Я не хотела думать о Лютере, который все так же молча стоял рядом с моим стулом. Неужели его действительно не волновало происходящее? Понятно, что он знал обо всем случившемся еще до того, как взял в руки «Новости», но все же… Он продолжать жить как ни в чем не бывало, а все остальное его не касалось. Раньше, когда я не знала правды, я могла понять его, оправдать, как бы сильно ни боялась того, что он на самом деле думает, но теперь… Кем был этот человек, который молча утешал меня? О чем он думал? Что чувствовал? Неужели он на самом деле был таким эгоистом, что заботился обо мне только из-за того, чтобы в дальнейшем использовать мою магию?
Погруженная в свои мысли, я почувствовала его руку на своем плече, и поняла, что ребята встали. Я последовала их примеру, и мы распрощались.
– Ты в порядке? – спросил меня Лютер, пока мы направлялись в его комнаты.
– Не очень.
Когда мы вошли в нашу гостиную, я почувствовала, что что-то поменялось, но мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что именно. Пока мы завтракали, принесли письменный стол: массивный, длинный, элегантный. Его установили у окна, где стоял горшок с кустом незабудок. Я посмотрела на стол, а затем на растение, которое уже начало оживать, и задумалась: было ли это совпадением? С Лютером мало что бывало случайным.
– Спасибо.
Он пожал плечами:
– Тебе ведь такой нужен был, да?
– В любом случае спасибо.
Я направилась в спальню, чтобы переодеться, но остановилась на пороге. Между окном и комодом стоял великолепный туалетный столик из блестящего полированного дерева с огромным зеркалом. Рядом красовался табурет, обитый зеленой тканью, украшенной вышитыми листьями. Даже не подходя ближе, я поняла, что это новый предмет мебели был куплен специально для меня, а не просто принесен из свободной комнаты.
Я повернулась к Лютеру, подняв брови, а моя рука так и застыла на дверной ручке.
– Я подумал, что тебе пригодится, – сказал он, отводя взгляд в сторону.
Я не могла сдержать улыбку.
Сняв туфли, я разложила свои вещи на туалетном столике, в том числе и те, которые не использовала, например коль и кулон Лютера. Закончив, я перенесла бумаги на новый письменный стол, а остаток дня посвятила составлению потенциальной учебной программы для школы Олмоса.
Наступил вечер, и мы снова поели в столовой, на этот раз одни, после чего вернулись в комнаты. Я немного посидела в гостиной за книгой, а Лютер исчез в спальне. Когда он вышел, я увидела, что он переоделся.
– Буду поздно, – сказал он мне, уходя.
Я старалась не придавать значения его словам. Продолжила читать, потом немного поиграла в карты и надела ночную рубашку. Я даже легла в постель и в течение часа пыталась уснуть. В конце концов я снова вышла в гостиную и села перед камином, закутавшись в толстый халат. Только под утро Лютер вернулся.
– Айлин, – удивился он, – почему ты не спишь?
У него был растрепанный вид: волосы взъерошены, а пиджак небрежно перекинут через руку. Я молча нахмурилась.
– Ты меня ждала? – спросил он наконец, продолжая стоять в дверях.
– Не совсем, – ответила я. – Я не могла уснуть.
Лютер провел рукой по волосам и направился в комнату.
– Где ты был?
Я повернулась, чтобы посмотреть на него. Он остановился, и я увидела, как его плечи резко поднялись и опустились в глубоком вздохе.
– Не хочу показаться назойливой, но… – добавила я. – Эта… эта тревога, это беспокойство – они не мои. Ты в порядке?
Лютер подошел к стойке и налил себе стакан виски. Он молча предложил мне присоединиться, но я покачала головой. Теперь, когда он находился рядом со мной каждую ночь, мне не нужен был алкоголь, чтобы уснуть. То, что я чувствовала этой ночью, не было обычной бессонницей, это было что-то другое.
Я подождала, пока он повесил пиджак на стул и сел в кресло, одной рукой расстегивая пуговицы жилета, а другой держа стакан.
– Ты в порядке? – повторила я.
– Да. Устал просто.
– Что случилось?
Лютер отпил еще пару глотков, снова и снова машинально проводя рукой по волосам.
– Я работал на Микке.
Я подобрала под себя ноги, прикрыв их ночной рубашкой и спрятав пальцы в подоле.
– Я думала, что эта должность… политическая.
Лютер вздохнул:
– Директор по связям с правительством.
Я сидела молча, ожидая, что он скажет дальше.
– Предполагается, что я координирую отношения с членами правительства, помогая переходному периоду пройти гладко и без проблем.
– А на самом деле? – спросила я шепотом.
– А на самом деле я изучаю тех, кого подозревает Микке. Любого, кто кажется недовольным переменами.
Я нахмурилась:
– Но… они ведь не доверяют нам, не так ли?
– Это еще одна проверка. Я не единственный, кто ведет расследования.
– И? – Прекратив теребить подол ночной рубашки, я положила руки на колени. – Что случается с теми, кто недоволен?
– Ты уже видела, что произошло с мэрами.
– Только это? Они просто теряют работу?
Лютер одним глотком опустошил стакан виски.
– На данный момент да.
Движением руки он притянул к себе бутылку, заставив ее парить в воздухе, и налил себе еще.
