– Я вас не боюсь, – солгала я.
– А должна, потому что из-за таких, как ты, Дайанда убивает наших и мы даже не можем защититься.
– Постоять за себя может каждый, – возразила я. – Для этого незачем загрязнять магию.
Но прежде, чем я успела пожалеть о своих словах, один из них, которого я едва различала в темноте, произнес заклинание, сбившее мою лошадь. Животное пошатнулось, сбросив меня на землю. Упав на правый локоть, я почувствовала резкую боль, пронзившую руку, словно удар хлыста.
– Вот уж кто действительно грязный, так это вы, – сказала женщина, плюнув в мою сторону. – Даже магией не способны себя в порядок привести.
Другой северянин, воодушевленный поведением своей спутницы, подошел и тоже плюнул в меня.
– Целыми днями пашете в поле, как скот, – продолжил другой. – И вы еще смеете судить о том, как мы распоряжаемся нашей магией.
Я хотела подняться, но один из северян, сидевший на лошади, пнул меня, и я снова повалилась на землю, ударившись головой.
Борясь с подступающей тошнотой и головокружением, я пыталась сосредоточиться и создать защитный щит. Что там говорил Джеймс? Что мне нужно сделать в первую очередь?.. Мне нужно сконцентрироваться. Представить его. Блондинка слезла с лошади и подошла ко мне.
– Вы же так не любите пачкать руки? – спросила она меня и с силой наступила на мою ногу, вдавливая ее в гравий.
Все еще дезориентированная ударом по голове, я застонала.
– Тогда я помогу тебе их испачкать.
Отведя ногу в сторону, она присела рядом со мной на корточки и вонзила свои ногти, наполненные темной магией, в мою израненную кожу.
Я помню боль той ночи. Помню свою порванную плоть, кровь на снегу, поломанные кости. Но больше всего мне запомнилось, насколько грязной была ее темная магия. Я чувствовала, как иссякает моя собственная сила, истощенная еще до того, как я попыталась залечить свои раны. Она перестала защищать мое тело, словно не считая его достойным. Я чувствовала, как их заклинания обжигают меня, пронзают холодом, раздирают на части… Под конец я ощутила электрический удар в бок, распространившийся по спине, обжигающий, срывающий с меня кожу.
А дальше – пустота.
11
В последующие дни я несколько раз впадала в беспамятство и выныривала из него. Нет, я не приходила в сознание полностью, хотя иногда ощущала боль или слышала собственные крики.
Я не могла проснуться еще четыре дня, и, когда мне это удалось, первое, что я почувствовала, – бесконечный обволакивающий покой и руку, сжимающую мою. Мне не нужно было открывать глаза, чтобы понять: это Лютер. И я снова провалилась в сон, погрузившись в кромешную тьму, которая наконец позволила мне отдохнуть.
В следующий раз, когда я очнулась, Ностра смачивал мое лицо холодной водой. Мне с трудом удалось открыть глаза и сфокусировать взгляд на комнате. Я хотела спросить, где нахожусь, потому что это был не лазарет Роуэна, но у меня не получалось выдавить ни слова из пересохшего горла.
– Ш-ш-ш, не пытайся говорить, – сказал мне Ностра, и его грудной голос эхом разнесся по комнате. – Тебе нужно выпить эти зелья, после чего ты снова сможешь уснуть.
Но я не хотела спать. Я хотела знать, что случилось, где я нахожусь и, прежде всего, почему рядом нет Лютера, который до этого держал меня за руку. Ностра, должно быть, видел, как я сжимаю и разжимаю ладонь, потому что поймал ее, поднося к моим губам стакан. Затем все снова погрузилось во тьму.
Когда я снова открыла глаза, Лютер оказался рядом. Он сидел в кресле. Стояла ночь, и лунный свет освещал его обеспокоенное лицо. Казалось, он спал, но его брови были нахмурены, и он крепко сжимал мою руку. Я несколько раз сглотнула слюну и, сжав его руку в ответ, позвала его прерывающимся голосом. Очнувшись ото сна, он отпустил меня.
– Айлин.
Мои глаза наполнились слезами, когда я услышала его голос, такой же надломленный, как и мой.
– Айлин, – повторил он, – ты жива.
Он говорил так, будто все еще не верил в это, несмотря на то что все эти дни провел рядом со мной, прислушиваясь к моему дыханию. Я видела темные круги под его глазами, тень щетины на щеках и помятую одежду.
– Где я?
– Недалеко от Роуэна, в доме целителя. Ностра приехал, чтобы заботиться о тебе.
– Я помню.
– Ностру?
– Все.
Лютер снова нахмурился, а я подняла свою перевязанную руку и, положив два пальца ему на лоб, слегка надавила. Он снова взял мою руку и поднес ее к губам.
– Не думай об этом сейчас, – сказал он. – Придет время, когда тебе полегчает. Тебе нужно отдохнуть.
– Я не хочу спать, – запротестовала я. – Мне надоело находиться во сне.
– Ладно.
– Поговори со мной.
– О чем ты хочешь поговорить?
Я попыталась пожать плечами, но боль в правом боку мне помешала.
– Расскажи мне об Агате.
Он посмотрел на меня удивленно, и я вдруг вспомнила, с какой болью в голосе он говорил со своим отцом.
– Нет, прости. Расскажи о чем-нибудь счастливом.
Лютер улыбнулся, он все еще держал мою руку в своей, прижимая ее к щеке.
