«Конечно, защита не вечна», – подумал он. Демоны, как и ангелы, отыскали путь в этот мир. Санктуарий развращен, и невинность давно утрачена. Изменится ли это место, когда они принесут сюда камень?
Над мутной водой раздался траурный зов, эхом разносясь по лесу – леденящий душу звук, напоминающий крик мертвеца. Видимо, его источником была птица или какое-то животное, но звук отражал всеобщее настроение, когда нефалемы пробирались через болото к Вестмаршу.
Каллен подумал, что, несмотря на усталость, вряд ли кому-то из них сегодня удастся выспаться.
Глава двадцать четвертаяЗатишье перед бурей
Лорат привел отряд обратно в таверну «Оскалившийся пес», где, несмотря на все опасения Каллена, нефалемы действительно проспали весь день, как убитые. В ту ночь, когда они проснулись, рыцари шумно праздновали в таверне победу. По большей части хорадримов приветствовали гуляки, пьяные и веселые. Слухи о роли, которую отряд сыграл при осаде крепости храмовников, уже распространилась, и рыцари заинтересовались ими, хотя Зейлу и досталось несколько косых взглядов да неприязненное бормотание от тех, кто был менее гостеприимен к адептам темных искусств.
Невзирая на дурные предчувствия, все хорадримы взяли себе немного еды и выпивки, за исключением некроманта, которого отвлекало возможное присутствие так называемых призраков, о чем он и поведал Микулову, сидящему у двери, достаточно далеко от шума, чтобы поговорить свободно. Зейл рассказал о нарушении баланса и беспокойстве тех, кто давно покинул этот мир, он ощущал их ропщущую толпу на заднем плане.
Вскоре после этого Зейл ускользнул, чтобы прогуляться по улицам. Монах составил бы ему компанию, но сейчас его занимали другие дела. Джейкоб и Шанар сели за стол и, склонив друг к другу головы, разговаривали; похоже, беседа их была довольно интимной. Джинвир стояла в стороне и, казалось, ее мучила почти физическая боль. Микулов плохо разбирался в сердечных делах, но по тому, как она смотрела на двух своих друзей, было ясно, что она испытывает к Джейкобу сильные чувства, которые кинжалом раздирают ее изнутри.
Обычно Микулов считал, что это не его дело, но в данном случае раскол между членами отряда имел прямое отношение к их миссии. Он решил внимательно следить за ними, а попутно подумал, что и Тираэлю следует об этом знать. Но когда Микулов стал взглядом искать архангела, того уже не было рядом.
Тираэль незаметно выскользнул из «Оскалившегося пса», оставляя теплый свет фонарей и хриплые голоса позади, и вышел на улицу.
Пришло время обратиться за советом к чаше. Он ждал достаточно долго. Какая разница, на что остальные тратят драгоценные часы в таверне, вместо того, чтобы готовиться к штурму Небес? Ответственность за этот план лежит именно на нем, и ему нужна мудрость, источником которой была Чалад’ар. В частности, ему надо знать, какова роль Шанар в этой авантюре и есть ли у нее хоть малейший шанс на успех.
В тот вечер, когда Тираэль очнулся, его мышцы горели огнем. Он чувствовал каждый шаг, каждый вдох был словно раскаленное железо. Кожа буквально зудела от желания прикоснуться к чаше, а пальцы дрожали. Когда архангел погружался в ее глубины, он снова чувствовал себя ангелом. И все же, он прекрасно помнил, что чаша подарила ему в прошлый раз – чувство ужаса, безнадежности и потери.
Что же Чалад’ар делала с ним? Какое воздействие она оказывала на плоть и кости? Она ведь никогда не предназначалась для смертных.
Но жажда была слишком сильна, чтобы ее игнорировать.
На улицах, ведущих к таверне, было слишком много людей, он не мог вынести шума города. Тираэль побрел дальше, в ту часть Вестмарша, которой еще не видел. В стороне от оживленных улиц он отыскал место, где когда-то бил фонтан, теперь высохший и потрескавшийся, расположенный рядом с обветшалым и темным зданием. Какой-то человек, одетый в лохмотья, что-то пробормотал, когда Тираэль вошел во двор. Затем бродяга поднялся на ноги и заковылял прочь, оставляя за собой шлейф алкогольного перегара.
Когда Тираэль вытащил Чалад’ар и заглянул в чашу, его будто окатило волной облегчения. Разум воспарил над физической оболочкой, оставляя тело лежать на потрескавшихся разбитых плитах, пока дух парил среди поющих нитей света и эмоций. Почти сразу же архангел почувствовал чье-то присутствие – что-то наблюдало за ним, но в этот раз было успокаивающе знакомым.
Здесь твое место.
И все же Тираэль не мог полностью отгородиться от другого исходившего изнутри голоса. И голос этот предупреждал: действия Архангела Мудрости могут привести его к гибели.
Словно в ответ на эти слова, та субстанция, в которой он дрейфовал, начала меняться, и свет окутал Тираэля удушающим, спутанным ковром. Шепот раздавался со всех сторон, паранойя, страх и ярость брали верх над всеми остальными эмоциями.
Ощущение тьмы и развращения становилось все сильнее. Архангелы собрались против него. Империй послал Сикарай, чтобы уничтожить отступника и его отряд, и когда он атакует снова, было лишь вопросом времени. Совет Ангарис нашел его слишком легко. Есть ли среди них предатель? И если это так, то уничтожит ли этот факт единственный крохотный шанс Тираэля на успешное завершение дерзкой авантюры, которую он задумал?
