Лютер ничего не говорил, он просто стоял на месте, глядя на меня и чего-то ожидая. Когда несколько групп людей покинули зал, он тоже повел меня к выходу. От сильной дрожи я едва могла двигаться, но мне удалось сдержать слезы до тех пор, пока мы не оказались одни в гостиной.
В тот момент я разрыдалась, задыхаясь и всхлипывая. Спустя некоторое время Лютер обнял меня.
Как такое возможно? Как она могла убить его вот так, на глазах у всех? И никто, абсолютно никто не сделал ничего, чтобы предотвратить это.
Даже я, которая и была во всем виновата. Уже второй раз из-за моих секретов кого-то пытали и убивали.
Неужели мой отец умер так же быстро? Знал ли он, что это произойдет, или до последнего надеялся, что его каким-то образом спасут?
Я задыхалась. Вина, горе и боль душили меня. Лютер прижал меня к себе, снова и снова гладя по спине. Я вцепилась в его жилет, в его дыхание, в его магию. И Лютер не отпускал меня.
Проснулась я с опухшими глазами и жуткой мигренью. Я по-прежнему обнимала Лютера, тот молча смотрел на меня. Немного смутившись, я отвернулась и села, потирая глаза, пока он потягивался на кровати. Должно быть, он провел всю ночь не двигаясь.
– У меня болит голова, – пробормотала я, распуская прическу, которая все еще держалась.
– Хочешь зелье?
– Нет, не думаю, что оно понадобится, спасибо.
Сняв все заколки, я положила их на колени и распустила косы. Затем я закрыла глаза и принялась медленно и осторожно массировать кожу головы. Сосредоточив магию в руках, вскоре я заметила, что боль утихла. Когда я открыла глаза, Лютер все еще наблюдал за мной, лежа на кровати. Поднявшись, я откашлялась.
– Пойду приведу себя в порядок, – объявила я, схватив чистую одежду и закрывшись в ванной, прежде чем он успел мне ответить.
Когда мы были готовы, Лютер настоял, чтобы мы пошли завтракать в столовую, чтобы не вызывать подозрений и как можно скорее пережить этот горький инцидент.
Мысль о том, что Лоуден мертв, казалась мне абсурдной. Все произошло слишком быстро, слишком неожиданно. Всего пять минут церемонии – и все было кончено. Произошедшее выглядело нереальным.
– Пойдем к остальным? – спросил Лютер, мягко беря меня за руку.
Я обернулась и увидела Сару, Ноя и Итана, завтракавших с Мактавишем. Я кивнула.
Мы присоединились к ним, стараясь не обращать внимания на Микке, которая сидела за главным столом в тяжелом пальто перед нетронутой тарелкой еды.
Сара, моргая покрасневшими глазами, протянула мне через стол руку. Я крепко пожала ее, не проронив ни слова. Мактавиш и Лютер принялись разговаривать друг с другом, как будто это был самый обыкновенный день.
– Итан, с каких пор ты перестал бриться? – неожиданно спросила Сара.
Я посмотрела на Итана – его смуглую кожу покрывал тонкий слой черного пуха.
– Я отращиваю бороду, – заявил он, проведя тыльной стороной ладони по своим почти голым щекам.
Мы с Сарой мельком переглянулись, но я быстро отвела взгляд, слегка придавив ей ногу под столом, чтобы она не вздумала его критиковать. Мактавиш с довольным видом погладил свою бороду, и Сара негодующе кашлянула.
– Не знаю почему, – наконец сказала она, – но бороды вовсе не привлекательны.
– Я отращиваю не для других, а для себя.
– Вот именно, – вмешался Ной.
У меня возникло странное чувство дурноты от обыденности разговора. Такое же ощущение я испытывала после смерти отца, когда с удивлением наблюдала, как жизнь, вопреки всему, продолжает идти своим чередом.
Я заметила, что Лютер прекратил нас слушать, он смотрел куда-то за мою спину. Я обернулась и увидела свою тетю в сопровождении незнакомого мне человека. Это был элегантно одетый северянин лет пятидесяти, который не переставал ей улыбался.
– Кто он? – спросила я Лютера, когда они направились к главному столу.
– Леон Винсент.
Я уставилась на него, разинув рот от удивления.
– Тот самый из рода Винсентов?
Лютер молча кивнул, делая глоток кофе. В Оветте Винсенты считались самой богатой семьей, даже богаче Муров.
– Но Винсенты далеки от политики, – тихо возразил Ной.
– Пока что, – сказал Лютер.
Я снова посмотрела на Винсента и тетю, сидевших рядом с Микке, и Андреа, воспользовавшись моментом, жестом позвала меня к себе. Я сглотнула слюну и кивнула.
– Меня зовет тетя, – сказала я остальным, поднимаясь из-за стола.
Расправив юбку повседневного северного платья, которое было на мне, я вышла к помосту и поднялась по ступенькам, ведущим к главному столу.
– Айлин! – радостно воскликнула тетя и взяла меня за руки.
– Андреа.
Леон Винсент молча наблюдал за мной, улыбаясь. Микке тоже повернулась к нам.
– Хочу представить тебе друга семьи – Леона Винсента.
Я с почтением склонила голову:
– Сеньор Винсент.
– Леон рос в Нирване, вместе со мной и твоей мамой.
– Не знала.
