– Никто из них не был избранником Рглора, – стояла на своем королева. – Красная комета не пересекала небеса, чтобы возвестить об их пришествии. Ни один из них не владел Светозарным, красным мечом героев, и ни один не уплатил нужную цену. Внемли леди Мелисандре, милорд: только смертью можно уплатить за жизнь.
– Мальчик? – гневно бросил король.
– Мальчик, – подтвердила королева.
– Мальчик, – откликнулся сир Акселл.
– Я желал этому несчастному смерти, когда он еще не родился, – признался Станнис. – Самое его имя ранит мой слух и заволакивает темной пеленой мою душу.
– Отдайте мальчика мне, и вы больше никогда не услышите его имени, – пообещала Мелисандра.
«Зато услышишь вопль, когда он будет гореть заживо», – подумал Давос, но смолчал. Разумнее воздержаться, пока король сам не прикажет ему говорить.
– Отдайте мальчика в жертву Рглору, – продолжала красная женщина, – и древнее пророчество осуществится. Ваш дракон пробудится и расправит свои каменные крылья. Тогда королевство будет вашим.
Сир Акселл опустился на одно колено.
– Молю вас, государь: пробудите дракона и заставьте изменников трепетать. Вы, как Эйегон, начинаете лордом Драконьего Камня и должны стать завоевателем, как он. Пусть заблудшие и переменчивые ощутят жар вашего пламени.
– Твоя жена молит тебя о том же, лорд-муж. – Селиса опустилась перед королем на оба колена, молитвенно сложив руки. – Роберт и Делена осквернили наше ложе и навлекли проклятие на наш брак. Этот мальчик – гнусный плод их разврата. Сними его тень с моего чрева, и я рожу тебе много сыновей, я знаю это. – Она обняла ноги Станниса. – Он всего лишь бастард, рожденный от похоти твоего брата и позора моей двоюродной сестры.
– Он моя кровь. Отпусти меня, женщина. – Король взял жену за плечо и неуклюже высвободился из ее рук. – Может быть, Роберт в самом деле проклял наше брачное ложе. Он клялся потом, что не хотел позорить меня, что был пьян и не знал, чья это спальня. Но разве это важно? Мальчик не виноват, как бы там ни было.
Мелисандра коснулась руки короля.
– Владыка Света любит невинных, и нет для него жертвы более драгоценной. Из его чистого пламени и королевской крови возродится дракон.
От Мелисандры в отличие от королевы Станнис не отстранился. У красной женщины есть все, чего недостает Селисе: молодость, пышное тело и своего рода зловещая красота: лицо сердечком, медные волосы, необыкновенные красные глаза.
– Хотел бы я увидеть чудо ожившего камня, – неохотно согласился он. – И оседлать дракона. Я помню, как отец впервые взял меня ко двору. Роберту велели держать меня за руку. Мне тогда было никак не больше четырех, а ему, стало быть, пять или шесть. После мы сошлись на том, что король – воплощенное благородство, а драконы внушают ужас. – Станнис фыркнул. – Много лет спустя отец сказал нам, что в то утро на троне сидел не сам Эйерис, а его десница. Это Тайвин Ланнистер произвел на нас столь неизгладимое впечатление. – Пальцы Станниса прошлись по лакированным холмам на столе. – Черепа драконов Роберт снял, когда надел корону, но об их уничтожении и слышать не захотел. Драконьи крылья над Вестеросом стали бы…
– Ваша милость! – Давос двинулся вперед. – Могу ли я молвить слово?
Станнис умолк, скрежетнув зубами.
– Лорд Дождливого Леса, неужели ты думаешь, что я сделал тебя десницей для того, чтобы ты молчал? – Король взмахнул рукой. – Говори!
«Воин, пошли мне отваги».
– Я мало что смыслю в драконах, а в богах и того меньше… но королева упомянула о проклятии. Никто так не проклят в глазах богов и людей, как проливающий родную кровь.
– Нет богов, кроме Рглора и Иного, чье имя запретно. – Рот Мелисандры сжался в твердую красную линию. – И лишь ничтожные люди проклинают то, чего не в силах понять.
– Да, я человек маленький, – согласился Давос. – Вот и объясните мне, скудоумному, зачем вам нужен Эдрик Шторм для пробуждения каменного дракона, миледи. – Он решил произносить имя мальчика как можно чаще.
– Только смертью можно заплатить за жизнь, милорд. Великий дар требует великой жертвы.
– Какое величие может быть в незаконнорожденном ребенке?
– В его жилах течет королевская кровь. Вы сами видели, что способна совершить даже малая толика этой крови.
– Я видел, как вы жгли пиявок.
– И после этого двое лжекоролей расстались с жизнью.
– Робба Старка убил лорд Фрей, а Бейлон Грейджой свалился с моста. При чем же здесь ваши пиявки?
– Вы сомневаетесь в могуществе Рглора?
Нет, Давос слишком хорошо помнил живую тень, вылезшую из чрева жрицы в ту ночь под Штормовым Пределом, помнил черные руки, вцепившиеся ей в ляжки. «Надо ступать осторожно, чтобы и меня не посетила такая же тень».
– Даже контрабандист способен отличить две луковицы от трех. Вам не хватает одного короля, миледи.
Станнис издал короткий смешок.
– Тут он тебя поймал. Двое – это не трое.
– Вы правы, ваша милость. Один король может умереть случайно, даже два… но три? Что вы скажете, если Джоффри тоже умрет – пребывая у власти, окруженный своей армией и Королевской Гвардией? Докажет ли это могущество Владыки и его волю?
– Возможно, – неохотно признал Станнис.