Монах внимательно наблюдал за ним, шпионил в лесу, и казалось, постоянно держал его в поле зрения. Возможно, предателем и правда был Микулов, и все это время именно он приводил к ним призраков. Или Джейкоб, которого коснулось одно из этих существ, оставив на плече мужчины свое клеймо. Или даже некромант, который знал так много о балансе между светом и тьмой и всегда находился неподалеку, скрытый в тени, словно и сам был призраком.
Но все это в конечном счете не имеет значения, пока Тираэль не вернет камень в Санктуарий. Он зря терял время. В этой битве будет потеряно множество жизней – их всегда во множестве приносили в жертву ради всеобщего блага. Развращение Небес камнем набирало скорость, и архангел был полон решимости сделать все возможное, чтобы преуспеть в своей миссии.
Некоторое время спустя Тираэль пришел в себя, сидя у разрушенного фонтана. По пустому двору танцевали тени, облака играли на полной луне. Губы архангела потрескались, в горле пересохло, а когда он с трудом поднялся на ноги, те дрожали от усталости.
Чалад’ар лежала на земле неподалеку. На секунду Тираэля охватила паника при мысли о том, что кто-то мог украсть ее, пока он спал. Чаша принадлежала ему и только ему. Он был единственным, кто мог заглянуть в ее глубины и вернуться в здравом уме. Ее знания должны оставаться с ним.
Испытывая облегчение, Тираэль поднял чашу и положил в карман. Затем осмотрел каждый уголок двора в поисках того, кто мог бы наблюдать за ним, но вокруг не было ни души, и через некоторое время архангел медленно побрел в сторону «Оскалившегося пса», окруженный водоворотом алчной тьмы, принадлежавшей ему и только ему.
Часть третьяВозвышение Нефалема
Глава двадцать пятаяПустоши
Архангел Мудрости стоял на бескрайней каменной равнине, пыльной и потрескавшейся. Руки его были скованы шипастыми кандалами, которые пронзали тело, отчего кровь горячими струйками стекала по ребрам. Он был обнажен, его смертная плоть сморщилась и обвисла, побледнев до мраморно-голубого оттенка.
Ангелы окружили его и алтарь, на котором лежал ребенок.
Было очевидно, что это мальчик, хотя определить его возраст было трудно. Его запястья и лодыжки пронзали шипы, пригвоздившие ребенка к черному камню, он был обескровлен и бледен, точно алебастровая статуя. Мальчик был человеком, и Тираэль чувствовал, что знаком с ним, хотя и не понимал, зачем он здесь.
Архангел огляделся, пытаясь сквозь лес неподвижно застывших и холодных ангелов разглядеть удвоенный карательный отряд, высланный специально, чтобы засвидетельствовать смерть мальчика. За ними Тираэль видел остатки Заводей Мудрости, рассыпавшиеся в прах. Это были Небеса, но уже не те, что прежде; некогда родной для Тираэля мир, теперь увиденный глазами незнакомца.
Кто-то толкнул его вперед. Он споткнулся и чуть не упал на колени. На мгновение Тираэль обернулся, и этого оказалось достаточно, чтобы увидеть прямо у себя за спиной Империя, с ног до головы забрызганного кровью. Архангел Доблести взмахнул мечом. Палачи хотели, чтобы Тираэль смотрел на мальчика, видел, что с ним сделали.
Из потрескавшейся земли под алтарем показались черные щупальца. Они скользили вверх по склону черной горы, прижимаясь к ее сверкающим граням, испуская пульсации кровавого, пылающего света. Щупальца обвились вокруг мальчика, и когда они заняли свое место, ребенок открыл глаза.
В нем действительно было что-то знакомое. Тираэль придвинулся ближе, чиркая по камням своими шипастыми кандалами, чувствуя собственную наготу и взгляды наблюдавших за ним ангелов. Он взглянул на лицо Джейкоба. Глаза нефалема были широко распахнуты от боли, а рот открыт, словно он хотел закричать именно в тот момент, когда извивающаяся черная нить проскользнула в его горло. Джейкоб выгнулся, корчась в агонии, а путы Тираэля растворились в камне. Архангел Мудрости посмотрел вниз: в окровавленных руках он держал молот и шип, который приставил к груди Джейкоба.
Когда он вновь поднял глаза, лицо нефалема изменилось, и архангел обнаружил, что смотрит в свои собственные глаза.
Тираэль резко выпрямился на соломенном матрасе; кожу его покрывала испарина. Через окно в комнату сочился слабый серый свет – над Вестмаршем вставало утро. Сон цеплялся за архангела, точно паутина, боль в голове усиливалась от образа маленького Джейкоба, распростертого на черном алтаре, и его собственного лица на плите.
«Смерть придет за всеми вами, и явится она на темных крыльях».
В тишине раннего рассвета Тираэль страшился предательства собственного разума. Он боялся, что у него не хватит сил провести этих людей сквозь ослепляющий свет. На этой неделе они продолжат свои приготовления, которые завершатся пробной вылазкой за пределы Санктуария. Тираэль описал некоторые опасности, с которыми могут столкнуться нефалемы, но он должен дать им возможность прочувствовать их на собственной шкуре. Это единственный выход, а времени мало.