Винсент улыбнулся еще шире:
– Твоя мама никогда не рассказывала тебе обо мне? Ладно, я постараюсь не принимать это на свой счет…
Я почувствовала, как мое лицо заливается краской, а он рассмеялся. Мама много рассказывала мне о молодости при дворе, но никогда не вдавалась в подробности своего прошлого в Нирване. Это было что-то из ее прежней жизни, забытой ею, но я не могла озвучить это в присутствии Микке и моей тети.
– Я видела тебя вчера вечером на вечеринке, – тут же вмешалась Микке со своим странным акцентом.
По мне пробежал холодок, и я принялась нервно теребить пальцы.
– Конечно. Мы с Лютером не могли пропустить такое событие.
– Очень жаль, – продолжала она, глядя мне в глаза, – но, сколько бы мы ни пытали Лоудена, нам так и не удалось заставить его что-либо рассказать.
Стараясь не обращать внимания на подступающую тошноту, я спросила:
– О чем? Почему он отказался защищать нас от Дайанды?
– Помимо прочего. Более того, он стер свои воспоминания последних трех дней перед… нашим прибытием. Мы можем только представить, что он пытался скрыть.
– Хорошо же вы начинаете утро, – со смехом вмешался Винсент. – Я стараюсь не говорить о политике, пока не позавтракаю.
– Простите, – сказала я, пользуясь случаем. – Я вас оставлю.
Еще раз склонив голову, я развернулась, чтобы уйти.
– Что она тебе сказала? – спросил меня Лютер, как только я вернулась за стол.
Я помотала головой:
– Потом.
– Я уже понял…
Оставив свои слова повиснуть в воздухе, Лютер схватился за живот. Должно быть, он ощутил мои переживания.
– Прости.
Лютер нахмурился.
– Это не твоя вина, – ответил он, положив свою руку на мою.
Он не собирался делиться со мной магией, не при людях, но я все равно оценила этот жест.
– Уже девять, – объявил Ной, поднимаясь со своего места.
Я вопросительно посмотрела на Итана, когда Ной ушел.
– «Новости».
Разумеется, Итана отстранили от должности, как и всех остальных, кто не работал непосредственно на Микке, поэтому он тоже не знал, что там публиковали. Мы сидели и ждали, пока Ной вернется с экземплярами «Новостей», но тут поднялся Лютер.
– Лучше не на публике.
– Идемте в наши комнаты, – предложила Сара.
Лютер кивнул, и мы встали. Наткнувшись по дороге на Ноя, мы велели ему ничего не говорить и просто следовать за нами. Как только мы закрыли дверь в гостиную, он раздал нам копии газеты.
– Они сняли мэров! – возмущенно воскликнул он.
Я села со своим экземпляром за стол, чтобы почитать. Лютер, как я заметила, лишь бегло просмотрел листок.
Как было написано, они временно отстранили мэров, пока ситуация не нормализуется, заменив их людьми, преданными Оветте. Кроме того, теперь для поездок между провинциями требовалось получать разрешение, и они официально ввели военное положение до тех пор, пока не закончится конфликт с Дайандой. Одним словом, до тех пор, пока Микке будет продолжать этот фарс.
– Ты уже знал об этом? – спросила я Лютера.
– Отчасти.
Я перечитала список «представителей правительства», которые заменят мэров, и поняла, что некоторые имена совпадают.
– Мэры, присутствовавшие на казни, остались на своих местах, – сказал Ной, заметив то же самое.
Итан скомкал свой экземпляр и в гневе бросил его в камин.
– Что делать? – спросил он, повернувшись к нам.
Но что мы могли сделать? Мы уже дважды пытались разоблачить их, и обе попытки закончились пытками и людскими жертвами. Я почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, но, сделав глубокий вдох, не позволила им пролиться. Не могла же я проводить все дни в слезах.
– Нам нужно подождать, – ответил Ной, положив руку на колено.
Расстроенный Итан встал.
– Подождать чего? Пока они не возьмут все под свой контроль и не станет слишком поздно? Нельзя позволить им уйти от наказания, особенно когда мы знаем правду.
– Мы должны подождать, пока они перестанут нас подозревать, – мягко сказала Сара. – Мы должны продолжать притворяться, пока они не поверят, что мы ничего не знаем, а затем еще раз подумать, каким образом мы можем им помешать.
– Прямо сейчас действовать слишком опасно, – добавил Мактавиш. – Они могут рассылать ложные сообщения, проверяя, перехватит ли их кто-нибудь, или следить за вами, а вы даже не будете знать об этом. Нам нужно подождать.
Мы с Лютером сидели молча. Лютер – потому что был лишь сторонним наблюдателем во всем этом, вынужденным находиться рядом со мной, а я… А что я могла сказать? Был мой отец, которого убили из-за того, что мы узнали, и была я, решившая поговорить с Лоуденом, оказавшим сопротивление во время захвата замка. Я знала, что мои друзья добровольно участвовали во всем этом, но не могла не чувствовать себя ответственной. Ответственной и беспомощной. Мы проиграли, не так ли? Микке захватила власть, теперь она распоряжалась Оветтой так, как ей заблагорассудится, и мы не могли ее остановить.
Единственное, чего бы я хотела, – чтобы мама вернулась домой и я могла решить, что буду делать дальше со своей жизнью. Я покину двор сразу же, как только все нормализуется. Еще несколько недель буду делать вид, что я с Лютером, пока Микке и моя тетя не поверят во всю эту ложь, но потом… Я не смогу притворяться бесконечно. Возможно, мне удастся попасть на работу в школу Олмоса и обучать тому, что я узнала за последние несколько лет. А Лютер…