– Ты думаешь, я в этом не убедился?
Его слова прозвучали для меня как пощечина.
– И как давно ты это знаешь?
Лютер молчал, разглядывая свои мокрые пустые руки.
– КАК ДАВНО ТЫ ЭТО ЗНАЕШЬ? – прорычала я, делая шаг к нему.
– Я начал подозревать это, когда мы впервые соприкоснулись, когда я учил тебя визуализировать твою магию, – ответил он, не глядя на меня. – Поэтому я попросил Джеймса приехать ко двору, его бабушка и дедушка тоже обладали парной магией.
– «Тоже». Нет, это не про нас… Такого просто не может быть.
Но в глубине души уже тогда я знала, что это правда. Это было единственным логичным объяснением всему происходящему. Тому, что Лютер снова и снова сближался со мной, несмотря на все, что между нами было… Мои познания в парной магии ограничивались сказками и историями. В них говорилось о невероятной мощи, которую дарует человеку доступ к чужой магии. От ярости мои глаза наполнились слезами, но я их сдержала.
– И у тебя еще хватает наглости говорить мне, что ты никогда не лгал мне.
Наконец Лютер на меня посмотрел:
– Никогда…
– Не смей! – закричала я, отталкивая его. – Ты пользовался и манипулировал мной! Что бы ни происходило, ты… ты беспокоился только о себе, ты просто хотел иметь возможность использовать мою силу.
– Если я не говорил тебе этого раньше, то только потому, что сам был не уверен. Думаешь, мне было легко? Я понял это, когда ты умерла, Айлин, – сказал он, сжимая в кулаке ткань своего пальто. – Они убили тебя посреди ночи, и я почувствовал это, почувствовал то, чего мне будет не хватать всю оставшуюся жизнь. Так я узнал, что с тобой произошло и кто мы.
– Мы – никто.
– Айлин.
– Нет. Мы НИКТО. Ты ни разу не подумал обо мне, о том, что чувствовала я. Я сходила с ума в поисках тысячи и одной причины, объясняющей все происходящее. Я даже поверила, что каким-то образом в этом была замешана моя тетя.
– Твоя тетя?
– Моя тетя Андреа!
Лютер уставился на меня, разинув рот:
– О чем ты говоришь? Твоя тетя на Острове, в изгнании.
Я покачала головой, чувствуя невероятную усталость. А мне еще предстояло скакать верхом несколько часов до Роуэна.
– Забудь. Обо всем. И обо мне тоже.
– Я же сказал, это не зависит от меня, – ответил он, мягко беря меня за руку.
Я рывком высвободилась и направилась к своей лошади.
– И больше никогда не прикасайся ко мне, понял?
– Можешь даже не просить меня держаться от тебя подальше, – сказал Лютер мне вслед. – Я не знаю, как это сделать.
– Ну после Олмоса у тебя это неплохо получалось, – выпалила я, снова поворачиваясь к нему.
Лютер тяжело вздохнул, а я криво усмехнулась:
– Вот тогда-то ты на самом деле обо всем узнал, верно? Возможно, когда на меня напали, ты уже не мог это игнорировать, но окончательно убедился ты еще до всего случившегося со мной.
Я прочитала это по его лицу и почувствовала, как во мне закипает ярость.
– И вместо того, чтобы рассказать мне правду, ты решил просто взять и уйти.
– Я не знал, что делать! Когда ты сказала, что у тебя проблемы со сном…
– Что?
– Ты сказала мне, что плохо спала в течение нескольких дней, в которые мы не виделись.
Я вспомнила все свои бессонные ночи, вспомнила, когда они происходили. На Фестивале урожая, в Луане, в Олмосе после смерти отца… и в Роуэне, когда я отдалилась от Лютера и его магии.
– Я подумал, что такое возможно, и… не хотел причинять тебе вред.
– И твой способ не причинять мне вреда состоял в том, чтобы оставить меня одну? Ничего не понимающую в происходящем.
– Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями! Примириться с этим! А потом… потом ты уехала в Луан, а когда вернулась, не хотела ничего обо мне слышать.
Я скрестила руки на груди, чувствуя холод от промокшей одежды. Я не могла объяснить ему, почему я отдалилась от него, когда узнала о Микке, но так ли важна была причина? Мне хотелось возразить, но он продолжил говорить:
– Я старался уважать твое решение. Я пытался отстраниться от тебя, раз ты этого хотела, а потом… Айлин…
По мне пробежала дрожь, но я решила, что это от холода и сырости, а не от того, каким голосом он произнес мое имя.
– Когда я почувствовал, как ты умираешь… я был не в силах оставаться в стороне. Мне нужно было знать, что ты в безопасности. Мне нужно было быть рядом с тобой.
То, как он это сказал, заставило меня вспомнить другой момент, когда мы были нужны друг другу. Ночь Зимнего солнцестояния, когда мы слились в поцелуе. Еще один знак, который я не замечала, не более того.
– Надо было думать раньше, – ответила я.
И, не в силах больше с ним разговаривать, я села на лошадь и уехала прочь.
14
В окрестностях Роуэна дождь продолжался, поэтому едва я успела высушить свою одежду с помощью остатков магии, как снова промокла до нитки. Приехав, я отвела лошадь в конюшню и на дрожащих от долгой езды ногах побрела в замок, оставляя в коридорах следы воды и грязи.