– Как ты думаешь, что будет дальше? – пробормотала я.
Он с усилием потер глаза:
– Не знаю. Я не понимаю… не понимаю, чего она хочет.
– Заполучить власть, разве нет?
– Она у нее уже есть. Она убила Лоудена, Совет слишком напуган, чтобы дать ей отпор, она убрала мэров…
Несколько мгновений я молча смотрела на него, прежде чем снова заговорила:
– Чего она хотела, когда началась Война Двух Ночей?
Лютер вздохнул и, закрыв глаза, откинул голову на спинку кресла.
– Победить, – ответил он наконец. – Но тогда все было по-другому. Тогда напала Сагра, пытаясь завоевать часть нашей территории и заполучить рудники на Севере.
– Но война была не только против Сагры.
Он повернулся ко мне – на его лице читалась усталость. Я никогда не видела его таким… человечным. Уязвимым.
– Нет, полагаю, что нет. Юг не был готов разворачивать войну из-за пары северных рудников на границе.
– У вас их было гораздо больше, – возразила я, не сдержавшись.
Один и тот же спор, всегда. У них были рудники со всевозможными драгоценностями и золотом, в то время как мы работали в полях, чтобы прокормить страну.
Лютер несколько раз медленно моргнул, светлые ресницы касались его бледных щек.
– У нас.
– Что?
– Ты тоже северняка.
Я почувствовала, что краснею.
– Я полукровка.
– И что это значит?
– Что я не северянка.
– Но южанка ли?
– Мой отец был южанином.
– А твоя мать – северянка.
Я со вздохом посмотрела на него:
– К чему ты клонишь?
Он поставил свой стакан и снова наполнил его.
– Не знаю. Мы вроде разговариваем, разве нет?
Долгое время мы провели в молчании. Лютер продолжал лежать, откинувшись на кресле, а я нервно перебирала пальцами по коленям.
– Я не знаю, кто я, – сказала я, больше не в силах выносить тишину. – Я не чувствую себя своей ни там, ни здесь.
Лютер посмотрел на меня без осуждения и насмешки.
– Когда я была маленькой, я чувствовала себя южанкой. Это было единственное, что я знала: южанами были мои родители, моя тетя, мой двоюродный брат. А потом я познакомилась с семьей мамы, приехала ко двору и…
Я замолчала, смущенная. Конечно, Лютера все это не заботило. Он был уставшим и немного пьяным, только и всего.
– И все усложнилось, не так ли? – мягко добавил он.
– Наверное.
Лютер продолжал наблюдать за мной, его глаза были слегка затуманены. В ту ночь они казались скорее серыми, чем голубыми.
– Может быть, в итоге ты почувствуешь себя больше северянкой, раз вынуждена быть ею сейчас.
Я громко фыркнула, и он нахмурился, но его губы изогнулись в кривой улыбке.
– Это было бы не так уж плохо, – возразил он, уставившись в свой стакан. – На самом деле так было бы проще всего. Некоторое время мы побудем здесь, пока все не прояснится, а потом поедем в Луан. Это очень близко к Нирване, поэтому ты сможешь навещать твоих бабушку и дедушку и друзей. Можешь пойти работать в школу, если поговоришь с моим отцом.
На мгновение у меня перехватило дыхание. Он не спрашивал и не предлагал, он был уверен, что, когда уедет, я последую за ним. Я хотела заявить ему, что переезд на Север не входит в мои планы, что я думаю отправиться в Олмос, как только появится такая возможность. Вернуться к своей семье.
Моя диссертация больше не имела смысла. Мое тайное желание создать новый Комитет образования стало неосуществимым. Я не смогу повлиять на ситуацию в Оветте, но, возможно, у меня получится продолжить свою жизнь в Олмосе. И Лютер, рано или поздно, узнает об этом.
– Уже поздно, – сказала я между тем.
Я встала и направилась в спальню, дрожащими руками сжимая ночную рубашку. Остановившись на пороге, я обернулась к нему:
– Ты пойдешь в кровать?
– Через пять минут.
Я кивнула и вошла в комнату, пока он допивал свой виски. Сняв халат, я забралась в кровать, оставив на его тумбочке зажженную свечу. Лютер вошел вскоре после меня, и я слышала, как он надевает пижаму за моей спиной. Затем я почувствовала, как прогнулся матрас, и Лютер погасил свечу. Еще несколько мгновений я подождала, ощущая, как он укрывается одеялом и слегка ерзает, ища более удобное положение. Услышав его размеренное дыхание, я повернулась к нему, чтобы нащупать его руку, но наткнулась на его талию. Ничего не говоря, Лютер сплел свои пальцы с моими, позволив нашей магии течь.
19
Мы старались жить обычной жизнью, как будто ничего не произошло, придерживаясь рутины и ведя обыденные разговоры. Лучше всего получалось притворяться у Сары, которая, руководствуясь своими безупречными северными манерами, наполняла тишину фортепианной музыкой.
Именно в музыкальной комнате Лютер и встретил нас в то утро. Сара продолжала играть, но небольшая группа людей, сидевших в другом конце зала, увидев его, замолчала и принялась краем глаза наблюдать за нами. Заметив их взгляды, я улыбнулась и отодвинулась, освобождая место Лютеру.