«Привидения, – вспомнила она. – На Высоком Сердце нечисто».
Они развели большой костер, и Торос, сидя около него, смотрел в пламя так, словно на свете больше ничего не существовало.
– Что он делает? – спросила Арья у Неда.
– Иногда он видит в пламени разные вещи. Прошлое, будущее и то, что происходит далеко отсюда.
Арья прищурилась, силясь разглядеть то, что видел красный жрец, но у нее только заслезились глаза, и она быстро отвернулась. Джендри, тоже наблюдавший за Торосом, внезапно спросил его:
– Это правда, что ты видишь там будущее?
Торос со вздохом отвернулся от костра.
– Не сейчас. И не здесь. Но иногда Владыка Света посылает мне видения.
Джендри этому явно не поверил.
– Мой мастер говорил, что ты пьяница и мошенник и что не бывало на свете священника хуже тебя.
– Какие недобрые слова, – усмехнулся Торос. – Верные, но недобрые. Кто он был, твой мастер? Я тебя, часом, не знаю?
– Я служил в подмастерьях у мастера-оружейника Тобхо Мотта, на Стальной улице. Ты покупал у него свои мечи.
– Точно. Он драл с меня за них двойную цену, а потом ругал меня за то, что я их поджигаю. – Торос засмеялся. – Твой мастер правильно говорил. Святостью я не отличался. Я был младшим из восьми братьев, вот отец и отдал меня в Красный Храм – сам бы я это поприще ни за что не выбрал. Я читал молитвы и произносил заклинания, а заодно возглавлял набеги на кухню, и порой в моей постели обнаруживали девушек, не знаю уж, как эти озорницы туда попадали. Впрочем, я имел дар к языкам, а когда смотрел в пламя, то время от времени кое-что видел. Но от меня все равно было больше хлопот, чем пользы, и в конце концов меня отправили в Королевскую Гавань, нести свет Владыки одержимому семерыми лжебогами Вестеросу. Король Эйерис так любил огонь, что предположительно мог перейти в истинную веру. К сожалению, его пироманты оказались лучшими фокусниками, чем я.
А вот король Роберт меня полюбил. В первый раз, когда я вступил в общую схватку на турнире с горящим мечом, конь Кивана Ланнистера взвился на дыбы и сбросил его. Его милость так смеялся, что я думал, он лопнет. – Торос улыбнулся, вспомнив об этом. – Но с мечами, конечно, так обращаться нельзя, тут твой мастер опять-таки прав.
– Огонь пожирает. – Лорд Берик подошел к ним сзади, что-то в его голосе сразу заставило Тороса умолкнуть. – Он пожирает и когда-нибудь сожжет все дотла, не оставив ничего.
Жрец тронул лорда-молнию за руку.
– Берик, друг мой, что ты говоришь?
– Ничего такого, чего бы не говорил раньше. Шесть раз, Торос. Шесть раз – это чересчур. – Лорд Берик отвернулся и отошел.
Ночью ветер выл почти по-волчьи, и настоящие волки где-то к западу от холма давали ему уроки. Нотч, Энгай и Меррит из Лунного города несли караул. Нед, Джендри и многие другие уже крепко спали, когда Арья заметила маленькую бледную фигурку позади лошадей. Тонкие белые волосы развевались на ветру, рука опиралась на кривую клюку. Росту в старушке было не более трех футов, и глаза ее при свете костра горели красным огнем, как у волка Джона. «Он ведь тоже призрак». Арья подкралась поближе, чтобы лучше видеть.
Лорд Берик, Торос и Лим сидели у костра. Маленькая женщина, непрошеная, уселась рядом, щуря на них красные, как угли, глаза.
– Вижу, Уголь и Лимон снова оказывают мне честь. И его милость Король Мертвецов.
– Я просил тебя не называть меня этим зловещим именем.
– Верно, просил, но теперь от тебя разит свежей смертью, милорд. – Во рту у старухи остался всего один зуб. – Дайте мне вина, не то уйду. Мои старые кости болят, когда дует ветер, а здесь наверху ветры дуют постоянно.
– Даю серебряного оленя за ваши сны, миледи, – церемонно произнес лорд Берик. – И еще одного, если скажете что-нибудь новое.
– Серебряного оленя не зажаришь и верхом на нем не поскачешь. За сны я возьму мех с вином, а за новости вот этот верзила в желтом плаще меня поцелует. – Старушка хихикнула. – Да как следует – в губы и с языком. Ох, давно же это было, давно. Его губы, должно быть, вкуса лимона, мои же – праха. Уж очень я стара.
– Вот-вот – слишком стара для вина и поцелуев, – согласился Лим. – От меня ты не получишь ничего, кроме шлепка мечом, бабка.
– Волосы у меня лезут пучками, и никто не целовал меня уже тысячу лет. Тяжело это – быть такой старой. Ладно, тогда я возьму песню за свои новости. Песню Тома-Семерки.
– Ты получишь свою песню, – пообещал лорд Берик и сам вручил ей мех с вином.
Маленькая женщина припала к нему, и вино потекло у нее по подбородку. Потом она опустила мех, вытерла рот сморщенной рукой и сказала:
– Кислое вино за горькие вести – в самый раз будет. Король умер. Довольно с вас этого?
У Арьи сердце подкатило к горлу.
– Который из них, старуха? – спросил Лим.
– Мокрый. Король-кракен. Я видела во сне, что он умрет, он и умер, и железные спруты теперь накинулись друг на дружку. Лорд Хостер Талли тоже умер. Но это вы уже знаете, верно? Козел сидит один в чертоге королей и трясется от лихорадки, а большая собака идет на него. – Старушка снова надолго припала к меху, выжимая вино себе в рот.
