– Тарли. – Пузырящаяся кровь выступила изо рта Старого Медведя и потекла по бороде. – Уходи, Тарли. Уходи.
– Куда, милорд? – с полным безразличием проронил Сэм. Он не боялся, и это было странное чувство. – Мне некуда идти.
– К Стене. Ступай к Стене. Сейчас же.
– Ступай. Ступай. – Ворон прошел по руке старика, стал ему на грудь и выдернул волос из его бороды.
– Ты должен. Должен рассказать им.
– О чем, милорд? – учтиво спросил Сэм.
– Обо всем. Кулак. Одичалые. Драконово стекло. Обо всем этом. – Мормонт едва дышал и говорил с великим трудом. – Скажи моему сыну. Джораху. Пусть наденет черное. Мое желание. Предсмертное.
– Желание? – повторил ворон, блестя глазами, и потребовал: – Зерно?
– Нет зерна, – выговорил Мормонт. – Скажи Джораху – я его прощаю. Ступай.
– Это слишком далеко, милорд, мне не дойти. – Сэм очень устал. Ему хотелось одного: спать и никогда больше не просыпаться. Если он останется здесь, его желание сбудется достаточно скоро. Нож, Олло и Карл скоро на него обозлятся и прикончат забавы ради. – Лучше я останусь тут, с вами. Я больше не боюсь вас… ничего не боюсь.
– А зря, – произнес женский голос.
Над ними стояли три жены Крастера – две старухи, которых Сэм не знал, а между ними Лилли, вся закутанная и держащая на руках меховой сверток – должно быть, своего ребенка.
– Нам запрещено говорить с вами, – сказал им Сэм.
– Теперь уж можно, – сказала правая старуха.
– Самые черные из ворон теперь обжираются в погребе, – сказала левая, – или валяются на полатях с молодками. Тебе лучше уйти до того, как они вернутся. Ваши лошади разбежались, но Дия поймала двух.
– Ты говорил, что можешь помочь, – напомнила Сэму Лилли.
– Я говорил, что Джон может помочь. Джон храбрый человек и хороший боец, но теперь он, наверно, умер. А я трусливый и толстый. Посмотрите, какой я толстый. Притом лорд Мормонт ранен. Разве вы не видите? Как я могу оставить своего лорда-командующего?
– Дитя, – сказала одна из старух, – старый ворона ушел, не дождавшись тебя. Посмотри.
Мормонт смотрел на Сэма остановившимися глазами, и губы его больше не шевелились. Ворон наклонил голову набок и сказал, обращаясь к Сэму:
– Зерно?
– Нет у него зерна. – Сэм закрыл глаза Старому Медведю и попытался вспомнить какую-нибудь молитву, но единственное, что пришло ему в голову, было: – Матерь, помилуй нас. Матерь, помилуй нас. Матерь, помилуй нас.
– Твоя мать тебе не поможет, и этот старик тоже, – сказала левая старуха. – Бери его меч, бери его большой теплый плащ, бери его коня, если найдешь, и уезжай.
– Эта девочка не врет, – сказала старуха справа. – Она моя дочь, и я сызмальства выбила из нее охоту врать. Ты обещал ей помочь. Делай, как Ферни говорит: бери девочку и уходи поскорей.
– Поскорей, – подтвердил ворон. – Поскорей, поскорей.
– Но куда? – озадаченно спросил Сэм. – Куда я должен ее отвезти?
– Куда-нибудь, где тепло, – хором сказали обе старухи.
– Меня и малыша, – роняя слезы, сказала Лилли. – Пожалуйста. Я буду твоей женой, как была женой Крастера. Пожалуйста, сир ворона. Это мальчик, Нелла верно говорила. Если ты его не возьмешь, то заберут они.
– Они? – повторил Сэм, а ворон, кивая черной головой, ответил:
– Они. Они. Они.
– Братья этого мальчика, – сказала старуха слева. – Сыновья Крастера. Идет белый холод, ворона, – я его костями чувствую, а эти старые кости не лгут. Сыновья скоро будут здесь.
Арья
Ее глаза успели привыкнуть к темноте, и когда Харвин сдернул капюшон у нее с головы, Арья заморгала от красноватого света, точно сова.
Посреди полого холма горел в огромной яме костер, и его языки, потрескивая, тянулись к закопченному потолку. В стенах из земли и камня торчали извилистые белые корни, похожие на тысячу змей. Прямо на ее глазах из-за этих корней стали появляться люди, вылезая из каких-то трещин, расселин и черных пещер. По ту сторону костра корни образовали нечто вроде лестницы. Она вела к земляной впадине, где за побегами чардрева сидел какой-то человек.
Лим снял колпак с головы Джендри, и тот спросил:
– Что это за место?
– Древнее место, глубокое и тайное. Убежище, куда ни волки, ни львы не пролезут.
«Ни волки, ни львы». Арья вспомнила свой сон, в котором оторвала человеку руку, вспомнила вкус крови и вся покрылась мурашками.
Пещера, несмотря на большой костер, была еще больше – казалось, что у нее нет ни начала, ни конца. Дыры, в которых скрывались здешние жители, могли иметь глубину от двух футов до двух миль. Арья видела мужчин, женщин и детей, и все они смотрели на нее настороженно.
