказалось, нет. Вне городов и деревень Злоговар был самым обыкновенным. Крот успел насмотреться на заповедную природу и пришел к выводу, что эльфы либо слишком глупы, чтобы заняться ее переделкой, либо наоборот — намеренно стараются не трогать естественную среду. В общем-то, Кроту было все равно. Просто казалось удивительным — ландшафт, простиравшийся перед его глазами, нисколько не напоминал о войне. Мирные сельские виды, почти без намека на какое-либо жилье.
Через несколько минут, правда, метрах в пятидесяти слева гоблины увидели небольшое стадо единорогов, пасущихся за оградой из длинных горизонтальных жердей. Крот насчитал одиннадцать голов. Единороги были самого разного окраса, от белого до черного с рыжими подпалинами. На гоблинов они не обращали внимания, ни одно животное даже не повернуло головы. Приставив руку к бровям, Крот различил по ту сторону небольшого пастбища ферму. Архитектура типично эльфийская. Описать ее гоблин не мог, но точно знал, что ни один зеленый не будет строить так.
«Странно, — подумал Крот, шагая позади всех, — ферму не тронули, хотя это наша территория. Во всяком случае, должна быть нашей. Семнадцатый Пехотный воюет северней, там все вверх дном, но эти эльфюги, кажется, и в ус не дуют».
Хилый шел сразу за ним, почитывая «Историю войн». Ворох и Шершень вяло перекидывались фразами, обсуждая стратегические планы командования. Любимое занятие рядовых.
Два часа ходу, десять километров позади. Взвод углубляется в пустынный район, о котором толком ничего неизвестно. На картах это всего лишь слепое пятно. Воздушная разведка не удостоила его своим вниманием, и потому гоблины двигались наугад. Если бы спросили Сказочника, то он бы сказал, что эта тишина его вконец доконала. Привыкший к грохоту и реву, к армейской суете и постоянному движению, сержант зло кусал губы.
Идущий впереди Ржавый поднял руку. Подпехи сбросили с себя дрему, подтянулись, образовав нечто вроде круга, внутри которого оказалась пленница.
Затем Сказочник сделал другой жест — остановка. Подпехи присели на одно колено и повернулись лицом наружу, готовя стволы.
— В чем дело? — спросил Крот.
Хилый пожал плечами.
Справа от них был холм, слева — склон, переходящий в ровный неправильный квадрат земли, с трех сторон ограниченный мелкими рощицами. Крот прикинул, что сторона квадрата метров сто. Вдалеке можно было различить дорогу, бегущую с востока на запад.
— Сядь ты, — проворчал Отвертка, нажимая пленнице на плечо.
Она не села — свалилась мешком. И свернулась в позе эмбриона, словно чтобы защититься от удара. Ворох выругался сквозь зубы.
«А я ведь так и не закончил письмо Маргаритке», — ни с того ни с сего подумал Крот.
Сказочник повернулся к подпехам и указал налево. Там рос густой кустарник.
— Перебежками и там залечь. Живо!
Пленницу пришлось поднять силой. Она превратилась в куклу и сделала вид, что не может стоять на ногах. Ржавый что-то угрожающе прорычал и велел Отвертке взять ее под мышку. Тот взял без труда и потрусил, пригибаясь, вслед за другими.
Крот добежал до кустов, плюхнулся на живот рядом с Хилым, выставил гвоздемет перед собой, вглядываясь в прорехи между ветвями.
— Шум двигателя, — сказал Сказочник. — Оттуда.
Подпехи пытались рассмотреть место, на которое указывал сержант. В ста шагах на север за группой деревьев с широкими уплощенными кронами находились какие-то строения.
— Джип или мотоциклы, — сказал лейтенант, доставая бинокль. Приставив его к глазам, он пару минут беззвучно шевелил губами. По его здоровенному подбородку ползала красненькая мушка.
