– И я не откажусь от него, – ответила я, набравшись смелости, несмотря на сильное напряжение в животе. – Я знаю, это безумие. Я знаю, как это звучит. Но я не могу поступить иначе. Я не могу продолжать жить так, будто ничего не изменилось, будто они не убили моего отца, и Лоудена, и других людей, чьих имен я даже не знаю.
Лютер смотрел на меня, не перебивая. Я продолжала говорить, наконец-то высказывая все, о чем молчала неделями:
– И в любом случае мы не хотим делать это в одиночку. Мы собираемся найти людей, которые помогут нам, в провинциях. – Я крепко сжала кулаки и глубоко вздохнула. – Лютер, я не могу сидеть сложа руки. Я знаю, что должна была сказать тебе раньше, но ты рассказываешь мне о жизни в Луане, пока работаешь на Микке, и… Я понимаю, что это все ради нашей защиты, но я правда пыталась, и я не могу.
Лютер вздохнул и поставил чашку на стол.
– Я знаю. – Он встал и подошел к огромному окну, залитому лунным светом. – Я видел тебя. Видел твои старания и на мгновение подумал, что у нас все получится. Что они поверят нам и мы сможем уехать и забыть обо всем.
Лютер долго смотрел на меня, словно все еще ожидая, что я подтвержу его слова, словно давая мне последний шанс.
– Я не могу этого сделать, – пробормотала я.
Он грустно улыбнулся, и мне пришлось сглотнуть, чтобы ослабить комок в горле. Я почувствовала, как дрожат мои руки, и не могла вспомнить, когда в последний раз так нервничала.
– Но продолжать так жить мы тоже не можем, – ответил он. – Каждый строит планы самостоятельно, не считаясь с другим, подвергая друг друга опасности из-за секретов или лжи. Айлин, я устал.
Я встала и сделала шаг к нему, но не могла продолжить. Мне не хватало воздуха.
– Что ты хочешь?..
Сказать. Сделать. Я не могла говорить. Не могла думать.
– Я хочу помочь тебе. Я не знаю, удастся ли нам это сделать, и не знаю, что произойдет, но, когда придет время, я не хочу оказаться на другой стороне.
Я несколько раз моргнула и, сделав глубокий вдох, приблизилась к нему.
– Я знаю преданных Микке людей в Роуэне и за его пределами. Я знаю, с кем мы можем…
– Почему ты хочешь рискнуть всем? – прервала я его.
Я понимала, что в тот момент это не имело значения, Лютер собирался нам помочь – это самое главное, но мне нужно было знать. Я сделала еще один шаг к нему, и он на мгновение опустил взгляд, как будто собирался с силами, чтобы заговорить. Через несколько секунд он снова пристально на меня посмотрел. Я все еще дрожала.
– Потому что недостаточно разделять с тобой магию, если тебе противно смотреть на меня.
Я сделала еще один шаг, чувствуя через нашу связь его эмоции.
– Потому что я видел тебя настоящую и знаю, что с тобой делает такая жизнь.
Снова шаг.
– Потому что я понял, что твое счастье для меня важнее, чем твое постоянное присутствие рядом.
Последний шаг, и вот я стояла рядом с ним.
Лютер сжал мои дрожащие ладони в своих, и я прильнула к нему всем телом, поднимая взгляд. Он отпустил одну мою руку и нежно взял меня за подбородок. Я подалась вперед, прижимая к груди наши сплетенные руки, но позволила Лютеру самому преодолеть расстояние, разделяющее наши губы.
Это был сладкий, неуверенный, лишенный магии поцелуй. Он был настоящим, и я не сдержала слез, когда осознала, насколько он отличался от нашего поцелуя в день Зимнего солнцестояния. Тот был наполнен болью, магией и отчаянием. В этом же были только Лютер и я, ничего больше.
Лютер отстранился, вытирая мои слезы большими пальцами:
– Ты в порядке?
Я кивнула, вцепившись в его жилет. Адреналин все еще струился по моим венам, и я снова поцеловала Лютера, но уже с большей уверенностью. Когда мы оторвались друг от друга, я уткнулась лицом в его плечо, ощущая тепло его тела, и он обнял меня.
– Ты вся дрожишь.
– Это нервы.
– Здесь холодно, хочешь вернуться в комнату?
Я снова молча кивнула, взяла его за руку, и мы вернулись в постель. Я забралась под одеяла, и Лютер отпустил меня, но только для того, чтобы разуться и сесть рядом со мной. Затем он запрокинул руку, и я прильнула к нему.
– Почему ты плачешь? – спросил он после долгого молчания.
Я хватала ртом воздух, чувствуя, как моя нервозность постепенно растворяется.
– Потому что это реально.
Лютер остался доволен этим ответом – может быть, из-за того, что понимал, о чем я говорю, а может, чтобы не давить на меня больше.
В тот момент я не могла описать свои чувства словами. Казалось, Лютер увидел и понял меня и захотел быть рядом со мной, что бы ни случилось. Без какого-либо плана, без какой-либо личной выгоды, кроме… Моего счастья? Моего доверия? Нет, это было что-то другое, что я не могла объяснить.
Я придвинулась к Лютеру, вдыхая его запах, и положила руку ему на сердце, ощущая тепло его кожи. Закрыв глаза, я позволила себе почувствовать все, что запрещала себе до этого. Потребность прикоснуться к нему без магии, услышать его дыхание, осознать то, что я не могла себе даже представить, – что он тоже что-то чувствует ко мне.
