точно не скажет нам спасибо.
Я прижимаю ладони к глазам. Выбраться отсюда с одним бессознательным телом будет достаточно затруднительно. Но с двумя? Повезет еще, если нас не арестуют по обвинению в похищении до того, как мы уедем из Лондона.
Из ящика доносится шорох. Я поднимаю голову в тот момент, когда из рюкзака на коленях у Мари выглядывает серый пушистый комочек и постукивает лапой по ее подбородку.
– Во имя Кроноса, это еще что такое?
– Просто кот.
– Ни хрена себе! Какого черта он здесь делает?
Температура в комнате резко поднимается, когда Хулио встает ко мне лицом к лицу. В его горьковатом дыхании ощущается запах кофе и грейпфрута, а футболка так просто воняет.
– Флёр сказала, что каждый из нас может взять с собой по одной сумке вещей, без которых не может жить. Вот это, – говорит он, указывая на кота, – Слинки. Он – единственное, без чего не может жить Мари, и я его не брошу. Так мы идем или нет?
– Класс. Ну что ж, идем.
Я передаю свой рюкзак Чиллу, мысленно готовя себя к побегу из магического бункера в компании двух бесчувственных девчонок и гитары в очень большом ящике для мусора. Хулио аккуратно закрывает ящик крышкой, берется за ручки тележки и катит ее вслед за мной.
Я притормаживаю, чтобы осмотреть холодный белый коридор, чувствуя легкое головокружение и сосание под ложечкой. Как будто стою на вершине горного склона с крутыми поворотами, но не вижу их из-за сверкающего льда. Я бросаю последний взгляд на нашу комнату, потом на Чилла, надеясь, что вижу его не в последний раз.
– Ты справишься, – говорит он.
Те же слова он повторяет мне в начале каждой зимы, перед каждой охотой, сколько мы друг друга знаем.
Подкатив тележку к моим лодыжкам, Хулио выталкивает меня в коридор. И я отправляюсь делать вторую колоссальную глупость из всех, что когда-либо совершал за все свои жизни.
18Когда Лето придет за мной в августе…
Хулио стоит на страже, заслоняя меня от глазка камеры, а я опускаюсь на колени перед дверью Флёр и вставляю отмычку в замочную скважину. Дверь открывается, и я падаю через порог и приземляюсь на чьи-то ноги. Поппи хватает меня за шиворот и втаскивает внутрь, распахивая дверь пошире для Хулио с тележкой.
– Как же ты долго. – Она сует мне в руки конверт. – Скажу сразу, чтобы ты знал: я участвую в этом деле по принуждению.
На письме стоит штемпель из Вашингтона, округ Колумбия, а отправлено оно было два месяца назад – то есть через два месяца после того, как я оставил Флёр на том строительном участке. Письмо источает слабый аромат лилий.
«Поппи,
Мое время истекло. Может показаться, что у нас не осталось выбора, но, возможно, это не так. Когда Лето придет за мной в августе, знай, что я сама этого хочу. Для нас обеих. Если ты не доверяешь никому другому, то доверяй хотя бы мне. Считай, что это мое последнее желание перед смертью.
Твоя подруга – всегда,
Флёр»
Я ничего не говорю Поппи из опасения, что все сказанное мной только усугубит ситуацию. Она же впустила нас в свою комнату, и у двери ждут два рюкзака.
Хулио опускается на колени возле стазисной камеры Флёр, ища защелку аварийного выпуска.
– Позвони Чиллу и сообщи ему, что мы готовы к переводу в автономный режим.
– Подожди!
Я хватаю Поппи за локоть. Сквозь стекло лицо Флёр кажется умиротворенным. Ее глаза двигаются под закрытыми веками, будто она смотрит сны, проецируемые на их внутреннюю сторону.
Пульс на мониторе ровный, кожа теплая. Все это изменится, стоит лишь открыть камеру.
