Пес теперь следил за ней не так пристально, как раньше. Казалось, что временами он ее вовсе не замечает, и на ночь он больше не запеленывал ее в плащ. «Когда-нибудь я убью его спящего, – говорила себе Арья, однако ничего не делала. – Когда-нибудь я ускачу на Трусихе, и он меня не догонит», – думала она, но и этого не делала. Куда ей было бежать? Винтерфелла больше нет. В Риверране сидит брат ее деда, но он ее не знает, а она не знает его. Может быть, леди Смолвуд возьмет ее к себе в Желуди, а может, и не возьмет. Арья не была даже уверена, что сумеет найти Желуди снова. Иногда она подумывала, не вернуться ли ей в гостиницу Шарны, если ее еще не смыло половодьем. Она бы жила там вместе с Пирожком, да и лорд Берик мог бы найти ее там. Энгай научил бы ее стрелять из лука, и она стала бы разбойницей по примеру Джендри, как Венда Белая Лань из песни.
Только все это глупости – о таком только Санса может мечтать. Пирожок и Джендри бросили ее при первой же возможности, а лорд Берик со своими разбойниками хотел только получить за нее выкуп, как и Пес. Никому из них она не нужна. «Никогда они не были моей стаей, даже Пирожок и Джендри. Зря я так думала. Я глупая маленькая девочка, а не волчица».
И она оставалась с Клиганом. Они ехали день за днем, никогда не ночуя дважды на одном месте, избегая городов, деревень и замков. Однажды Арья спросила его, куда они едут, и он ответил:
– Подальше. Это все, что тебе надо знать. Ты для меня теперь и плевка не стоишь, и я не желаю слышать твоего нытья. Зря я тебя остановил, когда ты помчалась в тот проклятый замок.
– Зря, – согласилась она, думая о матери.
– Ты была бы мертва, если б не я. Ты благодарить меня должна. Должна петь мне красивые песенки, как твоя сестра.
– Ее ты тоже топором ударил?
– Я ударил тебя плашмя, глупая ты сучонка. Рубани я острием, твои мозги сейчас плыли бы по Зеленому Зубцу. А теперь заткнись. Будь у меня хоть капля ума, я бы отдал тебя Молчаливым Сестрам. Они хорошо умеют резать языки болтливым девчонкам.
Это было нечестно с его стороны. Арья, кроме того единственного раза, почти совсем с ним не разговаривала. Иногда они целые дни проводили в молчании. Она была слишком пуста, чтобы говорить, а он – слишком зол. Арья чувствовала, как бурлит в нем гнев, видела, как он кривил рот и как смотрел на нее. Принимаясь рубить дрова для костра, он впадал в холодную ярость, и неистово махал топором, разрубая стволы поваленных деревьев и ветки, так что дров получалось в двадцать раз больше, чем им требовалось. После этого он порой так уставал, что ложился и засыпал, не позаботившись даже разжечь этот костер. Арья ненавидела, когда это случалось, и ненавидела его за это. Были ночи, когда она очень долго смотрела на его топор. «Кажется, что он очень тяжелый, но готова спорить, что я смогу его поднять». И уж плашмя она удар наносить не будет.
Иногда в своих скитаниях они встречали других людей: крестьян на полях, свинопасов, молочницу с коровой, оруженосца, скачущего с поручением по изрытой дороге. С ними говорить Арье тоже не хотелось. Ей казалось, что они живут в далекой стране и говорят на чужом языке – у нее с ними не было ничего общего.
Кроме того, попадаться кому-то на глаза было нежелательно. По извилистым проселочным дорогам то и дело проезжали колонны всадников под знаменем с двумя башнями Фреев.
– На сбежавших северян охотятся, – говорил Пес. – Как услышишь, что кони скачут, скорее опускай голову – вряд ли это окажутся твои друзья.
Однажды в земляной выемке, образованной корнями поваленного дуба, они наткнулись еще на одного человека, спасшегося из Близнецов. Эмблема у него на груди изображала розовую плясунью в вихре шелковых тканей. Человек сказал, что он лучник сира Марка Пайпера, только лук свой потерял. Левое плечо на сочленении с локтем у него было вывернуто и все опухло: по словам лучника, он получил удар палицей, который сломал ему руку и глубоко вдавил в рану кольца кольчуги.
– Это северянин сделал, – со слезами рассказывал лучник. – У него на гербе был окровавленный человек, и он еще пошутил насчет моего: мол, красный человек и розовая дева должны хорошо поладить. Я пил за его лорда Болтона, он за моего сира Марка, а за лорда Эдмара с леди Рослин и за Короля Севера мы пили вместе. А потом он меня убил. – Он сказал это с лихорадочным блеском в глазах, и Арья поняла, что это правда. Плечо у него ужасно раздулось, и весь левый бок был залит кровью и гноем. И пахло от него, как от мертвеца. Он умолял их дать ему глоток вина.
– Будь у меня вино, я бы сам его выпил, – сказал ему Пес. – Могу дать тебе воды и оказать последнюю милость.
Лучник долго смотрел на него, а потом сказал:
– Ты – пес Джоффри.
– Теперь я сам себе пес. Так хочешь ты пить или нет?
– Да. – Человек сглотнул. – И я прошу тебя оказать мне последнюю милость.
Позади у них остался маленький пруд. Сандор дал Арье свой шлем и послал ее за водой. Чавкая сапогами по грязи, она наполнила железную собачью голову. Вода вытекала сквозь дыры для глаз, но на дне еще много оставалось.
