Я вздохнула и откинула голову назад, чтобы Сара могла ополоснуть мои волосы.
– И что нам теперь делать? Что мне делать?
– Мы все думаем, что тебе следует остаться с Лютером. О вас уже ходили слухи, и, по крайней мере на данный момент, он сможет тебя защитить. Мы должны подождать, пока их подозрения не развеются.
– А потом?
– Давай по порядку, хорошо?
Пока Сара осторожно расчесывала мои длинные волосы, мы молчали, погруженные в свои мысли. Хотя холод еще не до конца прошел, боль в боку отступила. Впервые она прошла без магии Лютера.
– Ностра велел мне чаще принимать теплые ванны, – пробормотала я, – но, поскольку у нас нет ванны…
– Что ж, пользуйся сейчас, пока можешь.
Я фыркнула:
– Как я буду оставаться здесь?
– Так и будешь. Как мы каждый день ходим в столовую и видим, что Микке занимает место Лоудена. Как мальчики по-прежнему участвуют в Политическом подкомитете, будто ничего не произошло. Как я организовываю вечеринку в честь возвращения Микке. Ты делаешь это не только для себя, но и для всех нас.
Сара отложила щетку в сторону и протянула мне полотенце. Она помогла мне встать и вылезти из ванны. Меня сразу же начала бить дрожь, хотя я подозревала, что Сара использовала магию, чтобы нагреть помещение. Я наскоро вытерлась и переоделась в чистую ночную рубашку.
– Идем к камину.
Мы вышли из ванной комнаты, и Сара движением руки пододвинула кресло. Я завалилась в него, пока она доставала халат из шкафа, и, хотя по запаху я поняла, что он принадлежит Лютеру, я все равно его надела, закутавшись поплотнее. Сара накрыла мои ноги одеялом, убедившись, что мне достаточно тепло.
– Пойду скажу Лютеру, что мы закончили.
Сара вышла из комнаты и через несколько мгновений вернулась вместе с Лютером, который нес в руках поднос. Подруга установила рядом со мной маленький столик, и Лютер поставил поднос на него. Я обрадовалась, увидев, что там всего две чашки.
– Ты выглядишь лучше.
Не обращая на него внимания, я уставилась на чайник, а Лютер подошел к кровати и принялся снимать одеяла. Сара села напротив меня, налила чашку чая и поставила передо мной тарелку с супом.
– Я знаю, что, скорее всего, ты не голодна, – сказала она мне. – Но тебе нужно поесть.
Я застонала и взяла чай:
– Потом.
Я поднесла чашку к губам, скорее из-за исходившего от нее тепла, чем потому, что намеревалась ее выпить.
– Я принесла кое-какие твои вещи, – сказала Сара, когда Лютер ушел с грязным бельем. – Они лежат в двух верхних ящиках комода. Когда тебе станет лучше, ты возьмешь все, что захочешь.
Лютер вернулся со свежими простынями и принялся заправлять постель.
– А как мои растения?
Сара фыркнула:
– Я их поливаю. И оставляю шторы открытыми, чтобы каждый день к ним проникал свет.
– Прости. Спасибо тебе.
– Тебе не нужно извиняться, это не твоя вина.
Я поставила чашку на стол и провела руками по волосам, которые начинали подсыхать. Мысль о том, что во всем случившемся была моя вина, не отпускала меня. Я пыталась ускорить события, вместо того чтобы что-то исправить, и как итог – Микке теперь контролирует правительство. Возможно, мне следовало высказаться гораздо раньше, когда еще не так много людей требовали ее возвращения. Или, может быть, мне вообще следовало промолчать. По крайней мере, тогда мой отец остался бы жив.
– Мне уже пора идти, – сказала Сара. – А тебе нужно поесть и отдохнуть. Я приду завтра, хорошо?
Я кивнула и взяла ее за руку, когда она проходила мимо.
– Спасибо, Сара. За все.
– Не за что.
Она поцеловала меня в макушку и ушла. Лютер проводил ее до двери, а затем вернулся. Он опустился на стул, где до этого сидела Сара, и скрестил ноги. Внезапно он резко сменил позу, отчего я невольно напряглась…
– Тебе нужно что-нибудь съесть, – сказал он, пододвигая свой стул к моему креслу и беря в руки тарелку с супом.
Если он думал, что я позволю ему кормить себя с ложечки, то сильно ошибался. Я решительно взяла тарелку, лишь бы не выслушивать его нравоучений, и принялась впихивать в себя ложку за ложкой.
– Айлин, я хочу тебе кое-что сказать, – проговорил он после нескольких минут молчаливого наблюдения.
– Что еще?
Не в силах больше удерживать тарелку, я поставила ее на стол.
– Мы не будем жениться.
Я не знала, что ответить. Пытаясь подобрать слова, я неожиданно для себя рассмеялась. Сухим, отрывистым, невеселым смехом.
– Я рада, – выдавила я, почувствовав, как горлу подкатила тошнота.
Я хотела добавить что-то еще, но сосредоточилась на том, чтобы проглотить подступившую желчь.
– Люди будут осуждать, Айлин. Им это покажется странным.
– Ты действительно веришь, что меня волнует мнение людей, учитывая происходящее?
– Я просто хотел, чтобы ты знала на случай, если кто-нибудь спросит.
