— Цена слишком высока, — сказал он, крутя пальцами серебряную серьгу. — Когда я почти потерял Икеду,… ты говорила правильно. Это того не стоит. Сколько еще умерло бы в войне Ками? — он переминался с ноги на ногу, оглядываясь, словно боялся, что нас подслушают. — Может, лучше сохранить чернила в секрете подольше. За власть другие готовы убивать, а я не хочу, чтобы страдали люди, как это случилось с Икедой.
Он вздохнул.
— Не так все и изменилось после борьбы Императорских Ками и Ками-самураев. Я знаю, что чувствует Тсукиёми. Я все еще недоволен состоянием мира, но… пока что есть другие пути.
Пока что.
— И…
Джун улыбнулся.
— Я отдал часть сил Сусаноо, чтобы спасти ее, — сказал он. — Потому понадобится время, чтобы я снова стал таким же сильным, каким когда-то был.
Я прикусила губу.
— И ты хочешь эту силу?
— Все хотят силу, чтобы изменить мир, — он улыбнулся, пиная мраморный пол носком туфли. — Но потребуется время, чтобы понять, как ее использовать.
— И… что теперь?
Он склонил голову.
— Нам лучше поменьше говорить. После подозрений, что пали на нас с Юу, попадания Икеды в больницу… я не хочу, чтобы полиция взялась за кого-нибудь из нас.
— Ты ведь понимаешь, что убивал людей, — сказала я.
Он замолчал.
— Знаю. Но я не могу сразу измениться. Я пытаюсь как-то все исправить. Начал с Икеды. Она многое вынесла.
Я кивнула.
— Мне пора, — сказал он. Я подняла взгляд, а в его глазах растаял лед. Он никогда еще не выглядел таким человечным.
— Может, сначала выпьем кофе? — спросила я, понимая, что своим ответом он пытается положить всему конец.
Он опустил голову.
— Гомэн, — извинился он. Он шагнул в толпу прохожих, и я потеряла его из виду. Может, я больше с ним не поговорю. Я начала разворачиваться, но его рука появилась над толпой, он махнул на прощание, не останавливаясь, отдаляясь от меня.
Интересно, могла ли вернуться его сила? Я не думала, что можно вернуть чернила Ками, от которых отказался. Я уже не чувствовала в своих венах чернила. Мои рисунки больше не шевелились. Словно мне все это приснилось.
Я схватила велосипед Дианы, что она оставила мне под навесом стоянки, и направилась на северо-восток в Отамачи. Я двигалась по снежным улицам, шины скользили по талому снегу. Я завернула за угол и чуть не столкнулась с девушкой.
Я нажала на тормоза, меня занесло на снегу, и я опустила голову.
— Сумимасен, — извинилась я.
Девушка посмотрела на меня, глаза ее расширились, а волосы выбились из хвостика.
— Кэти?
Да ладно.
— Шиори? — мне стало неудобно. Я не знала, что сказать.
Но она тепло улыбнулась, и я увидела в ее руках ребенка, крошечное личико еще только узнавало этот мир. Она была в светло-розовом комбинезоне с медвежьими ушками на капюшоне.
— Она в порядке? — сказала я, Шиори кивнула.
— В конце недели нас отпустили. Она невероятная.
— Как ее зовут?
Шиори покачала малышку.
— Ая, — сказала она.
Я протянула руку в митенке и погладила щечку малышки.
— Ая-чан, — сказала я, ребенок заерзал в руках Шиори.
— Мы шли домой из магазина, — сказала она, показывая белый шуршащий пакет в руке.
— О, — сказала я. — А я подумала… — я замолчала, но понимала, что уже поздно, и жар поднимался по шее.
— А ты думала, что мы идем от Томо? — спросила она. Я смогла лишь кивнуть. Она задумчивым взглядом скользнула по улице, но Ая начала вырываться, и она прижала ее к себе крепче. — Маа, — тихо сказала Шиори, гладя малышку по спине. — Сейчас есть человек, которого я люблю сильнее, — она улыбнулась мне, на ее щеках появились маленькие ямочки. Я тоже улыбнулась. Шиори больше не была одна.
Я схватилась за руль, кивнула ей и поехала по улице. Шины все еще скользили по снегу, но мне нравился свежий ветерок, дующий в лицо.
Я прислонила велосипед к стене у серебряной таблички «Семья Юу» и нажала на кнопку. Врата открылись, и я прошла к двери, Томо тут же ее открыл. Его рука в гипсе висела на повязке, огибавшей шею, тело его было покрыто синяками и порезами. Его синяя пижама висела на нем, а медные волосы топорщились под странными углами, словно он только что проснулся. Лицо его еще было сонным. Он явно дремал.
Он опустил голову, чтобы почесать шею, я увидела черные корни его отросших волос. Он заметил мой взгляд и фыркнул.
— На что ты смотришь?
— А где же приветствие?
— Привет. Так на что ты смотришь?
Я улыбнулась.
— Твои волосы, — сказала я. — Черный цвет тебе идет.
Он испугался, словно я застала его отбивающим чечетку или еще что похуже. Он схватился за голову рукой, а я хихикала.
— Это мило, — сказала я, проходя в гэнкан и оставляя сумку на краю приподнятого пола, после чего принялась разуваться.
