Отец поджал губы, готовя себя к тому, что хотел рассказать.
— Почти семнадцать лет назад я впервые приехал в Японию, — сказал он. — Меня пригласили для исследований, над которыми я работал. Я был еще молодым. Совсем ребенком… черт возьми. Но они работали над раком желудка и обнаружили у пациента странный штамм бактерии.
— Странный?
Он помахал рукой и продолжил:
— Да, знаешь ли, бактерия, что взаимодействует с… — он замолчал, видя мое смятение. — Не важно, с ее опухолью было что-то не так. Я издавал статьи о долгосрочных инфекциях, и они попросили, чтобы я приехал и посмотрел. Это было глупо, да. Я не знал ничего до этого. В мире всегда остается много всего неизвестного. Но они были в отчаянии из-за пациентки, — он обхватил руками голову. — Милая девушка. Ей было всего двадцать один, она была еще слишком молодой для рака.
Я заерзала, пряча ноги под скамейку и скрещивая их в лодыжках. Мне было не по себе из-за девушки, которой даже не знала, но я не понимала, как это связано с Ками. Снова подул холодный ветер, и я потянулась в карман за перчатками. Внутри кармана было мокро из-за послания со снегом.
— Целую неделю я наблюдал за клетками, пытаясь набраться смелости, чтобы рассказать остальным онкологам о своей находке, — сказал он. — Клетки… напоминали застывшие чернила.
Я уставилась на него, сузив глаза. Томо истекал чернилами, да, но это не означало, что по его венам постоянно текут чернила, а не кровь. Ками рождались с силой оживлять рисунки. Они черпали силу своего наследства, но их кровь не была при этом черной, ничего подобного.
— Это бред.
— Знаю, — сказал он. — И ее спутник так нервничал, что я начал подозревать, что он что-то сделал с ней. Я встретился сначала с ним. И он расплакался и рассказал о Ками. Я сперва не поверил, но как еще объяснить эти странные чернила? И он показал мне. Он нарисовал собаку, и я увидел, как она бежит по странице, — он не отнимал ладонь от головы. — Я думал, что сошел с ума. Он сказал, что он — Ками, а она проглотила чернила.
Как мама. Я поежилась.
— Проглотила?
— Он нарисовал сливу, — сказал Стивен. — Он работал над своими рисунками. Но она не поняла этого. Она увидела миску с фруктами и попробовала сливу оттуда.
— Она не поняла, что слива — рисунок? — удивилась я. — Она ведь черно-белая?
Он покачал головой.
— Она не заметила. Может, было темно, может, она была отвлечена. Но она ее съела.
Но с ней должно быть все в порядке. Мама выжила. И среди последователей Джуна были те, что проглотили чернила и выжили, так ведь?
Но чернила оставались запертыми во мне. Кто знал, что они могут сделать с остальными?
— Насколько я понял, чернила боролись с ее телом. Они превратились в застывшие сгустки, заражая ее так, как еще ни один врач не видел, потому они решили, что это рак. Ее спутник умолял меня не рассказывать им, но разобраться с этим. Я должен был спасти ее жизнь, даже если у него будут потом проблемы с законом, даже если все узнают о Ками. Я пытался рассказать онкологам, но они решили, что я спятил. Они уверяли, что это рак. Я не знал, что делать. Как исцелить от атаки древней магии?
Мысль о том, что случилось с ней, встала комом в горле. Добром все это не кончилось.
— Когда она умерла, ее спутник принес мне странно упакованный подарок в благодарность. Перевязанный лентой. Фрукт из Хоккайдо, так он сказал, за то, что я сохранил секрет и пытался спасти ее. Мое сердце было разбито, но я привез фрукт с собой. Как я мог отказаться?
Питахайя. О нет.
— Мама, — сказала я. — Мама съела его.
— Да, — сказал он, и слово прозвучало с ужасающей пустотой. Я посмотрела на него, а он съежился. Слезы текли по его щекам, он вытирал их рукавом халата. — Вот так, — сказал он. — Ты понимаешь теперь, что я чувствовал.
— Но я думала, он был благодарен. Он ведь понимал, что ты пытался спасти ее.
Я замолчала, вцепившись в край скамейки.
— Хочешь сказать,… он сделал это специально? С мамой?
Отец не поднял головы, лишь вытирал слезы.
— Он не был благодарен, — прошептал он. — Он хотел мести.
Слезы застилали глаза. Я даже не пыталась их остановить. Мама была отравлена намеренно, чтобы отец прошел через то же, что и тот парень.
Голос отца прозвучал хрипло:
— Я узнал, что он сбросился с крыши неделю спустя.
Все больше смертей из-за чернил, из-за силы, которой не должно быть у людей.
«Ты выжила, — зашептал голос в голове. — И теперь ты должна завершить цикл».
Я прогнала голос. Сейчас у меня были другие заботы, а не желания глупой разрушительной силы разорвать мой мир на части.
— Мне очень жаль, — всхлипывал отец. — Я не хотел вас бросать. Я уехал, потому что не мог смириться с тем, что сделал с тобой. Я был в панике. Я был еще молод. Я знал, что лекарства нет, что я ничем не помогу. Это все из-за меня. Если бы я спас ту девушку… если бы послушался предчувствия из-за странного блеска в его глазах… — он зажал руками голову и дрожал.
Я вытащила платок из кармана и безмолвно протянула ему.
— Мама всегда говорила, что ты ушел с другой.
Он покачал головой.
