– Если же тебе вздумается предать меня, то вспомни, что я был кастеляном Драконьего Камня достаточно долго и здешний гарнизон в моих руках. Сжечь тебя без согласия короля я, быть может, и не смогу – но что, если ты вдруг упадешь? – Сир Акселл положил свою мясистую руку Давосу на затылок и толкнул его к доходящим до пояса перилам моста, а затем, сильно надавив, заставил перегнуться через перила и посмотреть на раскинувшийся внизу двор. – Ты понял меня?
– Понял. – «И он еще смеет называть меня изменником!»
– Вот и хорошо. – Сир Акселл отпустил его и улыбнулся. – Не будем же заставлять его милость ждать.
Станниса Баратеона они нашли на самой вершине Каменного Барабана, в круглой комнате, именуемой Палатой Расписного Стола. Король стоял у стола, давшего название комнате. Это была массивная плита из дерева, вырезанная и раскрашенная в виде Вестероса времен Эйегона Завоевателя. На жаровне рядом с королем тлели красные угли. Четыре высоких остроконечных окна выходили на все стороны света. За ними виднелось звездное небо. Давос слышал свист ветра и слабый шум моря.
– Ваша милость, с вашего позволения я привел вам Лукового Рыцаря, – сказал сир Акселл.
– Вижу. – Станнис был одет в серый шерстяной камзол и темно-красную мантию. На простом поясе из черной кожи висели меч и кинжал, голову венчала корона червонного золота с зубцами в виде языков пламени. Его вид поразил Давоса. Станнис казался на десять лет старше того человека, которого Давос видел в Штормовом Пределе перед своим отплытием на Черноводную. Коротко подстриженную бороду пронизывали седые нити, и он потерял около двух стоунов веса. Станнис и прежде не был упитанным, а теперь его кости, казалось, вот-вот прорвут кожу. Даже корона стала ему велика. Голубые глаза прятались в глубоких впадинах, и сквозь кожу лица просвечивал череп.
Но при виде Давоса его губы тронула слабая улыбка.
– Стало быть, море вернуло мне моего рыцаря рыбы и лука.
– Да, ваша милость. – «Знает ли он, что я сидел у него в темнице?» Давос преклонил колено.
– Встань, сир Давос. Мне недоставало тебя. Мне нужен добрый совет, а ты мне никогда в этом не отказывал. Скажи мне, какая кара полагается за измену?
Последнее слово повисло в воздухе. «Жуткое слово», – подумал Давос. Итак, от него требуют, чтобы он вынес приговор своему товарищу по заключению, а быть может, и самому себе? «Короли лучше кого бы то ни было знают, чем карается измена».
– За измену? – тихо повторил Давос.
– Как иначе назвать отречение от своего короля и попытку лишить его законно причитающегося ему трона? Спрашиваю тебя еще раз: какую кару предусматривает закон за измену?
– Смерть, – поневоле ответил Давос. – Измена карается смертью, ваша милость.
– И так было всегда. Я не… я не жестокий человек, сир Давос. Ты меня знаешь, и знаешь давно. Не я принял этот закон. Так было всегда, и при Эйегоне, и до него. Дейемон Черное Пламя, братья Тойн, Король-Стервятник, великий мейстер Гарет… изменников всегда предавали смерти. Даже Рейенира Таргариен, дочь одного короля и мать двух других, умерла позорной смертью за то, что пыталась отнять корону у своего брата. Таков закон, Давос. Закон. Жестокость тут ни при чем.
– Да, ваша милость. – Давос понял, что король говорит не о нем, и пожалел о своем товарище, оставшемся во мраке подземелья. Он знал, что лучше промолчать, но он устал, на душе у него было скверно, и Давос неожиданно для себя сказал: – Государь, лорд Флорент не замышлял измены.
– А что, у контрабандистов это называется как-то по-другому? Я сделал его моим десницей, а он собрался продать мои права за миску гороховой каши. Он даже Ширен вознамерился им отдать. Выдать мое единственное дитя за бастарда, рожденного от кровосмешения. – В голосе короля звучал едва сдерживаемый гнев. – Мой брат имел дар внушать преданность даже своим врагам. В Летнем Замке он выиграл три сражения за один день, а лордов Грандисона и Кафферена привез в Штормовой Предел. Их знамена он вывесил в своем чертоге как трофеи. Белые лани Кафферена были забрызганы кровью, спящий лев Грандисона разорван чуть ли не пополам, но они оба сидели под этими знаменами и пировали с Робертом. Он даже взял их с собой на охоту. «Эти двое собирались доставить тебя к Эйерису для сожжения, – сказал я ему, увидев, как они бросают в цель топоры во дворе. – Напрасно ты даешь им в руки оружие». Роберт только посмеялся. Я бросил бы Грандисона и Кафферена в темницу, а он сделал их своими друзьями. Лорд Кафферен погиб в замке Эшфорд от руки Рендилла Тарли, сражаясь на стороне Роберта. Лорд Грандисон получил рану на Трезубце и умер от нее год спустя. Мой брат внушал любовь, а я, как видно, внушаю только желание изменить мне. Даже родичам. Брат, дед, кузены, дядюшка…
– Ваша милость, – сказал сир Акселл, – молю вас, позвольте мне доказать вам, что не все Флоренты столь малодушны.
