Мактавиш плюхнулся в кресло и закинул ноги на стол. Я подошла и села на край дивана.
– Она прячется все глубже, – продолжал он. – И с каждым разом приходится все упорнее ее искать.
Он крепко обхватил себя руками, почувствовав холод.
– Что ты сделал? – спросила я шепотом.
– Ничего такого, чего не делал раньше, хотя мне следовало бы выпить побольше.
Сара фыркнула, облокотившись на каминную полку и скрестив руки.
– Она тоже знает правду? – спросил он меня, с отяжелевшими от алкоголя веками.
Я молча кивнула.
– И давно?
– С Луана.
– А… а я уж думал всему виной Лютер.
Я придвинулась к нему.
– Я не хочу, чтобы ты говорил ему об этом, – сказала я, кладя руку на его ледяное колено.
– Почему? – спросил он сердито.
– Потому что он может расценить это как хороший знак.
Мактавиш хотел было возразить, но в последний момент сжал губы и нахмурился. На самом деле он тоже опасался, что Лютер смотрит на вещи не так, как мы. И это он, Мактавиш, который так хорошо его знал. Я крепко сжала кулон, и его взгляд упал на него.
– Катастрофа, – пробормотал он. – Так много секретов… Почему у всех так много секретов?
– Потому что правда опасна. Я тебе говорила.
Мактавиш оторвал взгляд от кулона и посмотрел мне в глаза:
– Твой отец. Твой отец тоже ее знал.
Мой взор затуманился, как это часто случалось в последние дни.
– И они заставили его замолчать, – продолжал он, глаза его заблестели.
Мактавиш наклонился ко мне и вытер мои слезы большим пальцем, не обращая внимания на собственные, что катились по его щекам.
– Что нам делать?
– Ничего, – ответила я, наблюдая, как темная магия, которую он использовал, истощает последние крупицы его сил. – Прямо сейчас мы бессильны.
Я встала, чтобы подбросить дров в камин, и помогла Мактавишу пересесть поближе к огню. Фыркнув еще раз, Сара удалилась в свою спальню и вернулась с миской холодной воды.
– Я позабочусь о нем, – сказала она, опускаясь на колени рядом.
– Ты уверена? – спросила я.
– Да. Тебе нужно отдохнуть.
Мактавиш протянул мне руку, и я на мгновение сжала ее в своих ладонях.
– Доброй ночи.
Неделю спустя моя мама приехала за мной в Роуэн. Мы планировали отправиться в Нирвану, чтобы провести несколько дней с бабушкой и дедушкой вдали от дома, где отсутствие отца становилось невыносимым.
Бабушка и дедушка предлагали нам одно развлечение за другим. Мы готовили традиционные сладости Олмоса, играли в карты и обежали все магазины в Нирване. Мама настояла на том, чтобы сшить мне новую синюю юбку, а дедушка показал, как сплести ремешок, чтобы потом ее подпоясать.
Кроме того, мы катались на лошадях, которых так любила мама. Однажды днем мы вдвоем отправились к искусственному озеру, в котором часто купались летом; теперь его покрывали снег и иней. Воспользовавшись остановкой, я решила причесать свою лошадь.
– Я хочу, чтобы ты отвезла ее в Роуэн, – сказала мама.
– Зачем? Сейчас зима, и я не буду выезжать на конные прогулки.
– Я хочу, чтобы она находилась там с тобой – на случай, если что-нибудь произойдет. Чтобы ты не зависела ни от поезда, ни от конюшен.
– Ничего не произойдет, мама.
– На всякий случай.
Я решила больше не спорить и ограничилась кивком.
– И если что-нибудь произойдет, – продолжила она через мгновение, – я хочу, чтобы ты поехала в Нирвану, к бабушке и дедушке.
– Вот уж нет, – возразила я. – Если что-нибудь произойдет, я поеду к тебе в Олмос.
– Я не останусь в Олмосе.
Я прекратила расчесывать лошадь и повернулась к ней:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Завтра я уезжаю.
– И куда?
– Я не могу тебе этого сказать.
Я хотела возразить, но она опередила меня:
– Я знаю, что произошло с твоим отцом. Он рассказал мне все, когда вернулся из дворца.
Мое сердце подпрыгнуло. Мать подошла и положила руку на шею моей лошади, избегая смотреть мне в глаза.
– Я понимаю, почему ты ничего не хотела мне говорить, но именно я должна защищать тебя, а не наоборот.
– И что ты собираешься делать? – спросила я с недоверием.
– Расследовать. Выяснить, кто в этом замешан. Искать доказательства. Я все еще Тибо, и у меня есть друзья по обе стороны реки.
– Папа был мэром, и посмотри, что случилось, – сказала я, и глаза снова наполнились слезами.
Мама наконец повернулась ко мне:
– Айлин, со мной ничего не случится.
– Ты не знаешь этого. Ты не можешь так поступить, не сейчас, – снова запротестовала я.
– Чего я не могу, так это притворяться, будто ничего не произошло. Я не могу допустить, чтобы твой отец погиб напрасно.
Ее слова окончательно что-то сломали во мне, и я разрыдалась. Вздохнув, мама крепко обняла меня:
– Все хорошо, Айлин. Вот увидишь, все разрешится.
– Нет, не все, – ответила я сквозь всхлипывания. – Теперь уже нет.
