Причина первоначальной смерти: дыхательная недостаточность вследствие кистозного фиброза, произошедшая в тот же день и в той же больнице, где умерла Флёр. Здесь все о ней: ее выжившие родственники, сайты, которые она часто посещает, музыка, которую скачивает, продукты, которые ест… Но Чиллу не нужно ни охотиться на Поппи, ни тем более прятаться от нее. Ему не нужно знать ее слабости, так зачем же он собрал целую папку?
Если только в этой папке кроются слабости не Поппи, а самого Чилла.
Я заталкиваю ее обратно в ящик, чувствуя себя виноватым за вторжение в сферу его личных интересов. Зацепившись рукавом за край стопки, я обрушиваю ее на пол.
Затаив дыхание, я вслушиваюсь в доносящиеся из спальни Чилла звуки. Он ворочается и затихает снова, а я, переведя дух, опускаюсь на корточки перед разбросанным досье Флёр. В тусклом свете лампы для чтения Чилла я собираю страницы в стопку на коленях: фотографии с разведки, выписки с банковских счетов, библиотечная карточка, занятия, которые она посещала, список мест, куда ходит в большом мире… Я запомнил большую часть этих сведений еще много лет назад.
Флёр Аттвел, бывшая Маккензи Рэй Эванс, родилась 26 сентября 1973 года в Фредерике, штат Мэриленд, умерла 26 мая 1991 года в Вашингтоне, округ Колумбия. Причина смерти: лимфома.
Я задерживаю взгляд на фотографии, которую Чилл, должно быть, украл из личного дела Флёр. Это селфи Флёр и Хулио, сидящих бок о бок, свесив ноги с края дощатого настила. Она смеется, ее розовые волосы развеваются, в руках у нее рожок с мороженым. Я стараюсь не акцентировать внимание на их отношениях, но это дается мне с трудом. Я, например, не могу представить себя сидящим в темном кинотеатре рядом с Эмбер. Немыслимо, чтобы один из нас отложил оружие на время, необходимое, чтобы вместе полакомиться десертом.
Я засовываю фотографию обратно в папку Флёр. Интересно, знает ли Хулио, что она – верный кандидат на Зачистку? Печется ли он о ней достаточно сильно, чтобы рискнуть своей шеей ради ее спасения?
Папка Хулио тоньше остальных и содержит только поверхностную информацию, которая никогда не представляла для меня интереса, за исключением частей, относящихся к Флёр. Я собираю разбросанное содержимое папки, пытаясь взглянуть на него под другим углом, отыскать детали его жизни, которых прежде не замечал. Гея подобрала его в Южной Калифорнии в 1983 году после несчастного случая во время серфинга. Насколько я могу судить, из его семьи в живых к настоящему времени никого не осталось. Младшая сестра умерла от черепно-мозговой травмы вскоре после несчастного случая с Хулио, а три месяца спустя его родители расстались. Сейчас оба уже мертвы.
Я пролистываю несколько отчетов, но ничто в них не указывает, что к Эмбер он испытывает такие же теплые чувства, как к Флёр. Их записи убийств жестокие и кровавые. Никаких чеков за мороженое или билетов от свиданий в кино. Должна же у него быть хоть какая-то слабость! Место, куда ему очень хочется отправиться. Что-то, чего он отчаянно хочет. Или кто-то, с кем жаждет быть, – желательно, чтобы не с Флёр!
Я вытаскиваю из-под других папку Эмбер и собираю последние разбросанные документы и фотографии с пола. Пожелтевший лист бумаги завалился под кофейный столик, и я достаю его оттуда.
Это тонкий потрепанный полицейский отчет, поданный в Финиксе, штат Аризона, в мае 1969 года. Он такой старый, что я никогда раньше не трудился его прочесть.
– Что в Аризоне есть такого важного для тебя? – шепчу я, поднося отчет ближе к свету.
Пропала Клэр Сэнфорд, семнадцати лет. Заявление подано от матери Клэр, ее единственного опекуна.
Фотография окрашена в охристые тона. Волосы Эмбер были более длинными, волнистыми и разделенными на прямой пробор, чтобы скрыть резкие линии подбородка. Но ее полные губы и кошачьи глаза ни с чем не спутаешь. Это определенно она. Заявление, как я уже выяснил, подано ее матерью, ее единственным опекуном.
Я снова просматриваю информацию по банковским счетам Эмбер. Первого числа каждого месяца она отчисляет средства в дом престарелых в Финиксе. Если Эмбер в 1969 году исполнилось семнадцать, ее мать все еще может быть жива.
Возможно, ей недолго осталось.
Я запихиваю записи обратно в папки и возвращаю их в выдвижной ящик в столе Чилла. Эти сведения едва ли выведут нас на поверхность, но куда-то они обязательно приведут.
10Выбор и последствия
Профессор Лайон изучает меня поверх очков, когда я вхожу в его кабинет и занимаю свое обычное место в потертом кожаном кресле напротив его стола. Его голубые глаза задерживаются на расцветающих на моем лице эффектных новых синяках, затмевающих прежние, теперь уже бледно-желтые, которыми Дуг наградил меня меньше недели назад.
