Сэм неуклюже вытащил меч и побрел с ним по снегу. Мимо с лаем пробежала собака, и он увидел нескольких человек из Сумеречной Башни, больших, бородатых, с длинными топорами и восьмифутовыми копьями. Чувствуя себя увереннее в их обществе, он последовал за ними к стене. Увидев, что факелы на ней горят по-прежнему, он испытал великое облегчение.
Черные братья, стоя с мечами и копьями в руках, вглядывались в падающий снег и ждали. Сир Малладор Локк проехал мимо на коне, в запорошенном снегом шлеме. Сэм держался позади, высматривая Гренна или Скорбного Эдда. «Если уж умирать, то рядом с друзьями», – думал он, помнится, тогда. Вокруг себя он видел только чужих, людей из Сумеречной Башни, которыми командовал разведчик по имени Блейн.
– Идут, – сказал кто-то из братьев.
– Заряжай! – крикнул Блейн, и двадцать черных стрел, вынутых из колчанов, легли на тетивы.
– Боги праведные, да их там сотни, – прошептал другой голос.
– Тяни! – скомандовал Блейн. – Держать! – прозвучало после. Сэм ничего не видел и не хотел видеть. Люди Ночного Дозора ждали с оттянутыми к уху тетивами, и что-то поднималось к ним сквозь снег по темному скользкому склону. – Держать, держать, – повторял Блейн, а потом рявкнул: – Пускай!
Стрелы с шорохом улетели в ночь.
Нестройное «ура» пробежало вдоль стены, но тут же и затихло.
– Они не останавливаются, милорд, – сказал один брат Блейну, а другой крикнул: – Еще! Вон они, из леса выходят! – Так и ползут, боги милостивые, – подхватил третий, – и близко как, рукой подать!
Сэм пятился, дрожа, как лист на ветру, – и от холода, и от страха. Той ночью было очень холодно – еще холоднее, чем теперь. «В снегу почти тепло. Теперь мне легче. Немножко отдохнуть – вот все, что мне нужно. Полежу еще чуть-чуть и пойду дальше. Совсем чуть-чуть».
Рядом с его головой прошла мохнатая серая лошадь с заснеженной гривой и обросшими льдом копытами. Потом из снега появилась еще одна, которую вел под уздцы человек в черном. Увидев на дороге Сэма, он выругался и заставил лошадь обойти его. «Вот бы и мне коня, – подумал Сэм. – Сидел бы себе и ехал, даже дремал бы в седле». Но почти все их лошади погибли на Кулаке, а те, что остались, везут провизию, факелы и раненых. А Сэм не ранен. «Я просто толст и слаб, да еще и самый отъявленный трус во всех Семи Королевствах».
Ох, какой же он трус. Лорд Рендилл, его отец, всегда говорил так и был прав. Сэм не оправдал себя как его наследник, вот отец и отправил его на Стену. Дикон, младший брат, унаследует теперь земли и замок Тарли, и великий меч Губитель Сердец, которым их род гордился много веков. Уронит ли Дикон слезу над своим братом, умершим в снегу, на краю света? «Да с какой стати. Трус не стоит ничьих слез». Отец повторял это матери раз сто, и Старый Медведь того же мнения.
– Зажигай стрелы, – ревел лорд-командующий в ту ночь на Кулаке, внезапно появившись верхом среди братьев. – Встретим их огнем! – Тут он заметил трясущегося Сэма. – Тарли, прочь отсюда! Твое место рядом с воронами.
– Я… я… отправил письма.
– Хорошо. – Ворон на плече Мормонта эхом отозвался: «Хорошо, хорошо». Лорд-командующий казался огромным в мехах и кольчуге, и глаза его в забрале черного шлема метали искры. – Здесь ты только мешаешь. Ступай назад к птицам. Чтобы мне не пришлось искать тебя, если понадобится отправить еще одну весть. Держи воронов наготове. – Не дожидаясь ответа, Мормонт повернул коня и поехал по кругу, крича: – Огня, огня! Встречай их огнем!
Сэму не надо было повторять этого дважды, и он во всю прыть пустился назад. «Надо опять написать письма загодя, чтобы выпустить птиц, как только придет нужда», – подумал он. Провозившись дольше обычного с костром, он разогрел замерзшие чернила, сел на камень с пером и пергаментом и начал писать.
«Подвергшись нападению во время метели, мы отбросили врага назад огненными стрелами», – выводил он под громкие команды Торена Смолвуда:
– Заряжай – тяни – пускай. – Шорох стрел был сладок, как материнская молитва.
– Горите ясно, дохлые ублюдки, – восклицал Дайвен, а братья торжествующе кричали и ругались.
«Все целы. Мы остаемся на Кулаке Первых Людей», – писал Сэм, надеясь, что братья стреляют лучше, чем он.
Отложив написанное в сторону, он взял чистый лист.
«Сражение на Кулаке продолжается. Идет сильный снег», – написал он, услышав чей-то крик:
– Они все равно наступают! – «Исход неясен». – Копья вперед! – Эту команду, кажется, отдал сир Малладор, но поклясться Сэм не мог. «Мертвецы атакуют нас на Кулаке в снегопад, но мы отгоняем их огнем». Сквозь снег он видел только огромный костер в середине лагеря, вокруг которого метались всадники. Он знал, что это резерв, который вступит в бой, если враг проломит стену. Вместо мечей они запаслись факелами, которые зажигали от костра.
«Мертвецы окружили нас со всех сторон, – написал он, услышав крики от северного склона. – Они поднимаются на холм с севера и с юга. Копья и мечи бессильны, их может остановить только огонь».
