Лютер встал, пропуская их, и, когда снова сел, расположился ближе ко мне.
– Знаешь что?
– Удиви меня, – пошутила я, возможно под действием пива.
– Я думал, вы вместе, – сказал он мне. – Ты и Лиам.
– Что? Нет конечно! – воскликнула я. – Лиам – мой двоюродный брат, мой лучший друг.
– Разве это не сеньорита Блейз? И почему все вокруг называют ее сеньоритой?
– Она моя лучшая подруга. Это не одно и то же.
– Действительно, – с улыбкой согласился Лютер. – Полагаю, я тоже не знаю тебя так хорошо, как думал.
– Ну, принять моего кузена за моего парня – это не то же самое, что не знать о твоем пятнадцатилетнем браке, но я тебя понимаю.
Я хотела отпить пива, но оно уже было теплым, поэтому я поставила его обратно на стол.
– Позволь угостить тебя кое-чем другим? – предложил Лютер.
– Давай.
Лютер встал и вскоре вернулся с двумя большими кружками.
– Что это такое? – спросила я, беря одну из них.
– Секретное сочетание, – загадочно ответил он. – Все северное, разумеется.
– Разумеется, – повторила я, пребывая в хорошем настроении.
Я сделала глоток коктейля и ощутила терпкий вкус смеси.
– М-м-м… Замечательно.
Лютер улыбнулся.
– Оно очень мягкое, – сказал он. – Я заметил, что ты почти не пила, и не был уверен, из-за пива ли это или просто ты не хочешь слишком напиваться.
– Я люблю пиво, каким бы плохим оно ни было. Это дар. Но я видела, как пьют Итан и Ной, пытаясь произвести впечатление на Мактавиша, поэтому кто-то должен остаться на своих двоих.
Лютер кивнул, улыбаясь.
– В следующий раз будет их очередь, – добавил он через мгновение, пытаясь заполнить тишину.
Я посмотрела на Мактавиша, чувствуя на себе пристальный взгляд Лютера, и сделала очередной глоток напитка, чтобы не ляпнуть что-нибудь по поводу вчерашней ночи.
– Ты часто бываешь в Нирване? – спросил меня Лютер.
– Достаточно. Каждое лето езжу туда со своей семьей, а в последние годы изредка наведываюсь.
– И тебе нравится?
– Это немного странное чувство. Я люблю ездить туда, люблю проводить время с бабушкой и дедушкой и жить несколько дней как они, – призналась я. – Но… есть вещи, которые я не выношу. В доме нельзя говорить о политике, и они продолжают обращаться со мной как с ребенком – возможно, потому, что не видели моего детства, не знаю. Кроме того, я всегда стараюсь одеваться как можно более по-северному, и даже в этом случае, пока я там, бабушка покупает мне одежду, зная, что потом я не буду ее носить.
Лютер на мгновение посмотрел на мою рубашку. Его рубашку. Однако ничего не сказал, а я продолжала говорить, воодушевленная алкоголем и тем, как он меня слушает – так, словно запоминает каждое мое слово.
– Иногда они пользуются тем, что спонсируют мое пребывание во дворце. Они очень настаивали, когда я сказала, что хотела бы продолжить обучение здесь, говорили, что будут рады что-то сделать для меня, что я их единственная внучка и все такое. Даже… – я сглотнула слюну; мне нужно было кому-то выговориться, – предложили мне вернуть фамилию. Родители не знают об этом. Никто не знает.
Последние слова я произнесла едва ли не шепотом, но Лютер, наклонившись ко мне, без проблем меня услышал.
– Они думают, что их род может прерваться на твоей тете, верно?
Я кивнула.
– И ты бы это сделала?
– Я не могла так поступить с мамой. Мы Данны. И есть фамилии, семейные реликвии, которые заслуживают того, чтобы их сохранили. Но… я знаю, что произошло с моей матерью. И не могу не думать, что, если буду говорить много того, чего они не хотят слышать, возможно, однажды они устанут и лишат наследства и меня тоже. Я не считаю, что… Я не считаю, что фамилия Тибо заслуживает сохранения, но я же не могу сказать им об этом. Я пообещала им подумать через несколько лет.
Лютер долго смотрел на меня, и я засомневалась, не забыл ли и он, кто я есть на самом деле. Внезапно сквозь дымку алкоголя я кое-что осознала.
– Дело не в деньгах, – быстро добавила я. – Меня они не волнуют. Дело в том… что я не хочу ссориться. Просто не хочу их потерять.
Лютер кивнул.
– Я тебя понимаю. Это сложная дилемма. Трудно молчать о своих идеях, своих убеждениях, – тихо сказал он. – Но иногда это необходимо. И иногда оно того стоит.
– А что думаешь ты? – И тут я задала ему вопрос, который уже несколько дней горел у меня на губах: – Почему ты вернулся во дворец спустя столько лет?
Он грустно улыбнулся:
– Я не хочу тебе лгать. Ни сегодня, ни в другой день.
Я улыбнулась.
– Но и правду ты не хочешь мне говорить, – сказала я.
– Не сегодня.
Мы молча смотрели друг на друга. В Агуадеро было так мало света, что зрачки почти поглотили голубизну его глаз. Но не полностью.
– Скажу лишь, что вернулся не по своей воле, – добавил он спустя мгновение. – Однако у меня есть свои причины оставаться здесь.
– Какие, например?
Лютер немного отстранился и отпил из своей кружки.
