ками. Нашу родственницу, — она закрыла глаза, слезы текли по щекам. — Я знала теперь, каким опасным он стал.
Я вспомнила Джуна на татами, меч был рядом с ним.
— И Сусаноо убил его.
Аматэрасу открыла глаза, что сверкали, как солнце.
— Нет, дитя. Это сделала я.
От этой мысли мне стало не по себе, сон начал таять на глазах. Я просила себя не просыпаться. Еще немного.
— Не понимаю.
— Он доверял мне, — сказала Аматэрасу. — Он любил меня. Только я могла подобраться к нему так близко. И я предала его, Кэти, чтобы спасти мир.
Я боролась, чтобы остаться во сне. Я чувствовала, как возвращаюсь в реальность.
— Вы говорили, что я предам Томо. Вы это имели в виду?
— Зеркало показывает правду, — сказала она. — Камень наносит метку. Меч всех спасает. Три сокровища Саншу но Джинги отмечают путь.
— Но Томо — не Тсукиёми, — заявила я. — Нам нужно лишь успокоить в нем чернила. Он не считает мир прогнившим. Так думает Джун, — солнце ослепляло, окрашивало зеленый бамбук в белый цвет.
— Такахаши Джуна нужно остановить, — согласилась она, отдав мне Магатаму. Гладкая поверхность камня была холодной. — Сокровища принесут ему судьбу Сусаноо. Его наследники не будут править. Как и Тсукиёми.
— Но Томо этого и не хочет. Он не такой.
— Монстр на привязи остается монстром, — сказала Аматэрасу, и голос ее подхватило эхо голосов, принесенных ветром. — Ты должна убить его, пока он не вспомнил себя. Пока не стало поздно. Пока он не ощутил голод. Предай его. Убей его.
— Нет! — закричала я голосам, свет окружил меня, и я увидела, как утреннее солнце заглядывает в окно моей спальни.
* * *
Я ясно помнила сон. Он не исчезал, хотя я была занята многими делами. Другие сны становились размытыми, воспоминания путались, но не в этот раз. Этот сон я помнила во всех подробностях.
Сузуки-сенсей на уроке писал на доске уравнение за уравнением, но я поймала себя на том, что черчу сокровища на полях тетради. Зеркало показывает правду, так она сказала. Камень ставит метку. Меч спасает всех. Саншу но Джинги отмечают путь. Если он был безнадежным, зачем Аматэрасу дала сокровища Джимму? Все это время потомки Тсукиёми как-то выживали. Конечно, у некоторых конец был печальным, но они не умирали подростками. Они не разрушили мир.
Может, зеркало, меч и камень могли как-то воздействовать. Я смотрела на свои рисунки, не зная, стоит ли их зачеркивать. Я осторожно провела пальцем по мечу, проверяя, не стал ли он острым, но чувствовала лишь гладкую холодную бумагу. Но зеркало сработало: я заглянула в него и увидела краешек своего глаза. Я занесла над зеркалом ручку, глядя, как она отражается черно-белой на бумаге. Страшно. Я заполнила зеркало чернилами, зачеркивая его.
Телефон завибрировал в сумке. Я огляделась, чтобы убедиться, что никто не услышал. Юки заметила и закатила глаза. Сузуки-сенсей все еще старательно переписывал примеры с листка на доску, рукава его рубашки были покрыты пылью желтого мела. Я вытащила телефон из сумки, он задрожал у меня в руке.
Сузуки-сенсей услышал в этот раз и обернулся. Я сунула телефон под тетрадь, молясь, чтобы он не заметил.
— Простите, сенсей, — сказал Танака, Сузуки перестал разглядывать класс, посмотрев на него. — Я жду звонок от родителей.
— Это подождет до перемены, Танака, — сказал Сузуки.
— Да, сэр, — сказал Танака. Он вытащил из сумки белый телефон, который выключил, устроив целое представление. Сузуки повернулся к доске.
Я судорожно выдохнула, а Танака обернулся и подмигнул мне. Я подмигнула в ответ, все же у меня были лучшие друзья на свете. Я напомнила себе принести ему завтра его любимые онигири из комбини.
Я подождала немного и осторожно вытащила телефон из-под тетради. Сообщение от Томо, уже не удивительно.
«Я знаю, что делать. Встретимся у ворот в обед». Томо.
Я спрятала телефон в сумке и попыталась сосредоточиться на математике. Он знал что делать? Он понял, как остановить Тсукиёми? Должен быть другой способ. Должен.
Когда прозвенел звонок на обеденный перерыв, я схватила пальто, быстро переобулась и выбежала к вратам.
Он уже ждал там, челка закрывала глаза, велосипед был прислонен к стене.
— Что нам делать? — спросила я, но он покачал головой.
— Не здесь. Едем в закусочную на станции, — он указал на место на велосипеде, и я села, обхватив его за пояс, а он сорвался с места, крутя педали.
— Потому что там шумно, и нас никто не услышит? — спросила я.
— Нет, потому что я голоден и хочу бургер.
Не удивительно.
Мы устроились в закусочной, и Томо заговорил, когда откусил огромный кусок своего бургера.
— Мне приснилось… — он вытер рот рукой. Я скривилась и передала ему салфетку, он улыбнулся. — Что, не нравятся пещерные люди?
— Говори, а не разбрасывайся едой, — сказала я, он закатил глаза. — Мне тоже снился сон.
— Со мной говорила Аматэрасу, — сказал он. — Ярче сна у меня не было. Что-то все же прояснилось.
Я удивленно смотрела на него.