Стоило мне подумать, что худшее позади и боль постепенно стихает, меня снова душили слезы, как в день Зимнего солнцестояния.
В последний день пребывания в Нирване моя бабушка, улучив момент, когда мы остались одни в гостиной, достала из кармана конверт и тайком вручила мне. На нем значилось мое имя.
– Что это, бабушка?
– Письмо для тебя, но я не хочу, чтобы его видела твоя мама.
Я недоуменно нахмурилась:
– Почему? И от кого?
– От твоей тети Андреа.
Я несколько раз открыла и закрыла рот, не зная, что сказать.
– Это твоя тетя, нет ничего предосудительного в том, что она тебе пишет, но… Ты же знаешь свою маму, при ней нельзя ничего говорить. Ответь ей, если хочешь, и отдай мне, чтобы я отправила твое письмо вместе с нашим. Если повезет и скоро все уладится, тебе не придется восстанавливать семейную фамилию.
И прежде, чем я успела отреагировать, она вышла из гостиной. Я давно не говорила с ними о смене фамилии. Неужели они действительно надеялись, что моя тетя вернется в Оветту?
Внезапно почувствовав озноб, я снова села у камина. Дрожащими руками я вскрыла конверт.
Положив письмо в карман, я тут же отправилась искать маму. Она оказалась в своей комнате и собирала чемодан. Мама молча прочитала письмо и отреагировала спокойнее, чем я ожидала:
– Ответь ей.
Я посмотрел на нее с недоумением:
– Зачем?
Мама вздохнула и села на кровать.
– Я не думаю… что произошедшее с твоим отцом – дело рук Микке. Полагаю, это был кто-то, кто действовал самостоятельно, не дожидаясь приказа.
Я нахмурилась и села рядом с ней.
– Ты думаешь, Андреа не допустила бы этого, если бы знала?
На мгновение мама закрыла глаза, как будто вопрос причинил ей физическую боль.
– Не знаю, Айлин. Но она не написала бы тебе это письмо, если бы все было так. Моя сестра способна на многое, но она не лицемерка.
– Но все равно это их вина. Почему ты хочешь, чтобы я ей написала?
– Потому что так надо.
Ей не нужно было ничего объяснять. После Фестиваля урожая она говорила мне, как сильно волнуется, а я подумала, что она преувеличивает. Я не стала возражать ей теперь, после всего, что случилось.
На следующий день мне удалось не заплакать, когда мы прощались с бабушкой и дедушкой и даже когда мы с мамой расстались на перекрестке по пути в Луан. Она направилась на запад, а я продолжила ехать на юг, в сторону Роуэна.
Когда стемнело, я остановилась в трактире, чтобы перекусить и погреться у камина, а заодно решить, продолжать ли путь до утра или переночевать здесь.
Оставив лошадь в конюшне и стянув перчатки, я вошла в теплое помещение, которое представляло собой огромную, наполовину пустую комнату. Снимая пальто, я заметила, что на меня враждебно смотрит группа из пяти северян. На мне, как всегда, была южная одежда в северных тонах и серебряная брошь в форме дерева на свитере.
Я заказала глинтвейн и села у камина, чувствуя себя неловко. Северяне не переставали меня разглядывать, обсуждая мой наряд и нападения Дайанды так громко, что их слышал каждый. Я старалась как можно быстрее допить вино, но не успела – ко мне подошла разгоряченная алкоголем женщина. Она была высокой, со светло-соломенными волосами и говорила с сильным акцентом.
– Ты во что вырядилась? – спросила она меня.
Я проигнорировала ее слова, крепко сжимая в руке свой стакан.
– Ты что, не наша?
Я нахмурилась, посмотрев на нее краем глаза, но ничего не сказала. Незнакомка потянулась к моей броши, но я остановила ее ударом по руке.
– Что ты делаешь? – возмущенно выпалила я.
Трактирщик вышел из-за стойки и подошел к моему столику.
– Оставь девушку в покое, – сказал он незнакомке.
Воспользовавшись моментом, я расплатилась за вино и покинула помещение. Лучше уж провести ночь в дороге, чем терпеть этих людей еще хоть минуту.
Однако у них, вероятно, были другие планы. Полчаса спустя, несмотря на то что моя лошадь ускорила шаг, я услышала позади стук копыт. Я колебалась: сойти с дороги и рискнуть заблудиться или продолжать ехать, надеясь, что, если не обращать на них внимания, они отстанут.
В конце концов, мне хотелось верить, что ничего не случится, но я не знала, что этим утром на Севере произошло новое нападение.
– Ты так быстро ушла! – крикнула мне светловолосая женщина, приближаясь. – Мы так и не закончили нашу беседу.
Я вонзила шпоры в бока лошади, но рыжеволосый мужчина лет сорока схватил поводья, и я увидела под его плащом кинжал. Это были наемники.
– Чего вы хотите? – спросила я наконец, стараясь скрыть свой испуг.
– Ну, вернуть Микке в правительство и избавиться от этого труса Лоудена, например, – ответил один из них.
– Хотя для начала было бы неплохо, если такие девчушки, как ты, перестанут расхаживать со всякими побрякушками на одежде, считая себя лучше других.
Один из мужчин потянул меня за пальто, оторвав пуговицу. Другой махнул рукой, и брошь упала на землю, теряясь в ночной темноте.