– Сир Акселл хочет, чтобы я возобновил военные действия, – сказал король Давосу. – Ланнистеры думают, что со мной покончено, и чуть ли не все мои вассалы отреклись от меня. Даже лорд Эстермонт, мой родной дед с материнской стороны, склонил колено перед Джоффри, и те немногие, кто остался мне верен, теряют мужество. Они проводят свои дни за игрой и выпивкой, зализывая раны, как побитые собаки.
– Война снова зажжет их сердца, ваша милость, – сказал сир Акселл. – Победа – лучшее лекарство от поражения.
– Победа победе рознь, сир, – скривил рот король. – Изложите, однако, свой план сиру Давосу. Я хочу услышать его мнение на этот счет.
Сир Акселл повернулся к Давосу с выражением, которое могло быть на лице у гордого лорда Бельграва, когда король Бейелор Благословенный приказал ему омыть покрытые язвами ноги нищего. Тем не менее ослушаться он не мог.
План, который они составили вместе с Салладором Сааном, был прост. В нескольких часах от Драконьего Камня лежит Коготь-Остров, древняя твердыня дома Селтигаров. Лорд Ардриан Селтигар сражался под огненным сердцем на Черноводной, но, попав в плен, сразу перешел к Джоффри и до сих пор оставался в Королевской Гавани.
– Он слишком боится гнева его милости, чтобы приближаться к Драконьему Камню, – утверждал сир Акселл. – И правильно боится. Этот человек предал своего законного короля.
Сир Акселл предлагал воспользоваться флотом Салладора Саана и уцелевшими после битвы солдатами (у Станниса на Драконьем Камне их осталось около полутора тысяч, и больше половины из них составляли Флоренты), чтобы нагрянуть на остров и покарать лорда Селтигара за его измену. Гарнизон на Коготь-Острове невелик, а замок, по слухам, набит мирийскими коврами, волантинским стеклом, золотой и серебряной посудой и драгоценностями. Есть там еще великолепные охотничьи соколы, топор из валирийской стали, рог, способный вызывать подводных чудовищ, а вин столько, что их и за сто лет не выпить. Селтигар на людях держится как скупец, но себе ни в чем не отказывает.
– Я стою за то, чтобы предать его замок огню, а людей мечу, – завершил сир Акселл. – Коготь-Остров должен стать пепелищем и послужить уроком тем, кто ложится в постель с Ланнистерами.
Станнис слушал его молча, слегка поскрипывая зубами, а затем сказал:
– Это можно осуществить без особого риска. У Джоффри нет сил на море и не будет, пока лорд Редвин не приведет из Бора свой флот, а взятая на острове добыча на время купит нам верность этого пирата, Саана. Сам по себе Коготь-Остров бесполезен, но его судьба может доказать лорду Тайвину, что дело мое еще не проиграно. Говори правду, сир: что ты думаешь о предложении сира Акселла?
«Говори правду, сир». Давос вспомнил темницу, которую делил с лордом Алестером, вспомнил Угря, Овсянку и то, что обещал ему сир Акселл на ведущем через двор мосту. Похоже, придется выбирать между кораблем или падением с высоты… но Станнис велел ему говорить правду.
– Я бы назвал это безумием, государь… – медленно произнес Давос, – и трусостью.
– Трусостью? – чуть ли не в голос вскричал сир Акселл. – Никто не смеет называть меня трусом перед моим королем!
– Помолчите, – приказал ему Станнис. – Говори, сир Давос. Я хочу выслушать твои доводы.
Давос повернулся лицом к сиру Акселлу.
– Вы говорите, мы должны доказать всем, что еще не побеждены. Нанести удар. Возобновить войну… вот только с кем? На Коготь-Острове Ланнистеров нет.
– Там есть предатели… – ответил сир Акселл. – Впрочем, их можно найти и поближе. В этой самой комнате.
Давос пропустил это мимо ушей.
– Меня не удивляет, что лорд Селтигар склонил колено перед Джоффри. Он старый человек и хочет одного: закончить свои дни в собственном замке, попивая тонкие вина из дорогих кубков. Однако он явился на зов вашей милости и привел с собой мечи и корабли. Он был с вами в Штормовом Пределе, когда нам грозил лорд Рент, и его корабли шли с нами вверх по Черноводной. Его люди сражались за вас, убивали за вас, горели заживо ради вас. Да, Коготь-Остров слаб. Там остались только женщины, дети и старики – а почему? Да потому, что их мужья, сыновья и отцы погибли на Черноводной. Погибли на веслах или с мечами в руках, сражаясь под вашими стягами. А сир Акселл предлагает нам разорять их дома, насиловать их вдов и предавать мечу их детей. Эти простые люди никому не изменяли…
– Нет, изменяли, – упорствовал сир Акселл. – Не все люди Селтигара погибли на Черноводной. Несколько сотен попали в плен вместе с ним и тоже перешли на сторону врага.
– Вместе с ним, – повторил Давос. – Они присягнули своему лорду – что им еще оставалось?
– Выбор есть у каждого. Они могли отказаться присягать врагу. Некоторые действительно отказались и поплатились за это жизнью, но остались честными и верными людьми.
– Не все способны на подобную самоотверженность. – Давос сознавал, что это слабый довод. Станнис Баратеон – человек с железной волей, не понимающий и не прощающий слабости в других. «Плохи мои дела», – с отчаянием подумал Луковый Рыцарь.
– Долг каждого человека – хранить верность своему законному королю, даже если его лорд оказался предателем, – заявил Станнис тоном, не допускающим возражений.