Великан горько рассмеялся.
– Я научил братьев магии, а они меня – мести. Но я как был королем, так и остался. – Он обвел жестом пустой зал. – Помоги мне, и разделишь со мной все это.
К горлу Эрис подкатил ком.
– Как…
– Став королевой.
– Нет, – сказала она, даже не успев этого осознать.
– Тебе все равно нечего делать в городе. Там скука смертная, уж я-то об этом наслушался. А здесь ты счастлива. Я предлагаю тебе сохранить то, что уже есть: тишину, свободу, замок. Уроки, которые превратят тебя в настоящую волшебницу. Достижение цели. Уж не этого ли ты искала столько времени?
– Тварь, ты ведь меня использовал, – сказала девушка. – Твоя ложь ослепила меня, затмила правду. Никакая ты не жертва. Ты сам довел до такого.
Чудовище резким движением засучило бархатный рукав.
– Это все их заслуги, – взревело оно, вскинув изуродованную руку. – Они обезобразили меня проклятием, повелели океану яриться в вечном шторме, возвели горы, чтобы я не смог сбежать. Я заперт здесь до скончания веков, и ты еще смеешь меня винить?
Даже в слабом свете от свечей виден был серовато-синий оттенок его кожи. Всю руку покрывали глубокие, вздувшиеся по краям шрамы. Девушка вскрикнула. Жуткое зрелище застало ее врасплох.
– Я ведь все для тебя делаю! – прокричал великан, и эхо его голоса сотрясло каменные колонны. – И учу всему, что знаю. Проклятие истязает меня, и после этого я еще виноват? – Он схватил канделябр обнажившейся рукой и швырнул его в стену. Удар об пол затушил пламя, и зал погрузился во тьму. – Сама посуди, хотя куда уж тебе! Живешь мгновеньем, забот не знаешь, а о последствиях своих действий даже не думаешь!
Эрис трясло от холода, а после шквала откровений, обрушившихся на нее, дыхание никак не желало восстанавливаться. По сводчатому потолку бежали тени, ветер шипел ей на ухо.
Чудовище шагнуло к ней – медленно и решительно.
– Если не хочешь помочь, я тебя заставлю.
Вспышка паники отогнала оцепенение. Эрис поднялась на ноги и кинулась в спальню – в эту каменную темную клетку с четырьмя стенами, – только времени баррикадировать вход уже не оставалось. Шум шагов великана нарастал, и вот уже его огромное тело появилось посреди коридора.
Никакого плана у Эрис не было, но она понимала одно: нужно во что бы то ни стало остановить Чудовище. Девушка упала на колени и ударила кулаками по каменному полу. И вдруг из-под них вырвалось пламя и заслонило ее огненной стеной.
Эрис отпрянула, закрываясь от слепящего огня, и стала пятиться поглубже в спальню.
Сквозь яростный рев Чудовища, сквозь ее собственные испуганнее крики огонь прошептал одно-единственное слово:
– Уничтожительница.
Интерлюдия. Слова, съевшие небо
На нашу виллу приехал юноша. Он приветствует меня, прижав кулак к сердцу.
– Я к вам с вестями, король Ананос.
Его зовут Дэмеон. Помню его имя, потому что несколько месяцев спустя мы отправим его на смерть. Он повезет бумагу с известием о начале войны, а когда доставит ее, мы атакуем стены и убьем его.
В свою защиту хочу сказать вот что: я хотел действовать быстро и решительно. Думал, мы сможем уничтожить брата на месте, убить тирана сразу, минуя долгое противостояние. А гибель парнишки… что ж, это сопутствующий ущерб.
Оказывается, эта жертва была совершенно напрасной.
Но пока что мы этого не знаем. Пока что Саулос платит Дэмеону за информацию, а мы остаемся в изгнании за Королевским морем и пользуемся гостеприимством наших восточных союзников. Я очень им благодарен, вот только они во все добавляют сахар, да и лепешек сильно не хватает.
Киваю гонцу.
– Докладывай.
– Он восходит на трон раз в четыре дня, – сообщает Дэмеон. – Недавно вот к нему обратился человек, повздоривший с соседом из-за козла. Король не стал его слушать и принял сторону соседа. А после тотчас же ушел, не удостоив вниманием остальных.
– Раз в четыре дня? – переспрашиваю и хмурюсь. – А надо бы каждый день.
– Ты же сам знаешь, чем он занят, – напоминает Саулос.
– Ничего он не найдет. Это невозможно.
Саулос встает на ноги.
– Ладно, предположим, что наш дорогой братец не сможет стать богом. Он из кожи вон лезет, пытаясь найти этот самый чудесный эликсир, а долгом правителя пренебрегает. Что дальше? Чем больше людей он бросит на произвол судьбы, тем больше недовольных обратятся за помощью к своим господам, чтобы те восстановили справедливость. А тем Аэру не указ. Они накопят могущество и соберут собственные армии, которые, хочу еще раз подчеркнуть, королю не подчиняются. А дальше – раскол. Население распадется на десятки групп, люди будут грызться за жалкие ошметки.
