— Трехглавые драконы бывают только на щитах и знаменах, — заявил Армин-кандидат. — Это геральдический знак, не более. Притом Таргариены все вымерли.
— Не все, — возразил Аллерас. — У Короля-Попрошайки была сестра.
— Я думал, ей голову разбили о стену, — сказал Рун.
— Нет. Это маленькому Эйегону, сыну принца Рейегара, разбили о стену голову бравые ребята Ланнистера. А мы говорим о сестре Рейегара, рожденной на Драконьем Камне перед падением острова. О принцессе Дейенерис.
— Да, точно. Бурерожденная. Вспомнил теперь. — Молландер запрокинул кружку, чтобы допить остатки. — За нее! — провозгласил он, брякнув пустой кружкой о стол, и вытер рот. — А где же Рози? За нашу законную королеву не мешало бы выпить еще по одной, что скажешь?
— Тише ты, дурень, — забеспокоился Армин. — Никогда не шути такими вещами. Откуда тебе знать, кто тебя слышит. У Паука везде уши.
— А ты уж и штаны намочил. Я призываю к выпивке, не к восстанию.
За спиной у Пейта кто-то хихикнул, и тихий голос сказал:
— Я всегда знал, что ты изменник, Прыг-Скок. — Лео Ленивец неслышно подкрался к ним через старый дощатый мост. Наряд на нем атласный, в зеленую и золотую полоску, короткий плащ из черного шелка заколот на плече хризолитовой розой. Судя по пятнам у него на груди, этой ночью он пил красное вино, прядь пепельных волос падает на один глаз.
Молландер при виде него ощетинился.
— Убирайся. Никто тебя сюда не звал. — Аллерас примирительно положил руку Молландеру на плечо, Армин нахмурился.
— Милорд Лео? Я думал, тебе запрещено покидать Цитадель еще…
— Еще три дня. — Лео пожал плечами. — Перестин утверждает, что миру сорок тысяч лет, Моллос — что пятьсот. Что такое по сравнению с этим три дня, я вас спрашиваю? — На террасе стояло с дюжину пустых столов, но Лео подсел к ним. — Поставь мне чашу борского золотого, Прыг-Скок, — тогда я, быть может, не скажу отцу про твой тост. Я нынче проигрался в «Клетчатой доске», а последнего оленя истратил на ужин. Молочный поросенок в сливовом соусе, начиненный каштанами и белыми трюфелями. А у вас тут что?
— Вареная баранья нога, — неохотно пробурчал Молландер. — На всех.
— Уверен, это сытное блюдо. Сын лорда должен быть щедрым, Сфинкс. Ты, кажется, получил свою медь? Я бы выпил за это.
— Я угощаю только друзей, — не переставая улыбаться, ответил Аллерас. — И я не сын лорда, я тебе уже говорил. Моя мать была простая торговка.
Карие глаза Лео сверкали от вина и от злости.
— Твоя мать была обезьяна с Летних островов. Дорнийцы любят всякую тварь, лишь бы дырка на нужном месте была. Не обижайся — ты хоть и черен, но все-таки моешься, не то что наш Чушка. — И он махнул рукой в сторону Пейта.
Дать бы ему кружкой по морде, да так, чтоб сразу половину зубов выбить. Чушка Пейт-свинопас — герой бесчисленных озорных историй, добродушный олух. Его глупость на поверку оборачивается хитростью: он побивает жирных лордов, надменных рыцарей, елейных септонов, а в конце концов садится на высокое место лорда и спит с рыцарской дочкой. Но это в сказках — в жизни свинопасам такое не светит. Мать, должно быть, люто его ненавидела, коли наградила его таким имечком.
Аллерас больше не улыбался.
— Извинись сейчас же, — сказал он.
— Не могу — очень уж в глотке сухо.
— Ты позоришь свой дом каждым словом, которое произносишь. И Цитадель позоришь — одним своим пребыванием среди нас.
— Да, да. Поставь же мне вина, чтобы я мог смыть свой позор.
— Я когда-нибудь вырву твой поганый язык, — посулил Молландер. — С корнем.
— Тогда мне нечем будет вам рассказать о драконах. Наш дворняга не соврал: дочь Безумного Короля жива, и у нее вывелось три дракона.
— Три? — ахнул Рун.
— Больше двух, меньше четырех. — Лео потрепал его по плечу. — На твоем месте я погодил бы держать экзамен на золотое звено.
— Оставь его в покое, — сказал Молландер.
— Как скажешь, о благородный Прыг-Скок. На всех кораблях, что прошли больше ста лиг от Кварта, толкуют об этих драконах. Некоторые даже уверяют, что видели их своими глазами, и Маг склонен им верить.
— Мнение Марвина мало что значит, — поджал губы Армин. — Архимейстер Перестин первый скажет тебе об этом.
— Архимейстер Раэм тоже так говорит, — вставил Рун.
— Море мокрое, солнце теплое, — зевнул Лео, — а наша верхушка на дух не выносит мастифа.
У него для каждого прозвище припасено. Пейт, однако, не мог отрицать, что Марвин в самом деле больше похож на мастифа, чем на мейстера. Смотрит так, точно укусить тебя хочет. Он не такой, как другие мейстеры. Говорят, что он водит компанию со шлюхами и бродячими шарлатанами, что он разговаривает с волосатыми иббенийцами и черными жителями Летних островов на их родном языке и приносит жертвы чужим богам в маленьких портовых молельнях. Его видели в самых грязных притонах вместе с лицедеями, певцами, наемниками и даже с нищими. Поговаривают даже, что он однажды одними кулаками убил человека.
