Крот, не отягощенный одеждой, ринулся в сторону предполагаемого окна. Сноровка, может быть, и помогла бы ему ускользнуть, но судьба распорядилась иначе. Окна на месте не оказалось. Гоблин врезался в бревенчатую стену так, что задрожал дом, и отлетел в другой конец комнаты. Там встретился с сундуком, что закончилось для последнего плачевно. Сундук развалился в тот миг, когда дюжие братья девицы высадили дверь и заглянули внутрь.
Здесь даже у самого здравомыслящего и степенного человека поедет крыша, не говоря уже о горячих гоблинских парнях. Увидели они удивительную картину. На кровати, которая по идее должна находиться на чердаке, засыпанная мусором, пристроилась закутанная в простыню юная особа. В потолке зияла дыра. У боковой же стены восседал голый Крот, причем восседал на чем-то, что когда-то называлось сундуком, обитым железными полосами. На зеленом лбу добра молодца уже росла здоровенная шишка — результат столкновения с крепкими бревнами.
«Это что за хреновина!» — вступил в комнату первый брат, самый старший из троих. Если он стоял в сумерках без движения, неопытный глаз, пожалуй, принял бы его за средних размеров утес. В лапище брательник сжимал исполинских размеров вилы.
«Хотелось бы знать!» — сказали два других брата — утесы поменьше, вооруженные один цепом, другой гаечным ключом.
Загремели небеса и земля, дом закачался. Протиснувшись в дверь, появился сам Горошник, которого родители не обделили ни статью, ни массой, ни мускулатурой. Известный в округе чемпион по гоб-рестлингу, фермер имел славу силача и драчуна. Не всякий тролль-тяжеловес осмеливался соперничать с ним в спарринге, не говоря уже о более мелких представителях собственной зеленой расы.
«Ну и кто мне что объяснит???» — раздался титанический рык.
И увидев папашу своей возлюбленной в таком расположении духа и одержимого подобной любознательностью, Крот понял, насколько зло судьба подшутила над ним. В лучшем случае ему светят чары гименея, а в худшем…
— Стоит он передо мной, ну что твоя скала, — рассказывал Крот, размахивая руками. — Не поверите, кишки у меня со страху змеями переплелись и к горлу поползли. Думаю, хана мне, кабздец, кранты и застежечка сбоку!
Сидящие кружком гоблины поразвесили уши, а Крот, чувствуя себя в этот момент центральной фигурой сообщества, еще больше распушил перья. Заломил каску на затылок, положил ногу на ногу, сверкнул в ухмылке стальной фиксой.
Челюсти многих доблестных подпехов «Смердящего», куда Крот прибыл полчаса назад с группой новобранцев, успели отвиснуть до непозволительных пределов. От живописаний достоинств фермеровой дочки у многих с богатырских подбородков потекла слюна. Крот ощутил себя счастливым. Один умник сказал ему, что лучше всего завоевать своих корешей по подразделению — и быстро — какой-нибудь забубенной байкой. Особенно если это будет не байка, а правда. «Солдат, — добавил умник, — он любит, когда ему проедутся по ушам хорошей сказочкой».
— Наваляли тебе после этого? — спросил гоблин с замотанной головой, сидевший напротив.
— Нет, не наваляли, — подмигнул Крот. — А за что? За истинную любовь… нельзя бить!
— Не скажи, — отозвался другой, сворачивающий самокрутку грязными пальцами. — Жизнь — она такая стерва!
— Все закончилось хорошо. Насколько вообще возможно. Братцы-то хотели меня сначала вздернуть на воротах, потом посадить на кол, потом привязать к быкам, чтобы они порвали меня на две части, потом вырезать сердце — последний вариант особенно долго обсуждался… В общем, фантазии у них оказалось вагон и маленькая тележка, никогда бы не подумал.
Крот посмотрел на лица своих новоиспеченных однополчан. Не все поняли, в чем суть фразы. Видимо, многие были разочарованы, что дело не завершилось крушением черепов и выпусканием ливера.
— Ну вот, а моя любовь меня и спасла! В тяжелые минуты жизни истинные, понимаешь, чувства всегда… ну того, приходят на помощь! Заслонила она меня своим телом и сказала, что если вырезать ему сердце, то участвовать в этом будет и она…
— Ну! — восхитился один из гоблинов, чистивший свой карабин.
— В смысле, что и ей тогда вырезать надо! — пояснил Крот. — У нас любовь! Понимать надо, а не хухры-мухры!
— Эльфьи сопли! — сплюнул кто-то. — Брехня!
— Сам ты! — вякнули на него.
— Горазд ты заливать, парень! — махнул рукой гоблин со шрамами с левой стороны лица. — Все это ты насвистел!
— Я-то? — Крот полез во внутренний карман форменной куртки и вытащил на свет фотографию возлюбленной. — Смотрите, завидуйте!
Снимок пошел по рукам. Гоблины авторитетно кряхтели, присвистывали, качали головами. «М-да!» — говорил кто-то. «Недурственно, брат!» — гудел другой. «Бывает же!» — вздыхал еще один. «Круто!» — брякнул, облизываясь, самый лохматый. «Рыженькая… Зелененькая…» — пустил слюну с виду самый похабный.
Крот достал сигарету, закурил.
Изображенная на фото девица распушила длинные рыжие волосы и демонстрировала, кокетливо повернувшись вполоборота, очаровательно-зубастенькую улыбку. Платье гоблинши обтягивало непереносимо соблазнительные для солдата в походе формы.