«Большая собака». Кого она имела в виду – Пса или же его брата, Скачущую Гору? Арья не знала. У них обоих в гербе три черные собаки на желтом поле. Половина тех, о чьей смерти Арья молится, – это люди Грегора Клигана: Полливер, Дансен, Рафф-Красавчик, Щекотун, не говоря уж о самом сире Грегоре. «Хорошо бы лорд Берик их всех повесил».
– Мне снился волк, воющий под дождем, но никто не внимал его горю, – снова заговорила старушка. – Снился шум, от которого у меня чуть голова не лопнула: барабаны, рога, волынки и вопли, но печальнее всего был звон маленьких колокольчиков… Снилась дева на пиру с пурпурными змеями в волосах: с их клыков капал яд. А после та же дева убила свирепого великана в замке, построенном из снега. – Тут старушка повернула голову и уставилась прямо на Арью, улыбаясь ей. – От меня не спрячешься, дитя. Поди-ка сюда, живо.
Холодные пальцы прошлись по шее Арьи. «Страх ранит глубже, чем меч», – напомнила она себе и осторожно приблизилась к костру, готовая удрать в любой миг.
Маленькая женщина оглядела ее тускло-красными глазами.
– Я вижу тебя, – прошептала она. – Вижу тебя, волчонок. Кровавое дитя. Я думала, это от лорда пахнет смертью… – И старушка вдруг разрыдалась, сотрясаясь всем своим маленьким телом. – Жестоко было приходить на мой холм, жестоко! Я сыта горем Летнего Замка, твоего мне не надо. Прочь, темное сердце. Прочь!
В ее голосе звучал такой страх, что Арья попятилась, гадая, не сошла ли старуха с ума.
– Не пугай ребенка, – упрекнул женщину Торос. – Она никому еще не причинила вреда.
Лим потрогал свой сломанный нос.
– Не будь в этом так уверен.
– Она уедет отсюда утром, вместе с нами, – заверил старушку лорд Берик. – Мы везем ее к матери в Риверран.
– Нет, – сказала карлица. – Реки теперь держит Черная Рыба. Если вам нужна мать, ищите ее в Близнецах. Там будет свадьба. – Старушка хихикнула снова. – Посмотри в свой костер, розовый жрец, и ты сам все увидишь. Только не сейчас – здесь тебе ничего не откроется. Это место все еще принадлежит старым богам… они существуют здесь, как и я, сморщенные и хилые, но еще живые. Они не любят огня. Дуб вспоминает, как он был желудем, желудю снится, как он станет дубом, а пень живет в них обоих. Они помнят, как Первые Люди пришли сюда с огнем в кулаках. – Она допила вино четырьмя длинными глотками, отшвырнула в сторону мех и наставила клюку на лорда Берика. – А теперь плати. Я хочу обещанную песню.
Лим разбудил спящего под шкурами Тома и привел зевающего певца к костру вместе с арфой.
– Ту же, что прежде? – спросил Том.
– Да. Песню моей Дженни. А разве есть другие?
Он запел, а карлица стала раскачиваться взад-вперед, повторяя про себя слова и плача. Торос крепко взял Арью за руку и увел ее, сказав:
– Пусть спокойно насладится своей песней. Это все, что у нее осталось.
«У меня и в мыслях не было сделать ей что-то дурное», – подумала Арья.
– Что это она сказала про Близнецов? Моя мать в Риверране, разве нет?
– Во всяком случае, была. – Торос задумчиво потер подбородок. – Старуха упомянула о свадьбе. Ладно, там увидим. Лорд Берик найдет ее, где бы она ни была.
Вскоре после этого небеса разверзлись. Сверкнула молния, прокатился гром и хлынул проливной дождь. Карлица исчезла столь же внезапно, как и появилась, а разбойники принялись строить шалаши из веток.
Дождь лил всю ночь, и утром Нед, Лим и Уотти-Мельник встали простуженные. Уотти не удержал в себе завтрак, Неда бил озноб, и кожа у него стала влажная и холодная. Нотч сказал лорду Берику, что в половине дня езды к северу есть заброшенная деревня, где они найдут лучшее укрытие, чтобы переждать непогоду. Поэтому все снова расселись по коням и поехали вниз с холма.
Дождь шел не переставая. Они ехали через леса, поля и переправлялись через раздувшиеся ручьи, где бурная вода доходила лошадям до брюха. Арья подняла капюшон плаща и съежилась. Она промокла и вся дрожала, но решила не поддаваться простуде. Мадж и Меррит скоро раскашлялись не хуже Уотти, а бедный Нед становился несчастнее с каждой милей.
– Когда я надеваю шлем, дождь лупит по нему, и у меня от этого голова болит, – жаловался он. – А если его снять, волосы липнут к лицу и лезут в рот.
– Если волосы тебе так докучают, возьми нож и побрей свою дурную башку, – посоветовал ему Джендри.
Арья заметила, что он не любит Неда. Сама она находила оруженосца немного робким, но добрым мальчуганом, и он пришелся ей по душе. Она всегда слышала, что дорнийцы малы ростом, что они смуглые, черноволосые и черноглазые, но у Неда глаза большие и густо-синие, почти лиловые, а волосы светлые, скорее пепельные, чем медовые.
– Давно ты в оруженосцах у лорда Берика? – спросила она, чтобы отвлечь Неда от его страданий.
– Он взял меня в пажи, когда обручился с моей теткой. – Нед закашлялся. – Тогда мне было семь, а когда сравнялось десять, он сделал меня оруженосцем. Я однажды взял награду, наскакивая на кольца с копьем.