Крот напрягал глаза, но ничего не видел и не слышал. На его вопросительный взгляд Хилый ответил гримасой. Он тоже ничего не знал.
— Деревья мешают, но там развалины эльфьей усадьбы, — сказал Сказочник, получив от лейтенанта бинокль. — Наверное, в последнее время была еще и ферма, хотя кто знает… Лучше с той стороны посмотреть.
— Ворох, Хилый, проверьте, что там! Тише воды, ниже травы!
Гоблины стащили со спин ранцы и поползли в обход кустов. Через двадцать шагов остановились, встали на ноги и потрусили, согнувшись, к следующему островку зарослей. Убедились, что до сих пор никем не замечены.
В тот момент до уха Крота донесся какой-то звук.
Шершень тоже это услышал. Эскулап поглядел на Крота. Тот кивнул.
— Голос.
— На наши не похож, — сказал Отвертка. Рядом с ним лежала, уткнув лицо в прохладную траву, Морковка. — Слишком писклявый.
— Ты слышишь? — спросил Ржавый.
— А то! Я, почитайте, в лесу родился. С младых ногтей на охоте. Да меня и брал-то сюда сержант потому, что я не только сапер, а и следопыт.
— Тьфу! — сказал лейтенант. — Чего ж ты молчал, дурень?
— Так не спрашивали.
— Что за наказанье! Ну и чего слышишь?
Отвертка повернул левое ухо в сторону строений, приставил ладонь.
— Моторы заглохли. Три голоса. Разговаривают. Один смеется. Наверное, смешное говорят…
— Наверное, — фыркнул Сказочник. — Речь-то узнаешь?
— Не-а. Не наша речь. Слышь, Морковка, твои там, кажется.
— Отставить, рядовой, — шикнул Ржавый и снова приклеился к биноклю. — Неужто на разведрейд наткнулись? Приятный сюрприз, скажу я. Так, значит… придется поработать. Оставлять в тылу таких гостей опасно.
Минуту назад Ворох и Хилый, перебежками добравшись до деревьев, скользнули в тень и исчезли.
— Пикеты не выставили, — сказал Ржавый. — Значит, никого не ждут.
Потянулись минуты. Пот стекал у Крота по физиономии, шея чесалась, сердце бешено бухало.
Он посмотрел на эльфку, которая по-прежнему лежала неподвижно.
Ворох и Хилый возвращались. Дули что есть сил, словно за ними гнался кавалерийский эскадрон Вриаля Дафинга. Гоблины взяли стволы на изготовку, готовясь прикрыть, но ничего не происходило. Подпехи доскакали до места и шмякнулись на траву.
— Куклы, — сказал Ворох. — Не меньше взвода. Это полуразрушенная ферма, там, похоже, давно никто не живет. Во дворе джип и два мотоцикла с коляской. Трое во дворе. Двое у ворот с восточной стороны. Остальные в доме. Две стены разрушены, сараи тоже, один полностью. С западной стороны все заросло. Никого не ждут, кажется.
— Кто такие, не разглядел?
— Нет. Камуфляж, без шевронов. Но морды изрисованные.
— Разведка, — сказал Сказочник. — Прикроем лавочку?
— Прикроем, — ответил Ржавый. — Молодец, Ворох. Бойцы, готовим гранаты. Слушаем сюда…
В кустах во весь голос надрывается какая-то пичуга. Ей вторят засевшие в теплой траве кузнечики; кажется, их миллионы. Крот прислушивается. Несильный порыв ветра принимается шелестеть листвой. И вот смолкает.
Зато со стороны фермы доносится смех. Даже эльфы, думает подпех, травят анекдоты. И наверняка о бабах…
Крот скользит, согнувшись, через прохладную тень. Пичужка замолкает, а потом взмывает из кустов, полоща крылышками.
Гоблин мысленно ругается. Спугнул-таки.
Теперь остается лишь стрекот кузнечиков.