— Я сказал так, когда Диана застала меня врасплох по телефону. Я хотел порвать со всем. Не мог вынести того, что наделал.
Он оставил нас из чувства вины, из-за секрета, которому мы бы не поверили. Хотя это не отменяло неправильности поступка.
— Но мы не думали об этом, отец, — я пыталась сдержать свои слезы. — Нам просто нужен был ты.
— Знаю, — он вытер глаза платком. — Теперь знаю. Если бы я мог вернуть… Я бы все сделал по-другому. Точно.
Телефон в сумочке зазвенел, и этот звук заставил меня вздрогнуть. Черт. Который час? Сообщение прислал Томо, говоря, что ждет меня на станции Отемачи возле Императорского дворца. Я написала, что скоро буду.
— Это Диана? — спросил отец, я покачала головой.
— Друг.
— Значит, у тебя все в порядке? Откуда тогда та бумажка Ками?
— Здесь все отлично, — сказала я, но он смог увидеть тревогу в моем взгляде. — С Ками все… запуталось, но скоро все разрешится. Не волнуйся, — потому я и должна была идти к Томо, чтобы прекратить все это, пока чернила не навредили еще больше.
Отец медленно кивнул.
— Держись от них подальше, — добавил он. — Я многого о них не знаю, но они точно опасны. Они уже однажды разделили нас, хоть в этом была и моя вина, но… слушай. Я знаю, что это лишь встреча, и я не хочу ничего портить, но… если ты захочешь покинуть Японию, Кейт — Кэти — ты можешь остаться с нами, знаешь?
— Я могу остаться с бабушкой и дедушкой, — сказала я.
Он вяло улыбнулся.
— Знаю. Но хотя бы на летние каникулы, — он встал и схватил меня за руки, но не крепко, я могла вырваться, если бы захотела.
Но я пока еще не хотела.
— Мы живем рядом с озером, — сказал он. — Тебе понравится. Любишь купаться и рыбачить? А походы? Мы устраиваем походы каждый год, и Элисон…
— Элисон?
Он ничего не сказал, ответ и без того был ясен.
Я высвободила ладони.
— Ты бросил нас и нашел другую?
Он покачал головой.
— Прошло почти семнадцать лет. Ты хотела, чтобы я обрек себя на жизнь, полную боли и одиночества?
Да. В какой-то степени.
— Не в том дело, — сказала я. — Ты радовался этой жизни с походами и озером, пока мы с мамой боролись за жизнь. Думаешь, за ее статьи много платили? — я поднялась на ноги и сунула руки в карманы. — Знаешь, что? Зря я сюда пришла.
— Кейт, я пытался вас отыскать. Клянусь. Но твоя мама… не хотела меня видеть. Она не отвечала на мои звонки.
Я фыркнула.
— Даже странно, почему.
— Не в том дело. Я ждал десять лет до переезда. Ты хотела, чтобы я был несчастен всю жизнь?
— Я Кэти, — заявила я. — И мне плевать на твое счастье, потому что ты про наше даже не подумал.
— Погоди, мне жаль. Я… все было неправильно. Я исправлю, хорошо?
Я дрожала, в ушах шумела кровь. Я знала, что вела себя грубо, но что с того? Кто-то должен был за нас заступиться. Но его лицо так скривилось… он словно был искренен. И я ощутила угрызения совести.
— Мне… нужно время, ладно? Не так быстро.
— Конечно, — кивнул он. — Конечно. Прости. Я не хотел устраивать тебе проблемы. Я просто хотел, чтобы ты знала, что я хочу еще одну попытку. Но решать тебе.
— Хорошо, — сказала я. — С моими условиями.
Телефон снова загудел.
— Ты куда-то спешишь? — спросил он, и я кивнула. Он вздохнул, выпрямляясь и поправляя рукой тонкие волосы. — Надеюсь, я не испортил все окончательно. Я очень рад тебя видеть. Правда.
— Хорошо, — сказала я, не зная, как еще ответить.
— Если кто-нибудь узнает о том парне и его девушке… если у тебя начнутся проблемы, я тут же куплю тебе билет в Штаты, ладно? Как только скажешь, я все сделаю. Я серьезно.
— Хорошо, — сказала я и развернулась. Я не хотела обнимать его, но могла и не увидеть больше. И эти чувства столкнулись во мне. Как правильно? Как поступить правильнее?
— Ты выросла прекрасной девушкой, — сказал он. — И остаток своей жизни я буду доказывать, что ошибся в том выборе, ясно?
— Да, — сказала я, но подумала: «Посмотрим». Он протянул руку, и этот жест выглядел таким робким, что я пожала его ладонь. Сквозь перчатку я не чувствовала его кожу, но представила, что его рука была холодной и шершавой.
— Тогда до встречи, дитя, — сказал он.
Он отпустил мою руку, и я оставила его среди увядающего парка Йойоги.
Томо ждал у входа в Отемачи, остановка оказалась у здания станции Токио из красного кирпича в европейском стиле. Я впервые видела его снаружи. Все вокруг выглядело так, слово пришло из Нью-Йорка, небоскребы из стекла и металла сверкали, дороги были переполнены машинами, отличалось лишь направление движения, знаки, написанные белыми кандзи, и висящие горизонтально светофоры.
Даже не верилось, что в нескольких кварталах отсюда стоит древний дворец.
Томо заметить было не сложно, он стоял, прислонившись к стене у входа на станцию. Он смотрел на маленький экран своего старенького телефона, пытаясь что-то разглядеть. И я отчасти понимала его стремление не тратить деньги отца, отстраниться от него.