— Прошу, — задыхался он. — Останови меня. Аматэрасу дала тебе силы остановить меня. Сделай это!
Джун ошибался, так думала я, глядя на острое лезвие Кусанаги но Тсуруги. В душе он оставался Томо. И он боролся даже сейчас, он не позволял гневу захватить его.
Он был Юу Томохиро до последнего вдоха. До последнего его вдоха я любила его, он любил меня. Я стояла перед ним, чернила окружали его бурей агонии. Он кричал, пока Тсукиёми вырывался из него, его крики напоминали вопли инугами или они, японских демонов. Я хотела зажать руками уши. Я хотела, чтобы все кончилось.
Я крепче хватила рукоять Кусанаги.
Он опустил руки, открывая грудь, чтобы я могла ударить.
— Я люблю тебя, — тихо сказала я, поднимая меч.
Он ждал, что меч пронзит его, вырежет из него жизнь, заберет надежду.
— Знаю, — задыхался от боли он.
Рука дрожала, меч был тяжелым, он помнил. Он знал метку, он знал, куда ударять.
Я подняла меч в воздух, слезы текли по щекам, я всхлипывала.
Он зажмурился, стиснув зубы от боли.
Ветер и чернила окружали нас.
«Теперь, — сказала Аматэрасу, — наберись смелости и спаси его».
Я глубоко вдохнула.
— Прости, — всхлипнула я.
Чернила ударили меня по лицу, стекая с волос и по щекам. А я выронила меч. Он со звоном упал на землю.
— Что ты творишь? — завопил Джун.
— Грин! — крикнул Ишикава.
«Подними меч, — резко прошептала Аматэрасу. — Мир расколется надвое».
— Кэти, нет! — кричал Томо. Чернильная буря окружала его, он пытался добраться до меня. — Подними Кусанаги! Прошу!
Я покачала головой, рыдая. Я не могла этого принять. Должен быть другой выход.
— Кэти! — завопил Томо. Чернила вспыхнули золотом, и Магатама на его шее разбился на раскаленные добела осколки, которые подхватил бушующий ветер, закружив. Он кричал так страшно, как я еще не слышала.
Тсукиёми разрывал его тело. Страх заполнял меня, пока я смотрела, как он кричит. Я ошиблась. Я склонилась к мечу в траве. Почему я так эгоистична и слаба? Я не могла потерять его, предать его. Я пожертвовала миром из-за эгоистичного желания.
Я едва коснулась меча, а Ишикава уже крепко схватился за рукоять. Он забрал у меня меч и с оглушительным киай побежал к Томо. По лицу его текли слезы, он был сломлен и душераздирающе кричал. И я поняла, похолодев.
Ишикава кричал от боли. Его сердце разбивалось, когда он вонзал Кусанаги в сердце Томо.
— Томо! — взвизгнула я, чернила вырывались водопадом. Томо выгнулся, чернила лились из его рта. Я оттолкнула Ишикаву и обхватила руками Томо, опуская его на землю. Я придерживала его тяжелое тело, как это было и в кошмаре. Осколки Магатамы впивались в руки, кровавые цветы распускались на порезах. Я вытерла руки о джинсы и провела пальцами по лицу Томо. Он был умиротворенным, глаза его закрылись, боль прошла. — Нет, — прошептала я. — Не оставляй меня. Так не честно.
Я слышала, как звякнул Кусанаги, упав на землю, и, обернувшись, увидела, что меч был покрыт темной кровью и чернилами. Кровью Томо. Я бросилась на Ишикаву, молотя кулаками по его груди.
— Сволочь, — вопила я. — Идиот! — он не отбивался, задыхаясь от слез, пока я била его. — Какой же из тебя лучший друг? — кричала я. Сердце разбилось, словно Магатама. Мир медленно уходил, словно я была во сне, словно все это было понарошку.
Ишикава упал на колени рядом с Томо. Он убрал медные пряди с его глаз и, склонившись, прижался губами к его лбу.
Я оттолкнула его.
— Уйди от него! — кричала я, всхлипывая. — Ты убил его!
— Я должен был, — он плакал. — Он умирал, Грин. Я не мог смотреть на его страдания.
Я рухнула, и слезы текли бесконечным потоком. Теплая рука Ишикавы обхватила меня, и я позволила ему держаться за меня, пока мы вместе плакали.
«В конце лишь смерть», — прошептал голос в моем сердце.
«В конце остается жизнь».
Мое тело согревалось гудящим жаром, пылал каждый нерв. Земля задрожала вместе с моим пульсом.
Ишикава отклонился, глаза его расширились.
— Что происходит?
Мир был словно покрыт жидким золотом, словно я видела сквозь него все, даже нити, что сплетали этот мир. Чернила были податливыми здесь. Я могла сделать с ними все, что захочу.
Я коснулась рукой груди Томо, и чернила во мне пылали, вливая тепло в него.
Аматэрасу предала Тсукиёми, потому что любила его, предательство изводило его сердце, цикл повторялся снова и снова, повторялся с Тайрой, Токугавой, пока не добрался до Томо. Но, чувствуя, как жар перетекает в Томо, я кое-что поняла.
Ишикава остановил Тсукиёми. Аматэрасу не предала его в этот раз.
«Цикл нарушен, — прошептала Аматэрасу. — Тсукиёми свободен от своего гнева».
Томо с кашлем задышал, отплевываясь чернилами.
Ишикава замер, глаза его расширились.
— Юуто, — прошептал он.
— Томо, — сказала я, сжимая его руку. Он слабо пожал мою ладонь в ответ, и я знала, что он набирает силы. Рана в его груди сверкала золотым светом.
