Поединок еще долго продолжался в том же духе. Сражающиеся описывали по двору круг за кругом, и если сир Грегор рубил мечом воздух, то Оберин ударил его копьем в руку, в ногу и дважды в висок. Большой щит Клигана также получил свою порцию ударов: в одном месте из-под звезды показалась собачья голова, а кое-где краска откололась совсем, обнажив дубовую поверхность. Клиган время от времени издавал рычание и однажды выругался, но большей частью дрался в угрюмом молчании.
В отличие от Оберина Мартелла.
– Ты изнасиловал ее, – бросил принц, делая ложный выпад. – Ты убил ее, – сказал он, увернувшись от убийственного взмаха меча. – Ты убил ее детей, – крикнул он, и ткнул копьем в горло гиганта, где оно со скрежетом прошло по толстой стали латного ворота.
– Оберин играет с ним, – сказала Эллария Сэнд.
«Дурацкая игра».
– Гора немного великоват для игрушки, – ответил ей Тирион.
Зрители дюйм за дюймом придвигались к бойцам, чтобы лучше видеть. Королевские гвардейцы пытались оттеснить зевак назад своими большими белыми щитами, но тех было несколько сотен, а рыцарей в белой броне – только шестеро.
– Ты изнасиловал ее. – Оберин отразил копьем свирепый удар врага. – Ты убил ее. – Он ткнул в глаза Клигану, заставив того отшатнуться назад. – Ты убил ее детей. – Копье скользнуло вбок и вниз, оцарапав панцирь Горы. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей. – Копье на два фута превышало длиной меч Клигана – более чем достаточно, чтобы не подпускать Гору близко. Клиган каждый раз норовил рубануть по древку, но с тем же успехом он мог бы пытаться отсечь крылья у мухи. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей. – Грегор попытался атаковать напролом, но Оберин отскочил вбок и зашел ему за спину. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей.
– Замолчи. – Сир Грегор как будто стал двигаться немного медленнее, и меч его взлетал уже не так высоко. – Закрой свой поганый рот.
– Ты изнасиловал ее. – Принц отступил вправо.
– Хватит! – Грегор, сделав два огромных шага, опустил меч на голову Оберина, но дорниец отскочил назад.
– Ты убил ее.
– ЗАТКНИСЬ! – Клиган ринулся вперед – прямо на копье, которое с мерзким скрежетом проехалось по правой стороне его груди. Внезапно он оказался достаточно близко для удара, и его меч описал сверкающую дугу. Толпа издала дружный вопль. Оберин увернулся от первого удара и бросил бесполезное сейчас копье. Второй удар он принял на щит. Раздался режущий уши грохот металла о металл, и Красный Змей пошатнулся. Грегор с ревом напирал на него. «Этот слов зря не тратит – просто ревет, как бык», – подумал Тирион. Оберин уже не отступал – он бежал спиной вперед от огромного меча, свистящего совсем рядом с его грудью, его руками, его головой.
Позади у него была конюшня, и зеваки, вопя и толкаясь, спешили убраться с его дороги. Один из них уткнулся в спину Оберина. Гора нанес очередной удар, вложив в него всю свою силищу. Красный Змей отшатнулся вбок и перекатился. Злосчастный конюх был не столь проворен. Он вскинул руку, защищая лицо, и меч пришелся ему между плечом и локтем.
– Заткнись! – взревел Гора, услышав крик несчастного. Он рубанул еще раз, и верхняя часть головы конюха пролетела через двор, разбрызгивая кровь и мозги. Зрители внезапно утратили всякий интерес к вине или невиновности Тириона Ланнистера, судя по тому, как резво устремились они со двора.
Красный Змей между тем уже вскочил на ноги и подобрал копье.
– Элия, – крикнул он Клигану. – Ты изнасиловал ее. Ты убил ее. Ты убил ее детей. А теперь назови ее имя.
Гора повернулся к нему, забрызганный кровью с головы до пят.
– Ты слишком много болтаешь, – пророкотал он. – У меня от тебя голова болит.
– Я хочу, чтобы ты произнес ее имя. Ее звали Элия Дорнийская.
Гора, презрительно фыркнув, двинулся к нему… и в тот миг солнце пробилось из-за низких облаков, застилавших небо с самого рассвета.
«Солнце Дорна, – подумал Тирион, однако Клиган первым успел стать так, чтобы оно светило ему в спину. – При всей своей тупости он наделен безошибочным воинским чутьем».
Красный Змей присел, щуря глаза, и снова сделал выпад копьем. Клиган рубанул по нему, но это был только финт, и он, потеряв на миг равновесие, качнулся вперед.
Оберин наклонил свой помятый щит, и солнце, отразившись от полированного золота и меди, ударило в глазную прорезь врага. Клиган, защищая глаза, поднял собственный щит, и копье молниеносно устремилось в щель между панцирем и ручными латами – под мышку. Острие пробило кольчугу и вареную кожу. Оберин провернул копье и тут же выдернул его назад.
– Скажи это! Элия Дорнийская. – Принц описал круг, наставив копье для нового удара. – Скажи!
Тирион про себя произносил другое заклинание. «Упади и умри, – звучало оно. – Упади и умри, проклятый!» Из-под мышки Горы теперь текла его собственная кровь, а под панцирем кровотечение, должно быть, еще сильнее. Когда он попытался шагнуть, одно колено у него подогнулось, и Тириону показалось, что он падает.
