нее контролировать свои эмоции, и, когда несколько ночей спустя я не смогла уснуть, я знала, что это из-за него. Точнее, из-за того, что он делал для Микке.
Вместо того чтобы ждать его в гостиной, я легла в постель, однако, когда услышала, как он входит, но при этом не идет в спальню, мне пришлось встать.
Лютер сидел за столом, подперев голову руками. Увидев меня на пороге, он поднял глаза, и я заметила на его лице длинный порез от брови до губы. Я вздохнула и продолжала смотреть на него, прислонившись к дверному косяку, скрестив на груди руки.
Я знала, откуда он пришел. Знала, что он делал. Если бы не наша парная магия и его потребность во мне, мое имя могло бы быть в одном из этих списков.
Списков людей, которых пытали за несогласие с Микке.
Лютер молча смотрел на свои руки, пока с его щеки не скатилась капля крови и не упала на деревянный пол. На лице отпечатался влажный след, похожий на слезу. Я подошла к нему и оперлась на стол, чувствуя исходившую от него магию Микке. Лютер откинулся на спинку стула.
– Ты в порядке?
Он облизнул рану на губе и, сглотнув, кивнул.
– Можешь вылечить себя?
Лютер снова опустил взгляд, сжимая и разжимая кулаки на столе. Я тяжело вздохнула и направилась за полотенцем и миской с водой. Вернувшись, я подбросила в камин дров и зажгла пару свечей. Налив виски в стакан, я предложила ему. Прежде чем заговорить, Лютер откашлялся, его голос звучал несколько надломленно.
– Мне это не нужно.
– Это для того, чтобы ты прополоскал рот.
Он был не в состоянии смотреть мне в лицо, и меня радовало, что, по крайней мере, ему было стыдно за все это. Он взял стакан и прополоскал рот, шипя от боли. Когда он сплюнул виски с кровью в стакан, я взяла его за подбородок, заставив взглянуть на меня. Я долго смотрела ему в глаза, прежде чем отвернуться, безмолвно выражая свое отношение к происходящему.
Смочив полотенце в чистой воде, я с большой осторожностью, даже большей, чем он заслуживал, вытерла кровь. Порез был неглубоким, от него не должно было остаться никакого шрама. Очистив его лицо, я осторожно провела по отметинам пальцами, стараясь не причинять ему боли, пока залечивала кожу своей магией. Осталась только одна рана на губе. Откинув его голову назад, я медленно провела по ней большим пальцем. Лютер сделал глубокий вздох, но не шелохнулся.
Я чувствовала, как его кожа восстанавливается под моим прикосновением, и, когда я закончила, Лютер схватил меня за запястье. Он хотел мне что-то сказать, но я не дала ему возможности. Рывком высвободила руку и ушла спать, оставив его одного.
В ту ночь он впервые не пришел в постель.
На следующий день, когда я встала, Лютер уже ушел. Я позавтракала с Сарой, но потом ей пришлось уйти на заседание Социального комитета, поэтому я вернулась в наши комнаты. Я перебирала свои бумаги, когда в дверь вошел Лютер. Я нерешительно посмотрела на него. Мне хотелось разозлиться, перестать с ним разговаривать, но я понимала, что все это лицемерие. Чем я была лучше него?
Мне не пришлось ничего предпринимать, потому что Лютер сам подошел ко мне, улыбаясь.
– Вижу, сегодня утром у нас хорошее настроение, – резко сказала я.
– У меня есть кое-что для тебя.
Я пронзила его взглядом, в котором смешались гнев и недоверие. Неужели он верил, что ему удастся купить меня своими подарками, тем более после произошедшего? Я уже упрекала его в этом, он не мог забыть.
Лютер фыркнул:
– Нет, это не… Вот, держи.
Он сунул руку в карман пиджака и вытащил белый конверт. После минутного колебания я взяла его и прочитала короткую неподписанную записку, выведенную изящным почерком моей мамы. Я отложила листок в сторону, чтобы не намочить его слезами, и встала.
– Что это? – спросила я. – Откуда ты его взял?
– Я не могу тебе сказать.
– Почему?
– Это… сложно.
А когда что-то было просто? Я вытерла слезы и облокотилась на стол.
Улыбнувшись, я взглянула на Лютера, который смотрел на меня с некоторым подобием улыбки. Я глубоко вздохнула, и он положил руку мне на плечо, стараясь утешить.
– Спасибо, – сказала я, на мгновение сжав его руку.
– Лучше, чтобы никто не знал, что ты общаешься с мамой. Мало ли что может произойти.
– Ты что-нибудь знаешь? О том, чем она занимается?
– Я знаю, что это может быть опасно.
– Жить при дворе в принципе опасно, – сказала я.
Лютер нахмурился, словно мои слова его задели.
– Не волнуйся, я никому не скажу.
Он кивнул и обошел мой стол. Открыв один из ящиков, он прижал руку к доске, активируя секретный тайник.
– На всякий случай, – пояснил он.
Подойдя, я спрятала письмо в тайник и закрыла его. Мы долго стояли, ничего не говоря. Мне хотелось знать, откуда у него эта записка, кто дал ему ее, почему она не подписана и почему ее не передали мне напрямую. И, кроме того, если это было опасно… почему он пошел на это?
– Лютер…
Он снова посмотрел на меня. От ран прошлой ночи не осталось и следа, кроме темных кругов под глазами.
– Спасибо тебе.