Восемь лет Марвин провел на востоке — наносил на карту неизвестные земли, искал старинные книги, водился с чародеями и заклинателями теней. Когда он вернулся в Старомест, Уксусный Ваэллин прозвал его Магом, и это имя, к большому раздражению Ваэллина, вскоре разнеслось по всему городу. «Оставь молитвы и заклинания жрецам и септонам и направь свой ум на познание истин, которым человек может доверять», — посоветовал как-то Пейту архимейстер Раэм. Но у Раэма кольцо, маска и жезл золотые, и в его мейстерской цепи недостает звена из валирийской стали.
Армин бросил на Лео надменный взгляд. Нос у него как раз подходящий для таких взглядов — длинный, тонкий и острый.
— Архимейстер Марвин верит во множество странных вещей, но доказать, что драконы существуют, способен не больше Молландера. Это всего лишь матросские байки.
— Ошибаешься, — сказал Лео. — У Мага в комнатах горит стеклянная свечка.
На террасе стало тихо. Армин со вздохом покачал головой, Молландер засмеялся, Сфинкс впился в Лео своими черными глазищами, Рун вконец растерялся.
Пейт знал про стеклянные свечи, хотя никогда не видел, чтобы они горели. В Цитадели это самый большой секрет. Говорят, их привезли в Старомест из Валирии за тысячу лет до Рокового Дня. Всего их, как Пейт слышал, четыре: одна зеленая, остальные черные, и все они высокие и витые.
— Что это за стеклянная свечка? — спросил Рун.
Армин прочистил горло.
— Перед тем, как принести свои обеты, кандидат должен совершить ночное бдение в склепе. При этом ему не дают ни лампы, ни факела — только обсидиановую свечу. Если он не сумеет ее зажечь, то просидит всю ночь в темноте. Самые глупые и упрямые, особенно те, что занимались так называемыми тайными науками, пробуют это сделать. При этом они часто ранят себе пальцы, ибо витки на этих свечах остры, как бритва. Так, с изрезанными пальцами, в размышлениях о своей неудаче, они и встречают рассвет. Те, кто поумней, просто ложатся спать или проводят ночь в молитве, но каждый год кто-нибудь да пытается.
— Верно. — То же самое слышал и Пейт. — Но что проку от свечи, если она не дает света?
— Это урок, — важно ответил Армин, — последний, который мы должны усвоить, прежде чем возложить на себя мейстерскую цепь. Стеклянная свеча, вещь редкостная, прекрасная и хрупкая, служит здесь символом истины и знания. Стеклу недаром придана форма свечи — это напоминает нам, что мейстер должен быть источником света везде, где бы он ни служил, а острые грани говорят о том, что знание может быть опасным. Мудрецы могут возгордиться своей мудростью, но мейстер должен всегда оставаться смиренным. Стеклянная свеча напоминает нам и об этом. Даже принеся обет, надев цепь и отправившись к месту службы, мейстер должен помнить о бдении, проведенном впотьмах, и о тщетных попытках зажечь свечу… ибо и знанию не все доступно.
Лео громко расхохотался.
— Это тебе не все доступно. Я своими глазами видел, как она горит.
— Ты видел, как горит другая свеча, — не сдавался Армин. — Возможно, из черного воска.
— Мне лучше знать, что я видел. Свет у нее яркий, много ярче, чем у сальной или восковой свечки. Он бросал странные тени, и пламя не колебалось, хотя в открытую дверь дуло почем зря.
Армин неуступчиво скрестил руки на груди.
— Обсидиан не горит.
— Драконово стекло, — вставил Пейт. — В народе его называют драконовым стеклом. — Это почему-то казалось ему достойным упоминания.
— Верно, — поддержал его Сфинкс, — и если в мире опять завелись драконы…
— Драконы и кое-что пострашнее, — сказал Лео. — Серые овцы зажмурились, но мастиф видит правду. Древние силы пробуждаются, тени приходят в движение. Грядет век чудес и ужасов, век богов и героев. — Он потянулся, улыбаясь своей ленивой улыбкой. — За это стоит выпить, я бы сказал.
— Мы уже достаточно выпили, — сказал Армин. — Утро настанет скорее, чем нам того хочется, и архимейстер Эброз будет читать о свойствах мочи. Тем, кто намерен выковать серебряное звено, лучше не пропускать его лекции.
— Я нисколько не препятствую тебе отведать мочи, — съязвил Лео, — но сам предпочитаю борское золотое.
— Если уж выбирать между тобой и мочой, то я выбираю ее. — Молландер поднялся из-за стола. — Пошли, Рун.
— Я тоже иду спать. — Сфинкс взял футляр с луком. — Может, мне приснятся драконы и стеклянные свечи.
— Все заодно, да? Ну ничего, зато Рози здесь. Я, пожалуй, разбужу нашу милашку и сделаю из нее женщину.
Сфинкс заметил, какое выражение приняло лицо Пейта, и сказал:
— Раз у него нет медного гроша на чашу вина, то золотого на девушку и подавно не может быть.
— Вот-вот, — подхватил Молландер. — И чтобы сделать девушку женщиной, нужен мужчина. Пошли с нами, Пейт. Старый Валгрейв проснется ни свет ни заря, и тебе придется свести его в нужник.
Если он меня узнает на этот раз. Архимейстер Валгрейв без труда отличает одного ворона от другого, но с людьми у него это получается не столь хорошо. Иногда он принимает Пейта за какого-то Крессена.