Он закрыл глаза, стиснул зубы, забирая себе мою силу. Чернила наполняли его жизнью, а я ощутила пустоту в сердце, стульчик в углу был пустым, шепот Аматэрасу растаял на ветру.
У меня не должно было оказаться чернил, они чуть не убили меня в начале. Но в конце они дали мне нужную силу спасти все, что мне дорого.
Свет угасал, и вскоре остались лишь мы впятером на поляне, облака на небе и опускавшееся за горизонт солнце.
Снег падал, словно лепестки вишни, нежно укрывая чернильный мир белым слоем. Снег попал на ресницы Томо, на пряди его волос, и он посмотрел на небо.
Я услышала рыдания Джуна и оглянулась. Он обхватывал руками холодные пальцы Икеды, и сияние лилового цвета окружило их. В моем сердце затрепетала надежда. Икеда… она… ожила?
Она сморгнула снег с ресниц, и Джун радостно расплакался, склонившись к ней, пока лиловый свет угасал. Он тоже смог поделиться силой чернил, попасть в золотой мир и вернуть ее к жизни.
Ишикава провел рукой по белоснежным волосам, стряхивая снежинки. Снега было все больше, он накрывал Томо белым одеялом.
Он кашлял, повернув голову и крепко держась за мою руку.
— Кэти, — пробормотал он. Я издала не то сдавленный смешок, не то всхлип, сердце пылало.
— Я здесь.
— Сато.
Глаза Ишикавы вспыхнули, он стряхнул снежинки с медных волос Томо.
— Я здесь, друг. Всегда рядом.
— Ты… — Томо закашлялся.
Ишикава склонился ближе.
— Что?
— Ты… пронзил мое сердце, балбес.
Ишикава смеялся так сильно, что слезы выступили на глазах.
— Я твой лучший друг, балда, — сказал он в перерывах между придушенным смехом. — Конечно, я это сделал.
— Прости, — сказала я. — Прости, что я не смогла.
Томо покачал головой.
— Тогда я бы уже умер, — сказал он. — Ты отказалась принять нашу судьбу. Ты боролась с ней до моего последнего вдоха. Аригато.
Я склонилась и поцеловала его, снег на его губах таял.
А вокруг нас снег медленно падал, обновляя мир белым вихрем.
Снег скрипел под ногами, я шла по парку Сунпу. Замок возвышался в стороне, его изогнутая крыша была присыпана белым. Я направилась через двор к станции, проведя пальцами по большим деревянным дверям, открытым и готовым впустить посетителей.
Было сложно представить, что когда-то здесь впервые сражались Томо и Джун, что именно здесь все завертелось. Во дворе было тихо, мои шаги эхом разносились по крошечному мосту, проходящему надо рвом.
— Кэти! — я взглянула на улицу и увидела Юки с Танакой, шею ее обвивал шарф бледно-розового цвета, а самодельный красный шарф был на Танаке. — Тренировка только закончилась?
Я кивнула.
— Заннен на, — протянул Танака, опуская очки на кончик носа. — Не повезло Томо-куну. Такое у Сунтабы будет впервые на таком важном турнире.
Юки ударила его по руке, ее кружевные митенки идеально сочетались с ее шарфом.
— Шоу га най йо, — сказала она. — Ничего не поделать. Думай, о ком ты говоришь, нэ?
Его щеки порозовели.
— Прости, Кэти-чан.
— Ничего страшного, — сказала я. — Есть и другой год, — вот только Томо и Ишикавы в Сунтабе уже не будет. — Каменаши станет, наверное, следующим капитаном команды, но я тоже буду стараться.
— А мы идем в кофейню в Огуро, — сказала Юки. — Хочешь?
Я улыбнулась.
— Спасибо, но я несу Томо задания. Он все еще приходит в себя после… несчастного случая с кендо, — пришлось придумать такую отмазку.
Танака кивнул.
— Передашь ему наши лучшие пожелания? И скажи, что сенсей похвалил мою каллиграфию. Это ведь он мне помог.
— Хорошо, — улыбнулась я и помахала им.
Юки махнула с улыбкой на лице, и они ушли. Рука Юки обхватывала локоть Танаки.
Я спустилась по лестнице в туннель, что вел на станцию Шизуоки. На следующей неделе начнется декабрь, я уже почти целый год прожила в Японии. Все изменилось по сравнению с тем временем, когда мы с мамой жили в крошечном домике в Олбани. Я надеялась, что она гордилась бы мной, моими достижениями. Знаю, она была бы рада, что мы с Дианой хорошо ладим, что мы дополнили друг друга, хоть замену нашей утрате отыскать было невозможно.
Я прошла металлические врата, ведущие к поезду, когда Джун подошел к ним. Он заметил меня, когда сунул билет в щель. Он исчез внутри, врата открылись. Он склонился, светлые пряди выбились из-за его ушей.
— Кэти, — тихо сказал он, нас окружал поток прохожих.
— Джун.
Казалось, двигался весь мир, кроме нас, словно время остановилось.
Он подвинул сумку на плече, пряди челки покачивались, почти закрыв ему глаза.
— Гэнки?
Я кивнула.
— Неплохо, — сказала я. — А ты?
— Возвращаюсь от Икеды, она в больнице Кенритсу, — ответил он. — Она пришла в себя и начала есть сама.
Меня заполнило облегчение.
— Отлично. Прекрасно.
— Ага.
— Так… ты покончил с этим? — я имела в виду борьбу Ками и якудза.