Пошевелив рукой, Лютер потянул за ленту, вплетенную в мою косу. Он начал медленно расплетать ее, снова и снова путаясь пальцами в моих волосах. Подняв взгляд, я с любопытством наблюдала за ним.
– Я давно хотел это сделать.
Я не могла не улыбнуться.
– Почему? В моих волосах нет ничего особенного.
– В них… в них так много тебя.
Его рука все еще купалась в моих локонах, и он наклонился, чтобы поцеловать появившуюся на моих губах улыбку.
23
Проснувшись на следующее утро, я ощутила тепло объятий Лютера. Его сердце билось у меня за спиной, а размеренное дыхание щекотало шею. Вспомнив случившееся прошлой ночью, я почувствовала некоторое напряжение, но Лютер погладил меня по руке, передавая спокойствие при помощи своей магии. Не разрывая объятий, я сделала глубокий вдох и повернулась к нему.
– Доброе утро, – тихо сказала я.
Лютер наклонился и нежно коснулся своим носом моего. Этот жест показался мне настолько интимным, что я покраснела.
– Доброе утро, – прошептал он мне в губы.
Я наблюдала, как он пробуждается, каждый день в течение нескольких недель. Я видела, как его волосы беспорядочно лежат на подушке, как он щурит глаза, пока не выпьет первую за день чашку кофе, и как он до последнего не хочет вставать с кровати. Мы даже не в первый раз просыпались в объятиях друг друга, однако…
Я не смогла удержаться и поцеловала его, положив руку на шершавую от щетины щеку. Лютер ответил на поцелуй, а затем потянулся, прижимая меня к себе.
– Я бы все утро не вылезал из постели, но у меня для тебя сюрприз, который не может ждать.
Я приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него.
– Что за сюрприз?
– Это секрет. Давай сначала позавтракаем.
Лютер встал и направился в ванную. Я немного понежилась в постели, а когда он вернулся, пошла приводить себя в порядок.
Затем я присоединилась к нему в столовой, и, пока он допивал забытый накануне чай, поставила чайник на огонь, и накрыла на стол.
– У тебя есть здесь брюки? – спросил он, разливая чай.
– Да, а что?
Я заметила, как Лютер вместо двух ложек сахара кладет мне в чай три, как делала я, когда думала, что меня никто не видит. Он уже не впервые проворачивал это.
– Нам нужно будет взять лошадей, и я не думаю, что ты захочешь скакать верхом в северных юбках.
– Куда мы поедем?
Лютер пожал плечами и передал мне чашку.
– Я же сказал тебе, что это сюрприз.
– В деревню? – не унималась я.
– Нет.
– Мы далеко поедем?
– Нет. Айлин.
Я щелкнула языком:
– Ладно.
Закончив завтракать и убрав за собой, мы вернулись в спальню. Не дожидаясь, когда Лютер уйдет в ванную переодеваться, я начала натягивать брюки и свитер прямо при нем. Мгновение поколебавшись, Лютер последовал моему примеру: снял пижаму и надел костюм для верховой езды. Я немного помедлила, разглядывая украшения на туалетном столике, и наконец надела кулон с незабудкой, спрятав его под свитер.
– Мы едем надолго? – спросила я, зашнуровывая ботинки.
– Закутайся как следует.
Застегнув пальто, я взяла шарф, перчатки и шапочку. Лютер кивнул, и мы вышли. Оказавшись за пределами замка, я закончила одеваться и последовала за ним к конюшням.
Иона, как всегда, встретил меня с улыбкой и демонстративно проигнорировал присутствие Лютера.
– Эх, Айлин, – сказал он, седлая мою лошадь, – вместо того чтобы найти себе приличного южанина…
Лютер притворился, что не слышит, сосредоточившись на подготовке своего коня.
– Вообще-то, моя мать – северянка, – возразила я.
– Да, но притворяется, что это не так, – ответил Иона.
Лютер посмотрел на меня, сдерживая улыбку, и я тоже не смогла не улыбнуться, понимая, что эти слова уже не так далеки от правды.
Со второй попытки я вскочила на лошадь и схватила поводья.
– Поехали?
– Поехали.
Мы долго скакали молча, наслаждаясь свежим воздухом, несмотря на то что зима пока не думала заканчиваться. Даже бледные щеки Лютера приобрели легкий румянец, отчего его глаза казались скорее голубыми, нежели серыми.
– О чем задумалась?
– Ни о чем, – быстро ответила я и пришпорила кобылу.
Деревья расступились, и мы оказались на поляне. На другой стороне стояла лошадь, а рядом с ней женщина, которая, услышав нас, обернулась.
– Мамочка!
Недолго думая, я бросила поводья, соскочила с лошади и побежала к ней. Я кинулась ей на шею и разрыдалась, сама не понимая почему. Мама засмеялась:
– Только не надо слез, девочка.
Я хотела как можно дольше оставаться в ее объятиях, вдыхая ее запах, пока Лютер занимался лошадьми. Я вытерла слезы перчатками, не обращая внимания на прилипший к лицу пух. Мама с улыбкой сняла его с меня.
– Какая ты хорошенькая.
– Ну мам, – пробормотала я без особого смущения.