– А возможно, и нет. – Давос постарался скрыть свой страх как можно лучше.
– Джоффри умрет, – с безмятежной уверенностью провозгласила королева Селиса.
– Может статься, он уже мертв, – добавил сир Акселл.
– Разве вы ученые вороны, чтобы каркать поочередно? – раздраженно бросил Станнис. – Довольно.
– Послушай меня, муж мой… – взмолилась королева.
– Зачем? Двое – это не трое. Короли умеют считать не хуже контрабандистов. Можете идти. – И Станнис повернулся к ним спиной.
Мелисандра помогла королеве подняться, и та надменно удалилась, сопровождаемая красной женщиной. Сир Акселл успел напоследок взглянуть на Давоса. Экая гнусная рожа, а взгляд еще гнуснее.
Когда все вышли, Давос откашлялся. Король оглянулся на него.
– А ты почему еще здесь?
– Я насчет Эдрика Шторма, ваша милость…
– Довольно, – с резким жестом прервал его король.
– Он учится вместе с вашей дочерью, и они каждый день играют в Саду Эйегона, – не унимался Давос.
– Знаю.
– Ее сердце будет разбито, если что-то дурное…
– И это я знаю.
– Если бы вы его видели…
– Я видел его. Он похож на Роберта. И боготворит его. Не рассказать ли ему, как часто его обожаемый отец о нем вспоминал? Мой братец любил делать детей, но после они ему только докучали.
– Он спрашивает о вас ежедневно, он…
– Не серди меня, Давос. Я не желаю больше слышать об этом бастарде.
– Его зовут Эдрик Шторм, ваша милость.
– Я знаю, как его зовут. Бывало ли у кого-нибудь столь же удачное имя? В нем отразилось все – его происхождение, высокое, хотя и незаконное, и сумятица, которую он несет с собой. Эдрик Шторм! Ну, вот я и сказал это. Удовлетворены вы, милорд десница?
– Эдрик… – начал Давос.
– Всего лишь мальчик, один-единственный. И будь он даже лучшим из мальчиков, когда-либо живших на свете, это ничего бы не изменило. На мне лежит долг перед государством. – Станнис снова обвел рукой Расписной Стол. – Сколько в Вестеросе мальчиков? Сколько девочек? Сколько мужчин и женщин? Она говорит, что тьма пожрет их всех. Ночь, которой нет конца. Она толкует о пророчествах… герой, который возродится из моря, драконы, которые вылупятся из мертвого камня… толкует о приметах и клянется, что они указывают на меня. Я никогда не напрашивался на это, как и на то, чтобы стать королем. Но смею ли я пренебречь ее словами? – Зубы Станниса скрипнули. – Свою судьбу мы не выбираем, но долг свой исполнять обязаны, ведь так? Все мы, великие и малые, обязаны исполнять свой долг. Мелисандра клянется, что видела в своем пламени, как я выхожу на бой с силами тьмы со Светозарным в руке. Светозарный! – презрительно фыркнул Станнис. – Блестит он красиво, спору нет, но на Черноводной этот волшебный меч принес мне не больше пользы, чем обычная сталь. А вот дракон мог бы решить исход боя. Эйегон стоял некогда здесь, на моем месте, и смотрел на этот стол. Думаешь, мы называли бы его сегодня Эйегоном Завоевателем, не будь у него драконов?
– Ваша милость, но цена…
– Цена мне известна! Прошлой ночью, глядя в этот очаг, я тоже увидел кое-что в пламени. Я увидел короля с огненной короной на челе, и он горел… горел, Давос. Собственная корона пожирала его плоть и обращала его в пепел. Я не нуждаюсь в Мелисандре, чтобы это истолковать! И в тебе тоже! – Король переместился, и тень его упала на Королевскую Гавань. – Если уж Джоффри суждено умереть, то что такое жизнь одного бастарда по сравнению с королевством?
– Жизнь – это все, – тихо ответил Давос.
Станнис посмотрел на него, сцепив зубы, и наконец сказал:
– Ступай – не то опять договоришься до темницы.
Порой штормовые ветра дуют так сильно, что человеку остается только опустить паруса.
– Слушаюсь, ваша милость. – Давос поклонился, но Станнис, казалось, уже забыл о нем.
Давос вышел из Каменного Барабана на холод. Знамена щелкали на стенах под крепким восточным ветром. Пахло солью – морем. Он любил этот запах. Вот бы снова взойти на корабль, поднять паруса и поплыть на юг, к Марии и двум младшеньким. Он думал о них каждый день, а по ночам еще больше. Частью души он ничего так не желал, как забрать Девана и отправиться домой. «Не могу. Еще не время. Теперь я лорд и десница, и я не должен покидать своего короля».
Он поднял взгляд. Со стен на него вместо зубцов смотрели тысячи горгулий, все разные: виверны, грифоны, демоны, мантикоры, минотавры, василиски, страшные псы, кокатрисы и другие диковинные создания – можно было подумать, что они выросли на стенах сами собой. А уж драконы встречались повсюду, куда ни глянь. Великий Чертог имел вид дракона, лежащего на брюхе, и входили туда через разверстую пасть. Кухня представляла собой дракона, свернувшегося клубком, и дым от печей выходил через его ноздри. Башни также были построены в форме драконов, сидящих на стенах или готовящихся взлететь. Ветрогон кричал, бросая вызов небесам, Морской Дракон безмятежно смотрел в морскую даль. Драконы помельче обрамляли ворота, драконьи когти торчали из стен, служа гнездами для факелов, каменные крылья окружали кузницу и оружейную, хвосты изгибались, образуя арки, мостики и внешние лестницы.