– Пускай, пускай, – орал кто-то из темноты. – Охренеть, громадный! – кричал другой. – Великан, что ли? – спрашивал третий, а четвертый отвечал: – Нет, медведь, медведь! – Завизжала лошадь, собаки подняли адский гам, и Сэм перестал понимать, что кричат. Торопясь, он строчил одно письмо за другим. «Нас окружают мертвые одичалые. Среди них великан, а возможно, медведь». Сталь обрушилась на дерево, что могло означать только одно. «Мертвецы преодолели кольцевую стену. Бой идет внутри лагеря». Дюжина конных братьев пронеслась мимо него к восточной стене с зажженными, дымящимися факелами. «Лорд-командующий Мормонт встречает их огнем. Мы побеждаем. Мы держим оборону. Мы пробиваемся вниз и отступаем к Стене. Мы в ловушке, и враг наступает со всех сторон».
Брат из Сумеречной Башни, шатаясь, появился невесть откуда и упал у ног Сэма. Он подполз к самому костру и умер. «Конец, – написал Сэм. – Битве конец. Всем нам конец».
Зачем он вспоминает бой на Кулаке? Ему этого вовсе не хочется. Он попытался вспомнить мать, или сестренку Таллу, или ту девушку из Замка Крастера, Лилли.
– Вставай, – сказал кто-то, тряся его за плечо. – Нельзя здесь спать, Сэм. Вставай и пошли.
«А я и не сплю, я вспоминаю», – подумал Сэм и сказал:
– Уйди. – Слова тоже стыли на морозе. – Все в порядке. Я хочу отдохнуть.
– Вставай. – Это голос Гренна, резкий и хриплый. Он навис над Сэмом, весь в черном и в снегу. – Старый Медведь сказал, отдыхать нельзя. Ты умрешь.
– Гренн, – улыбнулся Сэм. – Мне правда хорошо. Ты иди. Я отдохну еще чуточку и догоню тебя.
– Нет. – Густая бурая борода Гренна вокруг рта вся обмерзла, и он из-за этого казался стариком. – Ты замерзнешь или Иные тебя заберут. Сэм, вставай!
В ночь перед их отъездом со Стены Пип все дразнил Гренна. Говорил, что Гренна выбрали не зря – ведь он слишком глуп, чтобы бояться. А Гренн спорил с пеной у рта, пока не уразумел, о чем спорит. Он плотный, толстошеий и сильный – сир Аллисер Торн прозвал его Зубром, а Сэма сиром Хрюшкой, а Джона лордом Сноу. Но с Сэмом Гренн всегда обращался хорошо. Благодаря Джону – «Хотя, это заслуга Джона. Если бы не он, никто не стал бы дружить со мной». Но Джон пропал на Воющем перевале с Куореном Полуруким – скорее всего его и в живых уже нет. Сэм и о нем поплакал бы, но слезы все равно замерзают, да и глаза трудно держать открытыми.
Рядом остановился кто-то высокий, с факелом, и на один восхитительный миг Сэм ощутил тепло на лице.
– Брось его, – сказал факельщик Гренну. – Тот, кто не может идти, человек конченый. Побереги силы для себя самого, Гренн.
– Он встанет, – сказал Гренн. – Ему только помочь надо.
Факельщик ушел, унося с собой благословенное тепло, а Гренн попытался поставить Сэма на ноги.
– Больно, – пожаловался Сэм. – Перестань, Гренн, не тяни меня за руку.
– Уж больно ты тяжел. – Гренн, кряхтя, подхватил Сэма под мышки и поднял – но как только он его отпустил, Сэм снова плюхнулся в снег. Гренн наградил его пинком, таким увесистым, что даже снег осыпался с сапога.
– А ну вставай! – Он пнул Сэма снова. – Вставай и пошли. Надо идти.
Сэм в ответ лег на бок и свернулся клубком, чтобы защититься от пинков – впрочем, он их почти и не чувствовал сквозь все свои одежки. «Я думал, ты мне друг, Гренн. Разве друзей бьют ногами? Ну что бы им не оставить меня в покое? Мне надо только отдохнуть, вот и все, отдохнуть и поспать, ну и умереть немножно».
– Если ты возьмешь мой факел, я понесу толстяка.
Сэм внезапно взмыл из мягкой снеговой постели в холодный воздух и поплыл. Кто-то нес его, подхватив под колени и спину. Сэм поморгал и увидел над собой широкое лицо с плоским носом и маленькими глазками, заросшее густой бородой. Он уже видел это лицо раньше, но не сразу вспомнил, чье оно. «Паул. Малыш Паул». Снег, растопленный жаром факела, стекал ему в глаза.
– Ну как, сдюжишь? – спросил Гренн.
– Я раз теленка нес, а он был потяжелее. Я его снес к матке, чтобы он молока попил.
Голова Сэма болталась на каждом шагу.
– Перестань, – взмолился он, – поставь меня. Я не ребенок, я брат Ночного Дозора. – Он всхлипнул. – Дайте умереть спокойно.
– Тихо, Сэм, – сказал Гренн, – побереги силы. Думай о сестрах, о брате, о мейстере Эйемоне, о своей любимой еде. Или пой, если хочешь.
– Вслух?
– Нет, про себя.
Сэм знал не меньше ста песен, но вспомнить не мог ни одной. Все слова вылетели у него из головы. Он снова всхлипнул и сказал:
– Не знаю я песен, Гренн. Знал, да забыл.
– Знаешь, знаешь. Вот, к примеру, «Медведь и прекрасная дева» – ее все знают. «Жил-был медведь, косолапый и бурый! Страшный, большой и с косматою шкурой!»
– Только не эту, – поспешно прервал его Сэм. На том медведе, который явился к ним на Кулак, шерсти совсем не осталось. Ему даже думать о медведях не хочется. – Не надо песен, прошу тебя, Гренн.