Я почувствовала, как Лютер обнял меня и прижал к груди.
– Это моя вина, – всхлипывала я, уткнувшись в его пальто.
Лютер молча гладил меня по волосам, и я была благодарна ему, что он не пытался мне возразить.
О чем я умолчала, так это о вине Микке. Я втянула во все это моего отца, но, если бы не Микке, он по-прежнему был бы жив.
20
В тот же вечер, вернувшись в Роуэн, я направилась в наши комнаты за Сарой и заставила ее пойти вместе мной искать Итана и Ноя. Пока Итан заканчивал принимать душ, я раздала им письма от Лиама, и они сели читать. Мое внимание привлекло новое изобретение Итана – музыкальная шкатулка, которую можно было открыть, только разгадав механический пазл, встроенный в ее крышку.
– Как все прошло? – спросил меня Итан, выйдя наконец из своей спальни.
– Нормально. Нам нужно поговорить.
Сара и Ной отложили письма и посмотрели на меня. Я скрестила руки на груди.
– Надо что-то делать. Мы уже достаточно прождали.
– Айлин… – начал Ной.
– Нет, не надо тут Айлин. Если мы позволим этому продолжаться, то неизвестно, что может случиться. Возможно, Микке объявит войну Дайанде и люди в конце концов оправдают все произошедшее до этого, даже если в итоге узнают правду.
– Зачем им это? – спросила Сара.
Итан сел в кресло, а я осталась стоять у стола.
– Не знаю. Но люди такие, они приспособятся ко всему. Посмотрите, что произошло с Лоуденом: никто ничего не сказал, никому не было дела.
– Конечно им не было дела, – сказал сидящий на диване Ной. – Люди не идиоты: они знают, что здесь что-то неладное, но они боятся, как и все.
– А я не хочу бояться, – возразила я.
– Не ты одна, Айлин, но, помимо этого, я не хочу, чтобы мы все погибли, – ответила мне Сара.
Я тяжело вздохнула, чувствуя, что мне не хватает воздуха, и опустилась в кресло.
– Я этого не вынесу, я не могу продолжать сидеть сложа руки.
Итан долго смотрел на Ноя, в то время как Сара сосредоточенно изучала свои ладони. Наконец Ной вздохнул:
– Это нам не по силам. Для нас это всегда было слишком, и с каждым разом мы все больше в этом убеждаемся. Если мы хотим чего-то добиться, первое, что нам нужно сделать, – начать рассказывать правду большему количеству людей.
Я открыла рот, чтобы возразить, но Ной жестом оборвал меня.
– При помощи слухов. Отбрасывая некоторые моменты, делая вид, что мы не знаем всей правды, по чуть-чуть. Если мы все сделаем правильно, никто не узнает, что информация исходит от нас.
– Но кому мы расскажем? – спросила Сара.
– Всем, – ответил Итан. – Людям даже не нужно в это верить, достаточно просто заставить их сомневаться в Микке. Если повезет, Политический комитет начнет задавать правильные вопросы, и от нас больше ничего не потребуется.
– А что, если нам не повезет? – настаивала я.
– Сначала попробуем, а потом уже посмотрим.
Некоторое время мы молча наблюдали друг за другом.
– Мы могли бы вернуться в телеграфную комнату, – предложила я.
– Нет, ни в коем случае.
– Почему нет?
– Потому что слишком опасно, – ответила Сара.
– Они знают, что кто-то перехватил сообщение о нападении на Оливарес, – объяснил мне Итан. – Неизвестно, как и кто это сделал, но они теперь никому не доверяют.
– Тебе по-прежнему не дают работать?
– Плюс-минус. Они заставляют меня ремонтировать машины и архивировать старые сообщения. В главный зал имеют доступ только люди Микке.
– Значит, решено, – подытожил Ной. – Распространяем слухи и смотрим, что из этого выйдет.
Неохотно согласившись, я встала.
– Ты идешь?
Сара кивнула и последовала за мной. Я проводила ее до наших комнат, хотя сама не собиралась заходить.
– Прежде чем уйти… – я оглянулась, убеждаясь, что поблизости никого нет. – Не знаешь, как там Джеймс? Ты видела его в последние дни?
Сара подняла брови и улыбнулась:
– Джеймс?
Ничего не объясняя, я пожала плечами:
– Я виделась с ним, да. Он… как всегда, полагаю. Снова с этим своим измученным лицом.
– Не будь злой.
– Я не злая, – возразила Сара. – Он уже взрослый мальчик, чтобы самому принимать решения и отвечать за последствия, как делаем все мы.
Я кивнула, хотя и не была полностью согласна. В отличие от Сары я не была столь холодной и не разделяла свои чувства на отдельные ячейки для каждого случая. Однако я знала, что спорить с ней бесполезно, и последнее, чего мне хотелось, – это затевать ссору. Поэтому, пожелав Саре спокойной ночи, я отправилась искать Джеймса, однако в комнатах его не оказалось.
На следующий день за завтраком я тоже не увидела его и, дождавшись середины утра, снова пошла на поиски. По пути я случайно стала свидетелем тренировки в одном из двориков и прошла бы мимо, если бы не узнала голос Микке.
Я встала у колонны, особо не прячась, но и не желая привлекать внимание. Вместо пальто на Микке была короткая коричневая юбка, кожаные сапоги и атласный корсет. Ее волосы были заплетены в косу, наполовину растрепавшуюся из-за упражнений, а под глазами растекся коль.
