Черная громада, занимавшая все зримое пространство, дыбилась острыми углами и напоминала огромную гору руин. Вот откуда взялась темная неровная тень из ее детства – гигантский барьер у горизонта, разделявший горы и стену замка. Облака за этим барьером были мрачными и зловещими – не сравнить с ясным утренним небом, встретившим ее на этой стороне.
Эрис поникла. Так, значит, то были вовсе не джунгли и не корабль, полный сокровищ и потерпевший крушение. А просто стена.
Где-то скрипнула дверь. Великан остановился в галерее и стал ждать. К Эрис, в залитый солнцем сад, он не вышел. Теперь, при свете утра, она смогла получше его разглядеть. Он кутался в бархатный плащ винного цвета, пряча лицо под капюшоном. В капюшоне были две прорези, из которых торчали рога, напоминавшие бычьи. Один из них сломался чуть выше основания и теперь топорщился неровным обрубком.
Великан жестом позвал ее в комнату со сводчатым высоким потолком. На каменных колоннах здесь еще виднелись остатки краски. Каждый ее шаг отдавался от стен эхом. На потолке угадывались чьи-то силуэты, но слишком высоко, с пола не разглядишь. Незажженные канделябры, покрытые пылью и паутиной, встречались чуть ли не на каждом шагу. Еще здесь стоял вытянутый дубовый стол, за которым могло уместиться человек двадцать. Больше в зале не было мебели, если не считать одинокого стула неподалеку.
Великан указал огромной рукой на стол. На нем стояли дымящиеся миски с кашей и вареными яйцами в коричневом соусе. Судя по размерам, порция предназначалась для одного человека.
– Спасибо, – сказала Эрис и села за стол.
Великан положил на дальний конец стола круглый льняной сверток.
– Тут еще припасы. Чтобы тебе было чем подкрепиться по дороге домой.
Он направился к главным дверям замка – так быстро, что его фигура мелькнула перед глазами Эрис огромным алым пятном. На этих дверях были изображены бесчисленные силуэты, изогнувшиеся в причудливых позах. Некоторые из фигур словно падали с огромной высоты. Венчала композицию статуя женщины со змеиной головой, приподнявшей одну ногу точно в танце. Пасть змеи была широко раскрыта, а из нее тянулся раздвоенный язык. Одна рука, объятая языками пламени, застыла в воздухе, казалось, еще мгновение, и она обрушится на фигуры ниже. Над женщиной была надпись, которую Эрис не смогла разобрать. А еще у нее было четыре спутника: девушка с телом скорпиона, мужчина с кабаньей головой и сотней рук, андрогин, спящий на облаке, и старик с израненными запястьями и шеей. Глаза у всех были закрыты. Наверное, это боги, заключила Эрис.
Двери снова отворились, а к горлу Эрис подкатил ком. Она едва не погибла от голода из-за своего взбалмошного нрава, и ей очень повезло, что рогатый великан ее пощадил. Вернись она домой, Констанция опять ее бросит, а Виктория, слишком занятая работой, едва ли вообще заметит ее отсутствие. В Кешгиуме ей теперь было нечего делать.
Можно, правда, сбежать в Тингар или Йоннер, вот только нынешняя вылазка едва ее не погубила, так стоило ли еще раз испытывать судьбу? Может, и впрямь стоило вернуться домой, под сестринское крылышко, туда, где городские стены будут хранить ее от опасностей? И жизнь продолжится. Потянется череда одинаковых дней и однообразных воспоминаний, да и саму Эрис никто не запомнит. Она умрет, и ее похоронят в тесной гробнице – так и закончится ее жалкое существование.
Эрис прервала трапезу и опустила ложку.
– Что-то ты не спешишь домой, – подметил великан.
– Вы мне угрожали кое-чем пострашнее смерти, – тихо напомнила девушка.
– Мне бы очень хотелось оживить этот край. Моим приказам эта земля не повинуется, а вот твоим – да. Предлагаю то же, что и накануне: останься, и я научу тебя управлять той силой, которой ты наделена, – и ты возродишь здесь жизнь. А если не хочешь, возвращайся в свой город с осознанием, что убила существо, которое было для меня священным, ела с моего стола и ничем не отплатила мне за гостеприимство.
Она не осмелилась взглянуть ему в глаза.
– Почему вы так печетесь об этом месте?
– Это мой дом. Неужели ты не поступила бы так же, если бы все кругом погибло?
Девушке вспомнились сухие пшеничные стебли, увядающие под полуденным солнцем. Вспомнилось, как болела спина, если долго собирать урожай, как колосья кололи ей руки. Вспомнилось, как сестры качали головами, ощупывая каждый стебель в поисках хоть одного зернышка, а потом бросали сухие ростки в кучу, на растопку, чтобы ночью согреться, если уж насытиться не получится.
– Что бы там ни болтали о магии в твоем городе, сама посуди: что плохого в том, чтобы вырастить розу своими руками? – продолжал великан. – Магия бывает во вред, а бывает во благо, все зависит от того, кто ею обладает. Если бы не пища, которую я для тебя наколдовал, ты бы уже погибла. Разве же вернуть жизнь краю, где царствует смерть, недостойное дело в твоих глазах?
Здесь было сложно поспорить. Магия магией, но ведь она забрала у этого великана то, что было ему дорого. Долг Виктории она не вернула, выбрав побег. Нельзя повторить этой ошибки.