– Тут живет волшебник, белочка, – сказал Зеленая Борода, – уж он-то ответит на все твои вопросы. – Он указал на Тома-Семерку, который, стоя у огня, говорил с высоким худым человеком. Поверх своих выцветших розовых одежд незнакомец носил разрозненные части старых доспехов. «Неужели это Торос из Мира?» Арья помнила красного жреца толстым, с гладким лицом и блестящей лысой головой. У этого лицо обвисло и голова обросла седыми космами. Когда Том что-то сказал ему, он взглянул на Арью, и Арье показалось, что он сейчас к ней подойдет. Но тут Безумный Охотник вытолкнул на свет своего пленника, и про нее с Джендри все забыли.
Охотник оказался коренастым человеком в залатанной кожаной одежде, с плешивой головой, слабым подбородком и сварливым нравом. Арья думала, что Лима и Зеленую Бороду разорвут на куски, когда они, столкнувшись с ним у вороньих клеток, заявили, что его пленника нужно отвезти к лорду-молнии. Собаки метались вокруг них, лаяли и рычали, но Том успокоил их своей музыкой, Гвоздика подоспела с полным передником бараньих костей, а Лим показал на Энгай, который стоял в окне гостиницы с луком наготове. Охотник обозвал их всех холопами, но в конце концов согласился доставить схваченного им человека к лорду Берику на суд.
Ему связали руки веревкой, накинув петлю на шею, и натянули на голову мешок, но даже после этого чувствовалось, что он человек опасный. Арья ощущала это через всю пещеру. Торос, если это был Торос, вышел навстречу Охотнику с пленным и спросил:
– Как тебе удалось его взять?
– Собаки его учуяли. Он дрыхнул, пьяный, под ивой – хотите верьте, хотите нет.
– Выходит, его предали собственные родичи. – Торос сдернул мешок с головы пленника. – Добро пожаловать в наш скромный чертог, Пес. Он не столь роскошен, как тронный зал Роберта, зато общество здесь приличнее.
Рыжие блики пламени, падая на обожженное лицо Сандора Клигана, делали его еще страшнее, чем при свете дня. Он напряг свои связанные запястья, и с веревки полетели чешуйки засохшей крови.
– Я тебя знаю, – скривив рот, сказал Торосу Пес.
– Вернее, знавал. В турнирных схватках ты клял мой пламенный меч, а я трижды побеждал тебя им.
– Торос из Мира. Только прежде ты брил себе голову.
– Я брил ее в знак смирения, но в сердце своем был тщеславен. Кроме того, я потерял свою бритву в лесу. Я стал меньше, чем был, – жрец похлопал себя по животу, – и в то же время больше. Год в глуши – и я постройнел. Если б еще найти портного, который ушил бы мне кожу, я бы снова стал молодым, и красивые девушки осыпали бы меня поцелуями.
– Разве что слепые, жрец.
Разбойники захохотали, а Торос громче всех.
– Может быть – но я уже не тот ложный жрец, которого ты знал. Владыка Света пробудился в моем сердце. Многие силы, дремавшие долгое время, теперь просыпаются и ступают по земле. Я видел это в пламени.
Пса это не впечатлило.
– Пошел ты со своим пламенем. – Он огляделся. – Странная у тебя компания для святого.
– Они мои братья, – просто сказал Торос.
Лим вышел вперед. Только у него и Зеленой Бороды хватало роста, чтобы смотреть Псу прямо в глаза.
– Гавкай с разбором, собака. Твоя жизнь в наших руках.
– Тогда вытри дерьмо с пальцев, – засмеялся Пес. – И давно вы прячетесь в этой дыре?
При этом намеке на трусость Энгай-Лучник ощетинился.
– Спроси козла, как мы прячемся, Пес. Спроси своего брата. Спроси лорда-пиявку. Мы пускали кровь им всем.
– Это вы-то? Не смеши меня. Вы больше похожи на свинарей, чем на солдат.
– Среди нас в самом деле есть свинари, – сказал низкорослый человек, которого Арья не знала. – И дубильщики, и каменщики, и певцы. Только всем этим мы занимались, пока война не началась.
– Выступая из Королевской Гавани, мы были людьми Винтерфелла, людьми Дарри, людьми Черной Гавани, людьми Маллери и людьми Уайлда. Мы были рыцарями, оруженосцами и латниками, лордами и простолюдинами, объединенными только одним – нашей целью. – Голос, говоривший это, принадлежал человеку, сидящему в нише между корнями чардрева. – Мы выступили в числе ста двадцати человек, чтобы покарать твоего брата именем короля. – Говорящий начал спускаться по корням на пол пещеры. – Сто двадцать храбрых и честных людей, ведомых дураком в звездном плаще. – Из путаницы корней показалось пугало в рваном черном плаще, усеянном звездами, и в панцире, помятом в сотне сражений. Густые золотисто-рыжие волосы скрывали его лицо, но над левым ухом, где ему проломили голову, осталась плешь. – Мы потеряли более восьмидесяти человек из того нашего отряда, но другие подняли мечи, выпавшие из их рук. – Он спустился на пол, и разбойники расступились перед ним. На месте одного его глаза зияла пустая бугристая глазница, шею окружала черная полоса. – С их помощью мы продолжаем сражаться за Роберта и страну.
– За Роберта? – недоверчиво прохрипел Сандор Клиган.
– Нас послал Нед Старк, – пояснил Джек-Счастливчик в круглом шлеме. – В это время он сидел на Железном Троне, поэтому мы по-настоящему не его люди, а люди Роберта.
– Роберт теперь – король червей. Вы поэтому, что ли, в землю зарылись?
– Король умер, – согласился похожий на пугало рыцарь, – но мы по-прежнему его люди, хотя наше королевское знамя пропало у Шутовского брода, когда на нас накинулись мясники твоего брата. – Он ударил себя кулаком в грудь. – Роберт убит, но страна жива. Мы защищаем родную страну.