– Джеймс предложил то же, что и ты. Чтобы я давал уроки большему количеству людей. И я думаю над этим.
– Ты серьезно? Мне кажется, это здорово.
– Ты так думаешь?
– Я уверена, что многие хотели бы заниматься под твоим руководством. Сара, например. Она использует магию для игры на пианино, я заметила на днях.
– Ты начала замечать магию, правда?
– Это странно. Иногда я наблюдаю за чем-то и даже не осознаю, что вижу магию, а в других случаях, как бы я ни старалась сосредоточиться на чем-то другом, я не могу ее не замечать.
– И ты снова практиковалась самостоятельно?
Я невольно посерьезнела, вспомнив неудачную попытку с растением и недавний инцидент с лошадью.
– Нет, – коротко ответила я.
Лютер, казалось, меня понял, потому что мягко улыбнулся.
– Когда я говорю тебе, что ты молодец, это не просто так. Твой уровень намного выше обычного, а это сложная дисциплина.
– Я знаю. Но на занятиях все кажется таким простым, что потом…
– Дай мне руку.
Я протянула ему правую руку, и он взял ее, повернув ладонью вверх. Инстинктивно я создала магический шар, и Лютер улыбнулся.
– Сейчас мы не на занятиях.
– Я немного пьяна, – излишне честно призналась я. – Поэтому все течет лучше.
Лютер нахмурился и протянул другую руку к шару. Он осторожно коснулся его пальцем, заставив вращаться. Я подняла левую руку и, остановив шар, развернула его в противоположном направлении. Лютер расправил ладони, расширяя его. Я прикоснулась к сфере, чувствуя, как она продолжает кружиться под моими пальцами.
Громкий хлопок рядом испугал нас, и мы вздрогнули. Ребята вернулись к столу с новыми кружками пива. Мы с Лютером освободили им место, и Саре удалось сесть между Итаном и Ноем.
– Айлин Данн пьет с Лютером Муром, – пробормотал Ной.
Он хотел сказать что-то еще, но забыл и так и застыл, держа руку в воздухе.
– Еще более странно видеть Лютера Мура в Агуадеро, – сказала я, – без галстука и всего такого… – Я показала на него руками, пытаясь подобрать слово. – Нормального, – выговорила я наконец.
Мактавиш рассмеялся и отсалютовал мне бокалом.
– Не так уж и странно, – возразил Лютер. – Я даже не в первый раз прихожу сюда с тех пор, как вернулся во дворец.
– Ну, если бы сама не увидела, ни за что бы не поверила.
– Ты говоришь так, будто сама ходишь везде и всюду, – запротестовал Итан, расслабленный благодаря алкоголю. – На балах при дворе ты не появлялась целую вечность.
– С моего последнего дня рождения, – добавила Сара.
– Ты бывала на придворных балах? Ты? – пошутил Лютер, преувеличивая свое недоверие. – Видимо, они не были торжественными.
– Не так уж давно, – возразила я, – как минимум из-за Сары. И это не одно и то же.
Лютер пожал плечами, откидываясь на спинку скамьи:
– Ничего страшного, не все обладают моей способностью к адаптации.
– Я такая, какая есть, – сказала я, прекращая дискуссию.
Спустя некоторое время заиграла медленная песня, и Мактавиш принялся подпевать, как только услышал первые ноты. Я подумала, что он собирается пригласить Сару на танец, но Лютер вдруг рассмеялся.
– Это наша песня, – сказал он.
Мактавиш улыбнулся, протягивая Лютеру руку, тот снова хохотнул и проговорил:
– За старые добрые времена.
Лютер встал и взял Мактавиша за руку, позволяя тому увлечь его на танцпол. Лютер, который был значительно выше своего друга, обнял его за талию, а тот прижался щекой к его плечу.
– Я даже не хочу представлять, сколько символов коля стер Мактавиш, – прокомментировал Ной, глядя на них.
Я почувствовала, что краснею, и уставилась в свою кружку. Я также ощущала неловкость Клавдии и Лиама, а Итан, похоже, был сбит с толку.
– О чем ты говоришь?
Ной моргнул, словно осознав, что произнес это вслух. К счастью, Сара избавила его от необходимости объясняться:
– Это очень древний южный обычай. Некоторые люди рисуют колем символы на теле, когда впервые собираются с кем-то переспать. Айлин?
Я подняла голову, вздрогнув.
– Сходишь со мной за еще одним бокалом вина?
– Конечно, – ответила я, рывком поднимаясь на ноги.
Пару часов спустя, когда стало ясно, что ребята окажутся в лечебнице, если продолжат пить, как Мактавиш, мы решили, что пора идти домой. Парни были настолько пьяны, что не стали даже пытаться сесть на лошадей, поэтому мы помогли им расположиться в карете рядом с Клавдией.
– Сара, ты предпочитаешь сидеть на подножке или втиснешься в карету?
– Ни в коем случае, – вмешался Мактавиш. – Мы возьмем сеньориту Блейз к себе.
Сара колебалась. Она ненавидела ездить на подножке, но и тесниться впятером в экипаже тоже было не лучшим вариантом. Кроме того, ей явно не хотелось оставаться наедине с Лютером и Мактавишем.
– Айлин, почему бы тебе тоже не поехать с нами? – предложил Лютер.
– Да, конечно.
Я посадила Лиама управлять поводьями и дождалась прибытия кареты Лютера и Мактавиша. Ею управлял кучер – парень из Социального подкомитета, чьего имени я не помнила.