Неужели он действительно думал об этом в такой момент? Я понимала, что все его действия продиктованы собственной выгоды, эгоизмом, но размышлять о возможных слухах, когда Микке только пришла к власти… Комната вдруг закружилась перед глазами, и я почувствовала, как по спине пробежал холодный пот.
– Айлин?
Я наклонилась в сторону и меня стошнило супом, который я только что выпила. Вздохнув, Лютер встал, подошел ко мне и положил руку на мой лоб. Я попыталась оттолкнуть его, но он мягко схватил меня за запястье.
– Ты слишком быстро поела, – причитал он почти сердито.
Какое право он имел сердиться на то, что я сделала или чего не сделала. Меня снова стошнило, и, когда Лютер убедился, что приступ прошел, он движением руки убрал все с пола и пошел за стаканом воды.
– Прополощи рот.
Я сделала, как он сказал, и поняла: будь у него такая возможность, он бы взял меня на руки в этот момент. Однако он ограничился лишь тем, что осторожно закинул мою руку себе на плечи и поднял меня с кресла.
– Пусти меня! – запротестовала я, спотыкаясь на ковре.
Но Лютер не слушал, вместо этого он отвел меня к кровати и откинул одеяло.
– Твоя магия еще не восстановилась, и твое тело не может бороться с последствиями темной магии.
– В которых виноват ты, – выпалила я, усаживаясь на матрас.
Вместо того чтобы ответить, Лютер присел передо мной на корточки и засучил рукава. Когда он взял мои обнаженные запястья, я поняла, что он хочет сделать.
– Не смей.
Я скинула его руки и забралась с ногами на кровать, отдвигаясь от него.
– Айлин, тебе нужна моя магия. Микке не будет ждать вечно, чтобы тебя допросить, и, если я продолжу оправдываться, тебя отправят к Ностре.
– Мне все равно, мне не нужна твоя магия, – ответила я, повернувшись к нему спиной.
– И что ты думаешь? Что я горю желанием подарить ее тебе?
Я почувствовала, как горячие слезы потекли по щекам, и крепче сжала простыни. Лютер встал.
– Делай что хочешь. Впрочем, как всегда.
Он вышел из комнаты, хлопнув дверью, и стены вновь закружились передо мной. Я крепко зажмурила глаза, ощущая соленую влагу на лице.
Я не знала, что было хуже: скучать по Лютеру, который отчаянно пытался угодить мне, пусть и ради того, чтобы забрать мою магию, или осознавать, что этого человека никогда не существовало. Лютер мог играть и манипулировать мной в любой момент, чтобы получить желаемое, и теперь он показал свое истинное лицо. Холодное, расчетливое и эгоистичное.
Я тихо плакала, пока не заснула.
Следующие два дня я провела в основном во сне. Сил не хватало ни на что другое, и Лютер старался как можно меньше меня раздражать. Или, возможно, это я раздражала его своим укоризненным взглядом и молчанием. На самом деле мне было все равно.
На третий день я проснулась с меньшим ознобом, но с уже привычной болью в боку, поэтому решила принять ванну. Я поискала чистые полотенца в ванной и на комоде, но не нашла их. Вздохнув, я открыла дверь и вышла в гостиную, чтобы спросить об этом Лютера.
– Лютер, а где?..
Я осеклась на полуслове, увидев, что Лютер был не один. Рядом с ним у камина сидели две женщины. Первая – на вид около сорока пяти лет, с грубыми чертами лица и волосами, собранными в простой пучок. О возрасте второй судить было сложно. У нее были острые скулы и пухлые губы. Волосы она заплела в длинную косу, а глаза подвела колем, но создавалось впечатление, что макияж был нанесен несколько дней назад и с тех пор не смывался. Несмотря на жар камина, она куталась в тяжелое меховое пальто. Под ним виднелись бриджи и сапоги для верховой езды, в голенище одного из них угадывались очертания кинжала. Я не могла точно определить, кем она была: южанкой или северянкой. Я накинула халат поверх своей ночной рубашки.
– Извините, что помешала.
Первая женщина поднялась с места со странной улыбкой, и я увидела, что она тоже вооружена.
– Айлин.
Я поняла, кто это, как только услышала ее голос и посмотрела в ее глаза, так похожие на мамины.
– Андреа.
Она улыбнулась еще шире:
– Видишь, Микке? Я же говорила тебе, что она меня узнает.
При звуке этого имени по мне пробежала дрожь, а улыбка тети дрогнула. И эта женщина – Микке? Но почему у нее глаза подведены колем? Я быстро отвела взгляд в сторону.
– Ты все еще плохо выглядишь, – сказала мне тетя. – Тебе лучше одеться, чтобы мы могли спокойно поговорить. Я тебе помогу.
– В этом нет необходимости.
Но Андреа уже приближалась ко мне, поэтому я, бросив последний взгляд на Лютера, который не сводил с меня глаз, вернулась в спальню. Тетя вошла следом, закрыв за собой дверь.
– Как ты себя чувствуешь?
Я замешкалась, стоя у комода:
– Лучше.
На самом деле меня тошнило, но я решила, что ей не стоит об этом знать. Лютер проинструктировал меня, что́ говорить во время допроса, хотя я ожидала более официальную процедуру. Уж точно не думала, что это произойдет так: я в ночнушке, тетя в моей спальне, а Микке сидит в гостиной.