«Новости» перестали писать правду, превратившись в пропагандистское оружие в руках Микке. Они сообщали о якобы замеченных на границе солдатах Дайанды, хотя нигде не уточнялось, где и кто их видел. Жители Роуэна, казалось, не слишком в это верили на фоне распространяющихся слухов, но меня интересовало, как воспримут эту информацию в остальной части Оветты, где опровергнуть ее некому.
Когда Лютер зашел в гостиную, я как раз бросила один из листков в камин.
– Ты свободна сегодня вечером?
Я обернулась, наблюдая, как он снимает пиджак на пороге комнаты.
– В отличие от всех остальных вечеров, когда у меня есть планы?
Лютер замер и со вздохом повернулся ко мне.
– Да, я свободна.
– Нас пригласили на закрытую вечеринку. Там будут Микке и твоя тетя, мы должны присутствовать.
– Что за вечеринка?
Лютер достал из кармана пиджака черный конверт и протянул его мне. Внутри находилась черная открытка, подписанная золотыми чернилами. Это было приглашение в театр теней.
– Ладно, – ответила я даже быстрее, чем намеревалась.
– Ты видела когда-нибудь такое?
– Много лет назад, когда только приехала в Роуэн.
Я почувствовала, как Лютер улыбается за моей спиной, но не обернулась. На Юге у нас устраивались кукольные спектакли, но то были простые детские представления, далекие от элегантности и магии историй, которые рассказывали на Севере. Я помнила, какое очарование вызвал у меня театр теней, и на самом деле мне очень хотелось увидеть его снова, даже при таких странных обстоятельствах.
Поэтому, приведя себя в порядок, я вместе с Лютером направилась в одну из общих гостиных, оборудованную по этому случаю. В конце возвышался огромный белый экран, а перед ним расставили кресла в несколько рядов. Присутствующие в комнате разбились на небольшие группы, но их было немного. Все говорило о том, что мероприятие действительно закрытое.
– А кто организатор? – шепотом поинтересовалась я у Лютера.
– Леон Винсент. Пойдем поздороваемся.
Лютер приобнял меня за талию, и мы направилась к группе людей, стоявших поблизости. Мне хотелось отстраниться от него, но я сдерживалась.
– Сеньор Мур! Айлин.
Винсент с энтузиазмом обменялся с Лютером рукопожатием, а мне кивнул, затем взял мою руку и поцеловал в знак приветствия. В группе также были Микке, моя тетя Андреа, Элейн Миррелл и пара северных мэров, сохранивших свои посты. С Миррелл я не встречалась с тех пор, как Микке захватила власть над правительством, поэтому, когда она вперила в меня свой бледный, полный недоверия взгляд, я была очень рада, что Лютер меня обнимал.
– Мы разговаривали о Дайанде, – с улыбкой сказал нам Винсент.
– Есть какие-нибудь новости? – непринужденно поинтересовался Лютер.
– Возмущение не утихает, – ответила моя тетя.
Лютер вежливо улыбнулся.
– Мне надоело все время говорить об одном и том же, – сказала Микке. – Одно и то же, снова и снова. Дайанда напала на нас, и если мы продолжим бездействовать, то они или кто-либо другой решат, что могут безнаказанно сделать это снова.
Микке говорила, постепенно повышая голос, поэтому, когда она закончила, вокруг нас воцарилась тишина. На мгновение она стиснула зубы и сглотнула слюну. Винсент прокашлялся.
– Почему бы нам не занять свои места? – предложил он.
Группа рассеялась, все направились к креслам. Лютер предложил мне стул сбоку, а сам, вместо того чтобы сесть рядом, встал за моей спиной. Винсент стоял перед экраном и ждал, пока все утихнут.
– Спасибо всем, что пришли. Я знаю, как трудно в нынешней ситуации выкроить время для того, чтобы расслабиться и вспомнить, за что мы боремся. – Винсент сделал паузу, окинув взглядом публику. – А боремся мы вот за что. За право сохранить нашу культуру, наш образ жизни. За возможность провести вечер в кругу друзей.
Публика зааплодировала, свет погас, и Винсент сел рядом с Микке и моей тетей Андреа. Через несколько мгновений экран озарился светом, и на нем появились силуэты артистов, их черные фигуры выделялись на белом фоне. Незнакомый мне пианист заиграл, и тела танцоров принялись создавать фигуры, рассказывая одну историю за другой.
Я с легкостью узнавала северные сказания из моего детства о волшебных животных и фантастических существах, которые делились своей мудростью с первыми жителями Оветты. С интересом я наблюдала за движениями человеческих тел, за животными, которых они изображали, вслушивалась в звуки, любовалась игрой контрастов. Я была настолько увлечена представлением, что едва почувствовала, как пальцы Лютера слегка касаются моей обнаженной руки.
Но я почувствовала это и не могла не вспомнить ту ночь в театральной ложе перед нападением Микке. Казалось, это произошло в другой жизни и с другим человеком.
Меня глубоко задело, что Лютер снова поступает со мной так. В течение нескольких месяцев он манипулировал мной, пытаясь втереться в доверие, чтобы иметь возможность использовать мою магию в своих целях, а когда у него закончились варианты, он показал свое истинное лицо. Почему он вновь прибегнул к тем же уловкам? Возможно, опасаясь потерять меня из-за событий, связанных с Микке, он решил, что снова может манипулировать мной таким же образом. Неужели он действительно верит, что я настолько слепа? Каждый раз, когда мне казалось, что я начинаю узнавать его по-настоящему…