Принц Оберин обошел его сзади и крикнул:
– ЭЛИЯ ДОРНИЙСКАЯ! – Клиган стал поворачиваться, но сделал это слишком медленно и слишком поздно. На этот раз копье кольнуло его под колено, между пластинами на бедре и голени. Гора закачался и ничком рухнул наземь, выпустив из пальцев огромный меч. Медленно и неуклюже он перевернулся на спину.
Дорниец отшвырнул свой щит, перехватил копье двумя руками и отбежал назад. Гора застонал и приподнялся на локте. Оберин по-кошачьи быстро проделал поворот и ринулся на поверженного врага. С криком «ЭЛИЯ-А-А-А-А!» он всей своей тяжестью вогнал копье в тело Горы. Треск переломившегося ясеневого древка был почти столь же сладок, как полный ярости вопль Серсеи. На миг у принца словно отросли крылья, и Змей перелетел через Гору. Встав на ноги, Оберин стряхнул с себя пыль. Из живота Клигана торчали четыре фута сломанного копья. Принц бросил обломок древка и подобрал меч противника.
– Если ты умрешь, так и не назвав ее имени, сир, я найду тебя даже в седьмом пекле, – пообещал он.
Сир Грегор попытался встать. Копье пригвоздило его к земле, и он с рычанием потянул за древко обеими руками, но освободиться так и не смог. Под ним расплывалась лужа крови.
– С каждым мгновением я чувствую себя все более невинным, – сказал Тирион Элларии Сэнд.
– Назови ее имя!!! – Принц Оберин поставил ногу на грудь Горы и обеими руками поднял меч. Что он намеревался сделать – отрубить Клигану голову или вогнать острие в глазную щель его шлема, – для Тириона так и осталось тайной.
Гора вскинул руку и ухватил дорнийца за колено. Оберин с размаху опустил меч, но он уже потерял равновесие, и клинок только оставил еще одну вмятину на стали, защищавшей руку Горы. Еще миг – и Клиган повалил дорнийца на себя. Они схватились в пыли и крови, вихляя сломанным копьем туда-сюда. На глазах у объятого ужасом Тириона Гора обхватил принца своей ручищей и прижал к груди, как возлюбленного.
– Элия Дорнийская, – прогудел из-под шлема Грегор, когда их лица приблизились на расстояние поцелуя. – Я убил ее скулящего щенка. – Его свободная рука обрушилась на незащищенное лицо Оберина, вогнав стальные пальцы ему в глаза. – А уж потом изнасиловал ее. – Клиган врезал дорнийцу кулаком в челюсть, ломая зубы. – А после разбил ей башку. Вот так. – Он отвел свой огромный кулак для удара. Казалось, что кровь на перчатке дымится в холодном утреннем воздухе. Раздался тошнотворный хруст. Эллария Сэнд закричала, охваченная ужасом, и завтрак Тириона полез из него обратно. Упав на колени, он извергал из себя ветчину, колбасу, яблочные пирожные и двойную порцию яичницы с луком и огненным дорнийским перцем.
Он так и не услышал, как его отец произнес приговор. Да и нужны ли здесь были какие-то слова? «Я вложил свою жизнь в руки Красного Змея, а тот ее выронил». Тут Тирион вспомнил с запозданием, что у змеев рук не бывает, и на него напал истерический смех.
Он проделал уже половину пути вниз по наружной лестнице, когда понял, что золотые плащи ведут его не в башню.
– Значит, теперь меня заключат в темницу, – сказал он. Они не позаботились ответить. «Что толку разговаривать с мертвецами?»
Дейенерис
Дени завтракала под айвовым деревом на террасе, глядя, как ее драконы гоняются друг за другом над верхушкой Великой Пирамиды, где прежде стояла бронзовая гарпия. В Миэрине пирамид около двадцати, но ни одна из них даже наполовину не достает до Великой. Отсюда ей виден весь город: узкие извилистые переулки и широкие кирпичные улицы, храмы и житницы, лачуги и дворцы, бани и публичные дома, сады и фонтаны, большие красные круги бойцовых ям. А за стенами – оловянное море, петляющий Скахазадхан, сухие бурые холмы, сожженные поля и рощи. Здесь, в своем садике, Дени порой чувствовала себя богиней, обитающей на вершине самой высокой в мире горы.
«Неужели все боги так одиноки?» Некоторые, определенно, да. Миссандея рассказывала ей о Владыке Гармонии, которому поклоняется Мирный Народ Наата. Это единственный истинный бог, сказала девочка, бог, который всегда был и всегда будет, который сотворил луну, звезды, землю и всех тварей, живущих во вселенной. «Бедный Владыка Гармонии». Дени жалела его. Это ужасно, все время быть одному, в окружении женщин-мотыльков, которых ты можешь создать или уничтожить одним только словом. В Вестеросе по крайней мере семеро богов, хотя септоны, если верить словам Визериса, говорят, что эти семеро – только лики единого бога, семь граней одного кристалла. Какая путаница. А красные жрецы, она слышала, верят в двух богов, постоянно воюющих между собой. Это Дени устраивало еще меньше – ей бы не хотелось воевать постоянно.
Миссандея подала ей утиные яйца, собачью колбасу и полчаши подслащенного вина с лимонным соком. Мед притягивал мух, но душистая свеча их отгоняла. Мух здесь гораздо меньше, чем повсюду в городе – за это Дени тоже любила свою пирамиду.