Лучник запрокинул голову, и она стала лить воду ему в рот. Он жадно глотал, и вода бежала по его бороде, превращая засохшую бурую кровь в бледно-розовые слезы. Допив, он облизал шлем изнутри.
– Хорошо. Жаль только, что не вино – очень вина хотелось.
– Мне тоже хочется. – Пес почти нежно погрузил кинжал ему в грудь, нажав на клинок всем телом, и тот пробил камзол, кольчугу и стеганую подкладку внизу. Вытащив кинжал назад, Пес вытер его о мертвеца и сказал Арье: – Вот оно где сердце помещается, девочка. Вот как надо убивать человека.
«Да, можно и так».
– Мы его похороним?
– Зачем? Ему все равно, а у нас лопаты нет. Оставим его волкам и диким собакам – нашим с тобой братьям. Но сначала обыщем.
В кошельке лучника нашлись два серебряных оленя и около тридцати медяков, а в рукоять кинжала был вделан красивый розовый камень. Пес взвесил кинжал на ладони и кинул его Арье. Она поймала его за рукоять, сунула за пояс и почувствовала себя намного лучше. Это, конечно, не Игла, но все-таки сталь. У мертвеца имелся также полный колчан стрел, но что в них толку, когда нет лука. Сапоги его Арье были велики, а Псу малы, но она взяла себе его круглый шлем, хотя он сползал ей на нос, и его приходилось постоянно сдвигать на затылок.
– У него, должно, и лошадь была, иначе он оттуда не ушел бы, – сказал Пес, оглядываясь по сторонам, – но ее уже хрен найдешь. Кто знает, сколько он тут пролежал.
Когда они добрались до подножья Лунных гор, дожди почти совсем прекратились. Арья стала видеть солнце, луну и звезды и смекнула, что едут они на восток.
– Куда мы направляемся? – снова спросила она.
На этот раз Пес ответил по-человечески:
– У тебя есть тетка в Орлином Гнезде. Может, хоть она захочет выкупить твою тощую задницу – впрочем, одни боги знают, зачем это ей надо. Найдем дорогу через горы и доедем до Кровавых Ворот.
«Тетя Лиза». При мысли о ней пустота не прошла. Арье нужна была мать, а не сестра матери. Тетку она совсем не знала, как не знала и своего двоюродного деда Черную Рыбу. «Надо было тогда пойти в замок». Арья так и не знала до сих пор, живы мать с Роббом или мертвы: она ведь не видела, как они погибли. Может быть, лорд Фрей просто взял их в заложники и держит их в цепях у себя в подземелье, а может, Фреи отвезли их в Королевскую Гавань, чтобы Джоффри отрубил им головы. Она ничего не знала наверняка.
– Нам надо вернуться назад в Близнецы, – внезапно решила она. – За матерью. Не может быть, чтобы она умерла. Мы должны ей помочь.
– Я думал, что только у твоей сестры голова набита дурацкими песнями, – проворчал Пес. – Фрей мог оставить твою мать в живых, чтобы взять за нее выкуп, это верно. Но я не дурак, чтоб идти в одиночку вытаскивать ее из этого замка, провалиться мне в седьмое пекло.
– Почему в одиночку? Я тоже пойду.
Он издал звук, напоминающий смех.
– Ну, тут уж старикан обмочится со страху, не иначе.
– Ты просто боишься умереть! – презрительно бросила Арья.
Теперь Клиган рассмеялся по-настоящему.
– Смерть меня не пугает. Только огонь. А теперь молчи, не то я сам отрежу тебе язык и избавлю Молчаливых Сестер от лишних хлопот. Мы едем в Долину.
Арья не боялась, что он в самом деле отрежет ей язык. Кролик тоже вечно грозился шкуру с нее спустить, однако пальцем ее не тронул. Но искушать Пса тоже не следовало. Сандор Клиган – не Кролик. Тот не разрубал людей надвое топором и даже плашмя не бил.
В ту ночь она уснула, думая о матери и о том, не убить ли ей Пса, пока он спит, и не отправиться ли самой спасать леди Кейтилин. Закрыв глаза, она увидела перед собой лицо матери. «Как она близко – даже запах чувствуется…»
…И она в самом деле почуяла ее запах. Слабый, он смешивался с запахами мха, ила и воды, с вонью гниющего тростника и гниющих тел. Медленно переступая лапами, она дошла по мягкой грязи до кромки реки, напилась, подняла голову и принюхалась. Небо застилали серые тучи, по зеленой реке плыли мертвецы. Одни застревали на отмелях, других несло дальше по течению. Третьих прибивало к берегу. Ее братья и сестры пожирали их вкусную раздувшуюся плоть.
Вороны тоже кормились мертвыми, пронзительно крича на волков и оставляя в воздухе свои перья. Одна из ее сестер словила вспорхнувшую ворону за крыло, и ей тоже захотелось: у птиц кровь горячее. Хорошо бы похрустеть косточками и набить живот теплым, а не холодным мясом. Она проголодалась, и пищи кругом было вдоволь, но она знала, что не сможет съесть ни куска.
Запах стал сильнее. Она насторожила уши, прислушиваясь к воркотне своей стаи, сердитым крикам ворон, хлопанью крыльев и журчанию воды. Где-то далеко она слышала лошадей и голоса живых людей, но ей были нужны не они, а этот запах. Она принюхалась еще раз. Да, вот он опять, и теперь она не только чуяла, но и видела это – что-то белое, плывущее по реке. Оно зацепилось за корягу и развернулось, пригибая тростник.