Оказавшись в своей комнате, я направилась прямиком в ванную и встала под горячий душ, даже не снимая ботинки. Лишь когда я начала отогреваться, я стянула тяжелое пальто и разулась, но прежде, чем окончательно раздеться, все же подождала еще пару минут. Я оставалась под струями воды, пока не перестала дрожать, а затем, завернувшись в несколько одеял, легла на коврик перед камином и приняла зелье от простуды. В этот момент я ощущала две вещи: отсутствие боли в боку и присутствие Лютера в замке. Его магия, его пульс словно пробивались сквозь толстые стены, разделявшие нас.
Вдруг я осознала, что все это время машинально верчу в пальцах кулон Лютера. Все еще онемевшими руками я сняла цепочку и посмотрела на маленькую незабудку внутри.
Это был цвет моей магии, но и его тоже. Всякий раз, когда я верила, что он помогает мне направлять мою магию, на самом деле он ее использовал. А может, и нет. Были ли наши магии одного цвета, были ли они идентичны, я никак не могла это узнать. Не говоря уже о том, что кулон он подарил мне задолго до нападения, прекрасно понимая, что он значит, верно? Вот еще одно доказательство его лжи.
Положив кулон на комод, я натянула на себя толстые южные брюки и пару джемперов. Подвязав влажные волосы лентой, я тихонько вышла, стараясь не разбудить спящую Сару.
Мне пришлось дважды постучать в дверь, прежде чем Джеймс Мактавиш открыл мне. Я никогда не бывала в его комнатах, но все еще помнила смятую карту с той ночи, когда он пришел забрать свое пальто. Казалось, это происходило в другой жизни.
– Айлин, – удивленно поприветствовал он меня.
На Джеймсе были лишь наспех застегнутые брюки, и волосы его торчали во все стороны.
– Что-то случилось? – спросил он, видя, что я молчу.
– Лютер рассказал мне обо всем.
Лицо его мгновенно переменилось, и я поняла, что он осознал, о чем я говорю.
– Входи, – сказал он, шире открыв дверь и пропуская меня. – Подожди секундочку.
Мактавиш ускользнул в спальню, а я сняла гору книг с кресла, чтобы расположиться у камина. Однако, когда дверь снова отворилась, появился не он, а Луис – северянин из Социального подкомитета. В руке он держал туфли и пиджак, а его рубашка была застегнута не на ту пуговицу. Коротко кивнув мне, он вышел. Мактавиш появился через несколько минут в распахнутом халате, босой и без рубашки. Он сел в кресло и принялся грызть ногти.
– Я понимаю, почему ты не сказал мне об этом, – начала я, видя, что он чувствует себя виноватым. – Я знаю… Я не обманываюсь. Я понимаю, что вы с Лютером…
После долгих часов терпения именно это заставило меня в конце концов расплакаться. Глупо, не так ли? Я всегда знала, что Лютер для него на первом месте, а я просто…
Я быстро вытерла слезы. Мактавиш опустился передо мной на корточки и положил руки мне на колени:
– Айлин…
– Нет, серьезно, я все понимаю. Просто это… это уже слишком.
Мактавиш забрался на диван и, подобрав под себя одну ногу, взял мои руки в свои.
– В любом случае спасибо за помощь. Со сном… и со всем… – Слова давались мне с трудом, но я продолжала говорить, стараясь избегать его взгляда: – Спасибо, что все-таки не рассказал Лютеру о Микке.
Мактавиш сжал мои руки, приблизившись ко мне:
– Ты действительно важна для меня, Айлин. И знай, что это не из-за Лютера.
Я кивнула, хотя и не была уверена, насколько верю ему.
– Видеть его не хочу, – возмутилась я, снова расплакавшись. – Не хочу ничего знать ни о нем, ни о его лжи.
Мактавиш отпустил одну мою руку и погладил меня по щеке, смахивая слезы.
– Лютер был неправ, но пойми: в таких ситуациях не существует инструкции, которой можно следовать. Единственное, что он знал, кроме рассказов моих бабушки и дедушки, – это истории из детства, романтические сказки и легенды о королях и рыцарях… Для женатого северянина эти образы было трудно совместить с тобой.
Я нахмурилась, но молча вытерла слезы.
– Он попросил меня приехать, чтобы познакомиться с тобой, – продолжал Мактавиш, – чтобы я проверил, верны ли его подозрения. Я увидел, что ваша магия идентична, и сказал ему, что другого объяснения этому нет и он должен рассказать обо всем тебе. Агата сказала ему то же самое и…
– Агата знает? – прервала я его. – А кто еще?
Мактавиш мгновение смотрел на меня, прежде чем ответить:
– Больше никто, Айлин. Тем более с учетом всего, что происходит сейчас.
– Но Агата же как-то узнала.
– Агата была его женой пятнадцать лет. Она одна из самых важных людей в его жизни.
– А я тогда кто? – вспылила я, чувствуя, как ярость захлестывает меня. – Инструмент, которым можно пользоваться, когда он необходим, не так ли?
Я вскочила и начала расхаживать перед камином.
– Лютер не доверял тебе, он едва тебя знал, – ответил он, откидываясь на спинку дивана. – Айлин, тебе надо обсуждать все это с ним, а не со мной.
– Мы с ним уже достаточно обсудили. И если ты не хочешь говорить о нем, обо всем этом…