— А как ее зовут? — спросил тот, кто чистил карабин.
— Гримма. А так — Маргаритка. Ну, хорошего понемногу, помнете! — Крот выхватил снимок возлюбленной из солдатских лап, спрятал в потайном кармане куртки.
— Красивое имя, — авторитетно заявил чистивший ногти ножом пехотинец.
— И главное — редкое, — поддакнул сосед.
Всеобщий смех.
— Невеста твоя, говоришь? — ощерился ближний сосед Крота. — Так, значит, это и было твое наказание от ее братцев? Войнушка.
— Наказание? Да я сам вызвался! Между прочим, я и сам собирался!
— Ага! Скажи еще, что в перерывах между походами к ней ты не лазил в окна к другим лапочкам! Всю округу, поди, окучивал и только в одном месте попался!
— Да как пить дать!
— На морду его гляньте — ходок, мать так-растак!..
Гоблины заржали, Крот нахмурился. Шуточки насчет Маргаритки ему и впрямь не нравились. Тем более что была здесь доля правды. После того случая воспылал вдруг он к Гримме настоящими чувствами — ну прямо как в книжках; не понять было, в чем причина — то ли кулачки ее братьев и папаши, или же в самый раз — эмблема чувств и баллада внутри сурового гоблиньего сердца… Обручение с Маргариткой прошло официально, при свидетелях; Крот даже подписку Горошнику дал — мол, обещаю жениться, кровь из носу и серу из ушей… о чем невеста даже не знала. Поэтому прекратились параллельные Кротовы походы налево, и весь мир молодца сосредоточился на Гримме. Крот не мог узнать сам себя. В одночасье из свободного, как ветер, гоблина он стал почти семейным, почти фермером. Ну это все лирика — четко понимал Крот только одно: откажись он от свадьбы, Горошник и его сыночки сделают из него начинку для компостной ямы. Патриархальные нравы в Тыквенной Пади не позволяли безнаказанно лишать девиц добродетели.
— Понятно! Сбежал на войну, чтоб не жениться! — под хохот брякнул один из гоблинов.
Крот собирался ответить, что ничего подобного не было, что это именно Горошник отправил его в Злоговар — заслуживать право жениться на его дочери деяниями настоящего мужчины, но из-под земли вырос сержант Мордоворот, перетянутый пулеметными лентами. Изо рта у него торчала спичка, лысая голова блестела от нападавших за несколько минут еще нерешительного дождя капель.
— Ну что, бойцы, отдыхаем? — прорычал Мордоворот. Куча улыбок в одно мгновение потухла, гоблины сделали вид, что каждый занят чем-нибудь жутко полезным — вроде ковыряния в носопырках.
Один Крот продолжал витать неизвестно где и лыбиться на белый свет, словно абсолютно всем в жизни доволен. Сержант Мордоворот стерпеть этого не мог. В его представлении, хорошим солдат становился лишь тогда, когда забывал напрочь такие понятия, как юмор, сатира, сарказм и обычное гоблинское счастье.
— Ты! — Палец Мордоворота уперся в Крота. — Встать!
Солдат вытянулся по всей форме.
— Новобранец? — Сержант приблизился к нему на расстояние ладони, глянул сверху вниз.
— Так точно!
— Сколько времени в доблестной и непобедимой Армии Освобождения?
— Три недели!
— Ну-ну… Прибыл с сегодняшним дерьмовым пополнением, значит?
— Так точно!
— Сам ты откуда? Имя?
— Крот. Из Долбабая в Ширебое.
— В боестолкновениях участвовал?
— Не участвовал! Только стрельбы!
Мордоворот выплюнул изжеванную с одного конца спичку Кроту в лицо, она отскочила. Гоблин моргнул.
— Ты не на вонючем курорте и не на обоссанном пикнике, чтобы байки травить, боец!
— Так точно!
— Чего?
— Это не курорт и не пикник! — выпалил Крот.
— Наша доблестная, чтоб ей, Армия развивает наступление на засратые эльфьи позиции, — рявкнул Мордоворот. — Невзирая на мощное и отчаянное сопротивление хорошо подготовленного, мать его так, противника, мы продвигаемся вперед. Что ты обо всем этом думаешь, рядовой?!
— Мы пришли сюда, чтобы освободить Злоговар! И мы освободим!
Мордоворот крякнул от удовольствия.
— Правильно мыслишь, засранец! Политически верно, чтоб тебя подкинуло да сплющило! А из этого что следует, боец?
— Не знаю!
— Как это не знаешь? Должен знать — не маленький! Из этого следует, хомячья морда, что каждый новобранец должен, не жалея живота своего и всего остального прочего, постигать военную науку, устав, приобретать и оттачивать долбаные навыки ведения пехотного наземного и подземного боя! — Мордоворот выкатил глаза, словно краб, разве что на столбиках они не покачивались. Кто-то из гоблинов тайком зубоскалил, другие пихались локтями и кивали на Крота. Сержант был известен своим искусством докапываться до всех и каждого. Не повезло зелененькому, решили ветераны.
— Не собираешься ли ты оспаривать эту истину, рядовой?
— Никак нет!
— Тогда живо, бегодралом, на всех парах до вон того сарая! Внутри найдешь сраную лопату, с которой бежишь за бугор, где твои братья по оружию роют противотанковую траншею! — заорал Мордоворот. — И живо! Настоящий гоблин должен выполнять команду в пять раз быстрее, чем любой паршивый эльф, человек или гном! Вперед!