Пусть боги накажут меня завтра.
Эрис поднялась со своего стула, придерживаясь за край стола, чтобы не упасть.
– Я уничтожила вашу святыню, – сказала она, – и хочу загладить вину. Обещаю, что верну сюда жизнь, чтобы искупить то, что я сделала.
– Значит, договорились. – Великан едва заметно кивнул и протянул лапу, обмотанную тканью. – Я заберу твой кинжал, если не возражаешь.
Эрис отшатнулась.
– Не понимаю, о чем вы.
– У тебя в ботинке спрятано оружие. Я счел, что невежливо забирать его сразу, и оставил на ночь, но теперь мы с тобой пришли к соглашению. Отныне ты моя гостья, я даю тебе пищу и кров, а взамен хотел бы исключить угрозу для себя. – Он выдержал паузу и смерил Эрис взглядом. – И для тебя самой.
Девушка нахмурилась.
– Я владею кинжалом. И точно не порежусь случайно.
– А я и не про случайные порезы.
Между ними повисло молчание. Раны Эрис запульсировали. Прикусив губу, она достала оружие и пробежала большим пальцем по буграм на рукояти, обмотанной змеиной кожей. Потом, прокрутив кинжал в руке, хотела было отдать его великану, но замерла на полпути.
– А когда вы его вернете?
– Когда будет выполнен наш договор. Справедливо, разве не так?
– Точно не потеряете?
– Я верю, что ты исполнишь свое обещание, так и ты поверь моему слову.
Великан не внушал Эрис доверия, но расстаться с кинжалом было куда лучше, чем вернуться в город. Она повернула нож, взялась за край лезвия и положила рукоять на ладонь хозяина замка.
Он взял кинжал – слишком уж буднично, как показалось Эрис, – и направился к дверям, сделав ей знак следовать за собой.
– Приступим к урокам сразу же, как будешь готова.
– Как твое имя? – спросила Эрис, решив перейти на «ты».
Великан остановился, явно удивленный этим вопросом.
– Мне столько их понадавали – нет желания повторять.
– Так как же мне тогда тебя звать?
– Человек… нет, пожалуй, довольно будет чудовища. Справедливое наказание за то, что я сотворил.
Расспрашивать подробнее она не стала. Сейчас было не до того.
– А я Эрис. И раз уж я тут задержусь у тебя, Чудовище, хочу сказать вот о чем: на прикроватном столике у меня в комнате лежат бараньи кости, а посуда стоит в умывальнике.
Интерлюдия. Пламя, что слепит глаза
Последний раз я охотился весной. До чего же прекрасная пора. Солнце бликами ложится на землю, листва в лесу сияет, как изумруды. Весна – время перерождения. Снега в горах тают и питают ручьи.
А вот для охоты сезон неподходящий. Звери выводят потомство, а детенышей мы не трогаем. Это легкая, медлительная добыча, но, если не дать молодняку подрасти, можно уничтожить весь вид.
И все же я присоединяюсь к отряду охотников – горстке людей, одетых в латные доспехи, однако предпочитающих стрелять издалека. Они вечно соревнуются за мое внимание – даже когда стрела пролетает мимо оленьей головы, они меня окликают, точно думают, что, если я засвидетельствую их промах, окажу им большую услугу.
Как только выдается возможность, я от них сбегаю. Мох, которым выстелена земля в лесу, заглушает мои шаги. Молодой олень лакомится молодыми побегами чертополоха, не слыша тонкого звона тетивы, натянутой мной.
Прицеливаюсь, стреляю – и треклятое острие вонзается в оленье сердце.
А я ведь не хотел, чтобы стрела его убила. Только чтобы царапнула хвост или ухо – совсем легонько, будто это он сам случайно поранился. Главная радость вовсе не в убийстве, а в том, чтобы проверить свою меткость, почувствовать, как замирает дыхание в предвкушении выстрела. Но мой магический дар распорядился иначе. В те времена я еще не умел им владеть и не понимал, на что он способен.
Спустя несколько минут олень, пошатываясь, приваливается к дереву и падает. Язык вываливается из раскрытого рта. Возношу тихую молитву Аэру: избави меня от участи умереть с языком наружу.
Белки его выпученных глаз тревожат меня своим видом. Слишком уж похожи на человеческие, хотя так быть не должно. Олени – грациозные, пугливые создания, мы же шатаемся по лесу в броне из кожи и железа и угрожающе рявкаем на зверей, которым под силу разорвать нас пополам. Оборачиваю тканью оленью голову, кладу его тело на спину своей лошади и возвращаюсь в замок.
Меньше всего я ожидал встретить в Мемориальном зале его. Кто-то из моих спутников обогнал меня и сообщил о моих планах. Шпион. Ну что за напрасная трата времени. Теперь вместо боев и охоты придется остаться здесь, чтобы избавиться от предателя.
– Ты убил оленя, – рявкает он. – За что?
Я жму плечами.
– Он сбил меня с лошади. Я решил немного позабавиться. Порисоваться. – Это неправда, но он не расспрашивает, с какой стати я решил поохотиться весной. Он давным-давно перестал о таком беспокоиться. Я в его глазах уже успел стать взбалмошным, жестоким отродьем, и едва ли можно было изменить это мнение, как бы я ни старался.