Не говоря ни слова, он возвращается к задаче, выполнение которой я прервал своим появлением. Я откидываюсь на спинку кресла и кладу себе на колени книгу басен, которую он мне дал в качестве домашнего задания. Чтобы не отключиться, я принимаюсь разглядывать висящие на стенах плакаты. Прошлая ночь выдалась долгой. Сначала я никак не мог заснуть, а когда это, наконец, случилось, меня мучили кошмары. Я проснулся от стука своих кулаков в стену. Мне снилось, что я заперт в снежном шаре и вокруг кружится снежная буря. Руку кололо так, будто ее ужалил целый рой разгневанных пчел.
За спиной Лайона красуется заламинированный плакат с изображением Куэрнаваки, Мексика. «Город вечной весны» – гласит надпись. Старый город уютно гнездится на холмистом зеленом склоне, усыпанном цветами, и мои мысли устремляются к Флёр… Я вспоминаю, как быстро увяли лилии после открытия стазисной камеры, как неизбежно поникли и осыпались лепестки, подобно той девушке-Весне, которую Кронос зарезал серпом в Центре Управления.
– Почему Куэрнавака? – спрашиваю я, прерывая скрип пера Лайона.
Почему бы ему не украсить стену плакатом с изображением Харбина, Мурманска или Саскатуна? Иными словами, какого-нибудь холодного города, где зима может длиться бесконечно?
– Почему бы и нет?
– Странный выбор для Зимы.
– Неужели, мистер Соммерс? – Он кривит губы в ухмылке. – На своем веку я повидал столько снега, что его хватило бы на сотню жизней. Когда я проверял в последний раз, не было никаких правил, запрещающих восхищаться цветами.
Лайон бросает на меня краткий многозначительный взгляд, от которого у меня вспыхивает лицо, и снова сосредотачивается на бумагах у себя на столе. Это же дисциплинарный отчет! Я наклоняюсь ближе и с удивлением обнаруживаю, что на папке значится вовсе не мое имя.
– Почему вы меня не выдали? – спрашиваю я, не в силах дольше выдерживать тишину.
– А вы на это надеялись? Что я на вас донесу?
Его перо все еще порхает по бумаге, как будто он предвидел, о чем я спрошу, и заранее обдумал ответ. Который на самом деле вовсе не был ответом.
– Нет. – Возможно. Меня гложет чувство вины. Я здесь ради продвижения по службе, которого не заслуживаю. Ведь оно неизбежно убьет Флёр. – Они всегда такие? Исключения, я имею в виду.
Лайон откладывает перо, снимает очки и трет глаза. Затем смотрит на меня так, словно не был готов к такому вопросу. Словно этот вопрос заслуживает большего ответа, чем он способен дать.
– Исключения всегда трудны. Гея и Кронос воспринимают их очень серьезно. Удерживать Вселенную в равновесии – задача не из легких. Она тяжелее, чем вы можете вообразить. – Он достает из нагрудного кармана носовой платок и протирает стекла очков. – Но сегодня вы здесь не для того, чтобы говорить о понижении в должности, не так ли?
– Думаю, что нет.
Я ковыряю нитку в подлокотнике кресла. Мне нужно узнать полезные сведения, которые помогут нам с Чиллом выжить в новом регионе. Я хочу, чтобы мой куратор был счастлив. Но переезжать на Аляску мне совсем не улыбается. Это отвлекающий маневр. Крайний срок. Просто еще одни отсчитывающие время тикающие часы.
– Вчера в Архиве вы уверяли меня, что уже давно не являетесь ребенком, однако сейчас дуетесь, как дитя. Скажите мне, вы мужчина, мистер Соммерс?
Похоже на вопрос с подвохом.
– Я Зима. Я Время года, – порывисто отвечаю я.
– Это не то, о чем я вас спрашиваю. – Я вжался в спинку кресла, стыдясь признаться, что не знаю ответа. Я чувствую себя старым и усталым, но при этом мужчиной не более чем в ту ночь, когда впервые умер. – Времена года не всегда были такими молодыми, – объясняет он. – Кронос совсем недавно стал отдавать предпочтение подросткам, детям, которые физически достаточно зрелы, чтобы подняться и сражаться, но при этом достаточно молоды, чтобы все еще быть покладистым. Я был несколько старше, когда меня сделали Временем года. В то время не было никаких правил, никаких рейтингов, – говорит он с оттенком горечи. – Как не было ни Зачисток, ни продвижений по службе.
– А когда это было?
Лайон поднимает на меня глаза, но я не пытаюсь выяснить его возраст, как прежде Дуг. Уголки его губ приподнимаются в понимающей улыбке.
– Задолго до того, как была написана книга, которую вы искали. Тогда мир был совсем другим.
Я выпрямляюсь в кресле.
– В каком смысле?
Он бросает взгляд на закрытую дверь позади меня, касается языком резца у себя во рту, одновременно оценивая мою позу и то, как я наклоняюсь вперед, будто решая, насколько широко приоткрыть передо мной дверцу в хранилище своей памяти.
– У нас тогда не было кураторов. В них не нуждались, поскольку наша магия не была связана. Нам не указывали, где жить и с кем делить ложе. Мы зарабатывали свои собственные награды и сами формировали регионы обитания. Мы по своему почину заключали союзы и сами выбирали себе возлюбленных. Если нам требовалось больше земли, больше власти, больше силы, мы просто брали их. – Лайон встает со стула, и огонь в его глазах разгорается ярче, когда он продолжает: – Если твое сердце принадлежало Аляске, значит, ты был готов убивать и умирать за нее. А если бы оно жаждало чего-то другого – или