– Это предположение, не больше, – подмечаю я. – Разве человека можно приговорить к смерти за преступления, которые он, как мы думаем, совершит позже? Пока что его можно обвинить разве что в нелюдимости.
– А ты что предлагаешь? Ждать, пока наш народ начнет погибать, не получив помощи?
Я морщусь.
– Слово «ждать» безнадежно опорочено нашим братом и его философией безделья.
– Положим, он обретет бессмертие, – продолжает Саулос. – Но ведь он нарушил фундаментальнейший закон магии. Все, что берем у земли, нужно ей вернуть. Съев яблоко, мы растим из его остатков целый лес, который станет приютом для птиц, а те – кормом для кошек. Лишь человек обладает уникальной способностью возвращать больше, чем взял. Как знать, может, завтра наш братец сотрет нас с лица земли. Пусть называет это, как ему угодно, но на деле он уничтожает все, что мы знаем. Он станет богом и начнет жить по своим законам – не по законам Аэру, Архайи или даже Смерти, а по своим собственным, – а мы будем бессильны его остановить. Мы ведь с тобой как никто знаем его. Он не помог, когда начались бури. Он будет сидеть сложа руки, смотреть, как погибает его земля, нести всякую чушь про природу, в которой «все идет своим чередом», и жадно впитывать магию. – Саулос садится на колени и берет меня за руки. Пальцы у него в мозолях – слишком уж много читает. – Но мы-то можем все изменить. В наших силах все исправить.
Думаю о матери, которую он бросил ради бессмертия. Думаю о пожаре в Йенпире, самом южном городе в нашем краю. Тогда мальчишка, помощник гончара, не успел вовремя потушить угольки. Я хотел исцелить жертв при помощи магии, убрать ожоги, покрывшие их тела. Но он сказал – нет. Лучше погляжу, как невинные люди страдают.
Ладно, это я уже додумываю, таких слов я от него не слышал. Тогда я никак не мог понять, почему он отказался подстегнуть масштабные перемены, а вот вечную жизнь себе обеспечил.
И до сих пор не понимаю. Жаль, он нам так ничего и не объяснил.
– Больше медлить ни к чему, – говорю я. – Не станем ждать, пока все порастет быльем. С проворством молнии, что бьет в дерево, вступим в игру и одним метким ударом изменим будущее.
Вот как мы убили Дэмеона и начали войну.
До чего мы были наивны. За два года изгнания, руководствуясь лишь скупыми известиями, которые до нас долетали, мы состряпали историю о беспутном короле, который предал свой народ. Я всем сердцем поверил в его порочность, а когда мы его убили, только утвердился в этом мнении. Мне и в голову не приходило, что он и впрямь мог быть прекрасным правителем. Недаром ведь его подданные бились за своего короля целых десять лет. Наверняка на то были причины.
Ради спасения своего народа мы отправили на смерть тысячи бойцов; миллионы жителей погибли от голода и мятежей, начавшихся позже. Я обрек людей на страдания, потому что поверил в мрачное будущее, от которого только мы можем их защитить. А все из-за сущей мелочи: подумаешь, отказаться от ежедневных аудиенций. Какой пустяк! Свою отправку на войну мы сравнивали с тушением лесного пожара – надо погасить искорку, говорили мы, пока весь лес не погиб в огне.
Но он все равно сгорел. Мы погубили родной дом.
Нет, «погубили» – еще мягко сказано. Мы его уничтожили.
Понимаете? Обычно на войне погибают только люди. Земле до этого дела нет. Можно проливать кровь, сжигать дома, но Архайя будет ждать в стороне, а вместе с ним дожди и гниение, и вернутся они, лишь когда гнев ненасытной Аэру поутихнет. Развязав войну, мы устроили апокалипсис. Мы пустили в расход всё до последнего зернышка, до последнего порыва ветра, до последней капельки из ручья – и мир кругом погиб, от него совсем ничего не осталось.
Я убил родного брата собственным мечом. Дважды перерезал ему горло. И сам поранился – на руке до сих пор есть шрам. Под кожей осталась капелька крови, и как бы я ни ковырял свою плоть, убрать ее не получается.
Неужели мы выбрали лучший путь?
Неужели?
Катарсис
Глава семнадцатая
Уничтожительница.
По комнате расплылся алый жаркий туман, а следом вспыхнул огонь. Языки пламени стали сгущаться, постепенно раскаляясь добела, и наконец обрели форму двух ребятишек. Эрис узнала херувимские личики из своих снов, вот только теперь на глазах у детей были повязки, а белый огонь плясал в пустых, выжженных глазницах. Девочка потеряла руку – жаркий ветер раздувал пустой рукав. Мальчик был куда ниже, чем в снах Эрис. Она не сразу поняла, что он сидит. Оказалось, что он лишился обеих ног.
– Мы снова встретились, – сказал мальчик. Его прежний голос эхом пронесся в сознании Эрис. – Повелительница текучего пламени.
– Та, что хранит равновесие между мирной водой и бурей, – добавила девочка.
– А его все равно сжигает.
– И называет другом, – поправила брата девочка, сделав особый упор на этом слове.
Пустые глазницы мальчика уставились на Эрис.
– Любопытно. А он так совсем не думает.