— Она говорила и со мной, — я попробовала бургер с терияки и кукурузой.
— Усо, — сказал он. — Странно. Зато мы можем быть на верном пути. Она сказала, что нужны сокровища, чтобы остановить Тсукиёми.
— Что-то… похожее она сказала и мне, — отозвалась я, не зная, что еще Аматэрасу поведала Томо. Сказала ли, что я его предам? Я замешкалась. Больше никаких секретов. — Томо?
— Хмм? — он потягивал молочный коктейль.
— Аматэрасу… Она сказала мне, что я предам тебя. Но я хочу сразу сказать, что никогда этого не сделаю.
Томо был мрачным мгновение, а потом пожал плечами.
— Я знаю, — сказал он. — Во снах мне постоянно лгут.
Он принялся загибать пальцы, перечисляя то, что там услышал.
— Что выхода нет, что я убийца, демон, что есть только смерть. Как обычно, — он сделал еще глоток молочного коктейля.
— И ты не… боишься?
— Не после десяти лет такого.
Я поежилась. Десять лет таких кошмаров?
— Сны — просто сны, Кэти. Ты не живешь по их правилам. Но я верю, что Саншу но Джинги в этом замешаны. Кусанаги — легендарный меч, что может резать сны, вырезать из тел души. Это ведь нам и нужно? Вырезать Тсукиёми из моего тела.
Я сузила глаза.
— Звучит нереально, — сказала я. — Как ты вырежешь дух из тела?
— Не знаю, — сказал Томо. — Может, как в древние времена. Они ведь пускали кровь, чтобы вылечить, так? Порезать мечом и выпустить чернила. Обычный меч не сработает, но Кусанаги может. И, может, понадобится зеркало, чтобы узнать, где именно резать.
— Звучит, как сюжет манги.
Томо рассмеялся.
— Ну, у нас не очень-то много вариантов. Аматэрасу сказала найти сокровища, этим я и займусь. Когда доем, конечно, — он проглотил бургер и вытер губы салфеткой. — Сокровища в Токио. Думаю, пора отправиться в путешествие.
— Да и нет, — сказала я. — Только Магатама в Токио. Зеркало в Исэ, а меч — в Нагое.
Томо опешил.
— Так ты тоже исследовала. Хорошо, тогда начнем с Токио, а потом уже в Нагою и префектуру Миэ.
— И-и-и я уверена, что тетя с легкостью отпустит нас в поездку по Японии.
— Я поговорю с ней, — сказал Томо.
Я покачала головой так быстро, что все расплылось перед глазами.
— С чего ты взял, что это хорошая идея?
— Ладно, — сказал он. — И ты скажешь ей, что поедешь одна?
— Вряд ли она и так согласится. И как ты собираешься объяснить все отцу?
— Он не заметит, — отозвался Томо. — И поездка в Токио всего на день. Я вернусь раньше, чем он увидит, что меня нет. Серьезно.
Мысли путались.
— Томо, погоди. Мой… отец. Он в эти выходные в Токио. Он хочет, чтобы я с ним встретилась.
Томо склонил голову и откинулся на красную спинку стула. Сидение скрипнуло под ним.
— Ты хочешь встретиться с тем, кто тебя бросил? Это точно плохая идея.
— Это идеальное прикрытие для поездки.
— Кэти, не стоит встречаться с человеком, что отказался от тебя, чтобы обеспечить нам прикрытие.
Я помахала ладонью, очередной перенятый мной японский жест.
— Все не так. Я обдумала это, знаешь ли. Встречу с ним.
Томо смотрел на меня, склонив голову так, что челка закрыла правый глаз.
— Почему ты хочешь это сделать?
— У меня много вопросов, — сказала я. — О причине его ухода. Я хочу знать, Томо. И без мамы я… чувствую себя одиноко.
— У тебя есть я, — сказал он, прижав ладони к столу. Рукав его рубашки зацепился за напульсник. — И твоя тетя.
— Знаю, — сказала я. — Но все равно думаю: а что если? Почему он в Японии? Странно, да? Может, это знак свыше.
— Ага, — Томо не звучал убежденно. — Камень, птицы, да?
— Кстати, — сказала я, упоминание птиц напомнило о стуке вороны в окно прошлой ночью. — Зачем ты послал ко мне бумажную ворону?
Он склонился, в глазах отразилось смятение.
— Что?
— Нарисованную ворону, — сказала я. — Мог бы хоть сказать, что она прилетит. Я перепугалась. Я думала, она разобьет стекло.
Он застыл, испуганный.
— Постой, ты видела нарисованную ворону у окна? — я уже чувствовала сомнения, паника разрасталась жаром. Он не знал, о чем я говорила.
— Ты ее не рисовал?
Он покачал головой.
— Может, это был Такахаши?
— Зачем ему рисовать бумажную ворону?
Томо взял меня за руку и вывел из закусочной. Мы завернули за угол, но нигде не было тихого места.
— Сюда, — сказал он, указывая на деревья у станции. Это было сложно назвать укромным местом, но здесь хоть почти не было людей. Мы встали спиной к прохожим, Томо вытащил блокнот из сумки и принялся листать страницы. Острые зубы со страниц пытались впиться в его пальцы. Трясогузки хлопали крыльями по бумаге, ветер вздымал перья, они слетали со страниц на землю.
Он добрался до пустых страниц и осторожно открыл последний рисунок.
Ворона, похожая на ту, что я видела.
— Это она, — сказала я, указывая на нее пальцем, но так, чтобы быть вдалеке от острого клюва. Ворона зло клевала страницу под лапами. — И у нее тоже было три лапы.