Его грудь вдруг прижалась к моей спине, он крепко меня обнял, обхватив здоровой рукой мои плечи. Запах ванили и мисо окружил меня, я вдыхала его, а волосы Томо щекотали мою шею и щеку.
— Томо, — тихо сказала я. Его руку я обхватила пальцами и закрыла глаза, растворяясь в его объятиях, он заполнял мой мир.
— Я не думал, что смогу сделать так снова, — сказал он. — Я думал, что все кончено.
Я тоже. Но я не хотела говорить об этом. Все это осталось в прошлом. Мы сразились и победили.
Томо отпустил меня и придерживал одной рукой мое пальто, пока я вытаскивала руки из рукавов. Мы прошли в его комнату, где он пригладил одеяло, покраснев.
— Ты спал? — улыбнулась я.
— Нет, — сказал он, расправляя уголки одеяла. — Я, кхм, учился.
— Угу, — я посмотрела на его стол, где на одной стороне лежала гора учебников для экзаменов, а на другой — стопка анкет. «Токийский университет искусств» — гласила надпись на верхнем листке. Сердце сжалось. — Томо.
— А?
— Ты хочешь подать заявку в Гейдай?
Он попытался сохранить невозмутимое лицо, но я услышала восторг в его голосе.
— Маа. Думаю, сначала нужно хорошо написать экзамен, а там и поглядим.
А две недели назад он даже слово «меч» не мог написать без риска. Теперь он мог свободно изучать искусство.
— А твой папа?
Томо издал смешок.
— Кое-что не меняется, — сказал он. — Но он смирится. Наверное.
Я открыла сумку и устроила домашнее задание между стопками бумаг и учебников.
— О, сэнкью, — сказал он.
— Всегда пожалуйста. Так я могу тебя видеть каждый день.
Он рассмеялся.
— Тебе не нужен повод.
— Как твоя рука? — он сломал ее, когда сила Тсукиёми чуть не разорвала его на части. Когда он взбирался по ступенькам, было видно, что он еще и ногу потянул. Из-за ран и синяков ему пришлось пропустить турнир кендо.
— Врач сказал, что написать вступительные экзамены в феврале я смогу, если буду соблюдать указания.
— А ты?
Томо криво улыбнулся.
— Томо.
— А я не люблю приказы.
Я вздохнула и опустилась на его кровать.
— Но экзамены важны, и ты это знаешь.
— Кэти, — его голос был низким и красивым. Я хотела целовать его снова и снова, ведь теперь мы были свободными. Но вместо этого я сидела рядом с ним, он передал мне милую тетрадку с картонной обложкой. На голубом фоне были маленькие панды и коричневые медведи, дополняли картину деревья сакуры и улыбающиеся онигири.
— Что это? — спросила я.
Он покраснел.
— Открой.
Я медленно перевернула обложку и удивленно открыла рот.
— Ох.
Новый альбом с рисунками, наброски были еще красивее, чем раньше. Цветы были полны оттенков серого, очерчены осторожными черными линиями и казались такими настоящими, что хотелось понюхать их. Рисунки трясогузок и оленей, бегущих лошадей и драконов в небе. Я быстро переворачивала страницы, желая увидеть больше. Красота переполняла меня, окружала меня, пока я не забыла все, кроме мягких линий карандаша, кроме особого голоса Томо, для которого ему не нужны были слова.
Так он видел мир. Это было в его сердце. Он рисовал разное, но он рисовал это сам, рисовал прекрасно и свежо.
Я перевернула страницу и замерла.
Он нарисовал меня. Мое лицо было повернуто к окну поезда, волосы выбились прядями из хвоста. Я перевернула страницу и там снова увидела себя — изгиб своей спины, свою ногу, я сидела на краю пруда, подняв голову к небу. Еще на одном рисунке я сидела за столом, подперев рукой голову, карандаш замер над страницей, пряди волос плясали на ветру их открытого окна.
Я перевернула страницу. Незаконченный рисунок меня, тянувшейся за книгой на полке, простыня была обернута вокруг моего тела, как на мраморных статуях. И она плотно прилегала к моему телу, из-за чего мои щеки запылали.
Томо нервно рассмеялся и забрал альбом.
— Этот ты не должна была видеть, — он закрыл альбом и оставил его на кровати. — Хотя я не могу еще изобразить все детали.
Я покраснела еще сильнее. Но рисунки не были опасными и сделанными на скорую руку. Они были нежными и изящными, такие могли висеть в музее. Я ощутила благодарность за то, что он мог видеть такую красоту во мне, как и я видела ее в нем.
— Они прекрасны, — сказала я. — Ты так талантлив.
Его лицо стало красным, как умебоши.
— Не очень-то.
Я толкнула его плечом, ощутив отголосок боли от заживающего синяка после встречи с кирином.
— Не скромничай. Но осторожнее с рукой, ладно? Тебе ведь нужны вступительные экзамены для школы искусств.
— Знаю, — мы сидели минуту. Я не могла перестать думать о рисунке. Я хотела целовать его. — Как тренировка кендо? — спросил он, вопрос заставил меня вздрогнуть.
— Хорошо, — сказала я.
— Уже успела избить Сатоши? — усмехнулся он.
— Там не было Сатоши.
Томо откинул голову.
— Ах. Вот он как.
— Что?
— Он говорил, что запишется на дополнительные курсы, — сказал Томо. — Чтобы сдать экзамены.
Я раскрыла рот.
— Правда?
Томо кивнул.