Она сражалась с незнакомым мне человеком, тоже изгнанником с Острова, одетым в костюм для верховой езды. И только изучив его внешний вид, я осознала, что эта одежда, которую я всегда считала предназначенной для конных прогулок, была также и боевым облачением. Удобная, практичная, с обтекаемыми формами, позволяющими легко достать оружие, – как и накидки, которые все чаще заменяли пальто.
Несколько минут я наблюдала, как они сражаются на мечах, используя магию, чтобы ранить друг друга даже без прямого контакта клинков с кожей. Вместе с ними тренировалось еще несколько человек, но я безошибочно различала магию Микке среди прочих. Наверное, я смогла бы узнать ее в любом месте и в любой ситуации.
Когда Микке наконец выиграла бой, повалив противника на землю и приставив к его горлу меч, я ушла.
Несколько минут спустя Джеймс открыл мне дверь в свои комнаты. В этот раз рубашка на нем была застегнута, хоть и помята, но сам он предстал передо мной босой, растрепанный и изможденный. Увидев меня, он нервно пригладил волосы рукой.
– Привет.
– Доброе утро, Джеймс, – ответила я с улыбкой.
Он отошел в сторону, пропуская меня внутрь, едва заметно прихрамывая. Маленькая комната пребывала в некотором беспорядке, на столе стояла пара чашек чая, а на полу перед камином валялись одеяла и книги.
– Я приходила к тебе прошлой ночью, но тебя не было.
– Я… работал.
«Ага, и спал у огня, пытаясь спастись от холода внутри», – подумала я, но лишь улыбнулась ему:
– Ты завтракал? Заварить тебе чаю?
– Нет, спасибо, я сам справлюсь.
– Ну, позволь мне побаловать тебя. Джеймс, – добавила я, с новой улыбкой смакуя его имя.
Ему пришлось улыбнуться мне в ответ.
– Если бы я знал, то поцеловал бы тебя гораздо раньше.
– Ты помнишь это, да? – пошутила я, когда подошла к чайнику и поставила его на огонь.
Джеймс плюхнулся на диван.
– После… того, как мы легли спать, у меня все как в тумане.
Рассмеявшись, я села рядом с ним, пока вода нагревалась.
– Знаешь что? Я позволю тебе вообразить все, что ты захочешь.
Джеймс долго смотрел на меня.
– Спасибо, – сказал он наконец серьезным тоном.
– Благодарности не нужны, ты уже должен был это выучить.
Я снова встала, чтобы найти пару чистых чашек, и вернулась к нему.
– Как дела в Олмосе?
– Хорошо. Лиам передает тебе привет. А еще я наконец смогла одеться и причесаться как нормальный человек, что тоже не может не радовать.
– Ты говоришь так, будто когда-то была нормальным человеком.
– Эй!
Я легонько ударила его по руке, но свист чайника прервал нас до того, как я успела продолжить возмущаться. Когда я подавала чай, я вспомнила кое-что, что меня беспокоило.
– Джеймс…
– Да?
– Микке… Ее манера одеваться…
Джеймс откинулся на спинку дивана, поднеся большой палец к губам.
– Я могла бы сказать, что не знала о том, как она одевается, но на самом деле мне в принципе мало что о ней известно, – призналась я, не мешая ему кусать ногти. – При мне никто никогда о ней не говорил. Ни дома, ни при дворе.
– Не в твоих кругах, полагаю.
Я нахмурилась.
– У меня есть друзья-северяне. И я всегда ходила на заседания Политического подкомитета.
Джеймс безрадостно улыбнулся:
– У тебя есть друзья-северяне, которые разделяют твои взгляды, при дворе, где все связанное с Войной Двух Ночей, кроме ее итога, – табу.
Я вспомнила, что в доме моих бабушки и дедушки политика тоже не обсуждалась, и впервые задумалась: было ли это их собственным решением или указанием моих родителей? Я поставила чашку с чаем на стол.
– Откуда Микке родом?
– С Севера. Она родилась и выросла там.
– Но тогда почему иногда она одевается как южанка? И подводит колем глаза, и собирает волосы так, словно…
Я не хотела произносить это слово. Я чувствовала, что если я это сделаю, то разрушу все, что оно для меня значит.
– Потому что она так хочет, – ответил Джеймс. – И потому что она всегда отстаивала идею, что Севера и Юга не существует, есть только Оветта.
– Но ведь ее идеалы – северные.
– Но при этом у нее южная одежда. Она берет то, что ей подходит, из каждого места и отбрасывает то, что ее не интересует.
Мне стало любопытно, не так ли видят меня люди при дворе. Той, кто смешивает стили, убеждения, системы образования.
– Полукровки существовали всегда, Айлин, но Микке не из их числа. Она просто пытается манипулировать людьми. Она уже делала это во время войны, пытаясь объединить весь мир против Сагры.
Я вспомнила свой разговор с Лютером о том, чего хочет Микке.
– И поэтому она продолжает настаивать на том, что все нападения как на Севере, так и на Юге исходят от Дайанды?
Джеймс вздохнул:
– Это лишь теория. Очевидно, что возвращения к власти ей недостаточно. Возможно, она хочет добиться того, чего не смогла тогда. Объединить Оветту.