– Это и есть счастливое. Агата по крайней мере счастлива. Она уже давно любила другого человека и не знала, как сказать мне об этом. Она думала, что возвращение ко двору и нынешняя ситуация смягчат удар по моей репутации. И она была права. Теперь Агата вышла замуж.
– Мне жаль.
Лютер снова нахмурился, а я боролась с желанием вновь прикоснуться к нему.
– Почему? Я же говорил тебе, что мы не любили друг друга.
– Я знаю, что ты приезжал в школу Луана, и слышала, как ты разговаривал со своим отцом. Было не похоже, что ты ее не любил.
Осторожно, не отпуская меня, он положил мою руку на кровать. Прядь светлых волос упала ему на глаза, когда он наклонился ко мне.
– Дело было не в ней, а во мне. Я завидовал ее счастью. Тому, что она встретила любовь после стольких лет.
Я слушала его слова и пыталась найти в них смысл. Мысли путались в моей голове.
– Как ты думаешь, Мактавиш влюблен в Сару?
Лютер несколько раз моргнул, возможно сбитый с толку поворотом беседы.
– Не думаю, что Джеймс знает, что значит любить. По-настоящему, во всяком случае.
– Оно и к лучшему. Сара тоже. Она думает, что знает, но на самом деле не имеет ни малейшего представления. Не хочу, чтобы они страдали.
– Им не обязательно влюбляться, чтобы причинить друг другу боль.
Я тяжело вздохнула. Лютер опустил голову на мои руки, и вскоре мы оба заснули, не разжимая пальцев.
Проснулась я уже днем, когда в дверь постучал Ностра, собираясь войти с подносом, полным маленьких баночек разных цветов и форм. Лютер встрепенулся, но меня не отпустил.
– Айлин, вижу, ты проснулась.
Я медленно моргнула и выпустила ладонь Лютера, чтобы убрать волосы с его лица. Мои руки, казалось, двигались в каком-то своем темпе, не вполне подчиняясь моей воле.
– Прошу извинить нас, сеньор Мур, – сказал Ностра, ставя поднос у моей кровати.
Лютер скрестил руки на груди, сурово посмотрев на него, и целитель на мгновение заколебался. Я задалась вопросом, чем вызвано это напряжение между ними.
– Мне нужно осмотреть сеньориту Данн, – добавил он.
Лютеру потребовалось несколько секунд, чтобы подняться на ноги.
– Я побуду снаружи, – сказал он, снимая куртку со спинки кресла.
Когда Лютер вышел, закрыв за собой дверь, Ностра повернулся ко мне:
– Извини. Никак не мог от него избавиться.
Я несколько раз сглотнула, прежде чем ответила:
– Ничего страшного. Я хочу, чтобы он был здесь.
Ностра долго смотрел на меня:
– Ты помнишь, что произошло?
Я кивнула.
– Что ж, это хорошо. У тебя сотрясение мозга, и я боялся, что оно могло на тебя повлиять.
Я не понимала, шутит он или нет, поэтому не ответила.
– Это были люди с Севера, верно? – спросил он.
Сквозь пелену зелий я сконцентрировалась на образах произошедшего в своем сознании.
– Да. Несколько северян. Мы пересеклись в таверне, и они последовали за мной.
– Судя по типу магии, которая использовалась, они, вероятно, были наемниками, – сказал он, открывая несколько банок, чтобы смешать их содержимое.
Чувствуя себя стесненно, я слегка отодвинула укрывавшее меня одеяло.
– Когда я поправлюсь? – спросила я, пытаясь приподняться.
Целитель оставил маленькие бутылочки и подложил мне под спину подушку, чтобы помочь.
– Тебя очень серьезно ранили, Айлин, тебе понадобится еще пара дней, прежде чем ты сможешь отправиться в Роуэн. И все же…
Ностра сел на край моей кровати.
– Я не смог убрать все шрамы.
Я несколько раз моргнула, не зная, что сказать. Ностра снова встал и взял с комода зеркало.
– Позволь я помогу тебе.
Он поставил зеркало на кровать, и, как только я расстегнула первые пуговицы ночной рубашки, я поняла, о чем он говорил. Я вытащила руку из правого рукава и взглянула на свой бок в отражении. На талии различался маленький черный кружок с шероховатыми краями. От него шло бесчисленное количество нитей разной толщины, которые змейкой разбегались по всему телу, поднимаясь по спине, пересекая живот и исчезая в районе бедра. Это был шрам, оставшийся от удара молнии.
– Целитель, который лечил тебя до моего приезда, проделал большую работу. Он смог закрыть раны и сдержать повреждение, но… они использовали электричество. И нет абсолютно никакого способа полностью залечить такую рану, поэтому некоторые последствия останутся. Шрамы – самые заметные из них.
Электричество. Они использовали против меня силу природы, как это делала Микке много лет назад, уничтожая солдат Сагры. Самая грязная и темная форма магии из всех существующих.
Я поняла, что Ностра все еще смотрит на меня, ожидая реакции, и молча кивнула, чувствуя, как мои мысли одна за другой начинают проясняться. Он помог мне снова надеть ночную рубашку.
– Ты поправляешься быстрее, чем я ожидал, но тело все еще находится в процессе восстановления. Темная магия, которая в тебе была, уже почти полностью растворилась, и, когда твоя собственная сила начнет помогать, тебе станет лучше. На данный момент мы можем полагаться только на зелья и отдых.