– С ней все будет в порядке, – заверяет Поппи, осторожно высвобождая руку из моего захвата. – Я уверена в этом. Она провела внутри достаточно долго. Хулио отправил ее домой рано, что, как я предполагаю, было частью плана. – Она бросает на него свирепый взгляд. – Она будет уставшей и капризной, но ее жизненные показатели в порядке.
Защелки открываются, и из распечатанной камеры вырывается теплый, влажный воздух, неся с собой запах Флёр. Стыдливость заставляет меня отступить на шаг, а Хулио, наоборот, придвигается на дюйм ближе, когда Поппи откидывает крышку, обнажая участки кожи Флёр – от плеча до бедра, от бедра до пят. Внезапно у меня перехватывает горло. Я беру Хулио за воротник халата и разворачиваю спиной к камере. Весит он порядочно, и от усилия у меня начинает кружиться голова.
Поппи кряхтит, шурша тканью, пытаясь одеть Флёр. Похрустывая костяшками пальцев, Хулио смотрит на часы и оглядывается через плечо.
– У нас не так уж много времени. Я мог бы ей помочь, ты же понимаешь.
– Если ты хотя бы прикоснешься к ней, я отморожу тебе яйца, пока будешь спать.
Он поднимает бровь.
– Сильно ревнуешь?
– Просто не доверяю своим низменным инстинктам.
– Может, все же поможете? – со стоном взывает к нам Поппи, приподнимая торс Флёр с кровати.
Я подхожу к ней первым и обнимаю Флёр одной рукой за талию. Она безвольно припадает ко мне, ее голова свешивается мне на грудь, и я ощущаю мягкие изгибы ее теплого тела в легинсах и флисовой толстовке. Мгновение я не могу пошевелиться. Тяжесть ее жизни в моих руках парализует меня. Все мои силы ушли на то, чтобы просто удержать ее в вертикальном положении, а о том, чтобы взять на руки, нечего и мечтать.
– Позволь мне.
Хулио тянется к Флёр, ожидая, что я посторонюсь, и подсовывает руку ей под колени, потом осторожно опускает в клеть рядом с Мари, целомудренно поцеловав в лоб.
– Эй! – тут же восклицаю я.
Выпрямляясь, Хулио пошатывается и пристраивает на место крышку ящика.
– Расслабься, Соммерс. Я просто проверяю твою теорию. Думаешь, я стал бы рисковать жизнью Флёр только потому, что вы с Эмбер говорите, будто это работает?
Мои глаза холодеют, и непонятный инстинкт снова встает на дыбы. Это всепоглощающее желание схватить его и держать подальше от Флёр. Не потому, что он способен причинить ей вред. Теперь я знаю, что он никогда этого не сделает. Если в том не будет необходимости.
– Удовлетворен? – рычу я.
– Ага, – говорит он несколько расстроенным голосом, снимая с головы паутину. – Пошли отсюда.
– Это было у нее в руке. – Поппи вкладывает мне в ладонь листок бумаги. – Это для тебя.
Я разворачиваю письмо, пока Поппи собирает вещи. Я едва слышу голос Хулио, звонящего Чиллу и Вуди, чтобы дать им знать, что мы забрали Флёр и двигаемся дальше.
«Джек,
Если ты читаешь это письмо, значит мы, по крайней мере, добрались до этого пункта плана. Мы можем не знать, чем все обернется, но я не против неизвестности в будущем. Впервые в жизни я точно знаю, чего хочу прямо сейчас. Что бы ни случилось дальше, я бы сделала тот же выбор снова. Позаботься о Поппи и Хулио ради меня.
Твоя Флёр»
Твоя. Я прячу записку в карман, запоминая это единственное слово.
– Поторопись, Ромео, – говорит Хулио. – Не знаю, сколько у нас еще осталось времени до того, как Центр Управления поймет, что мой передатчик спрятан внутри душевой штанги в гостиничном номере. – Он вытаскивает из своего мобильного телефона аккумулятор и кидает его в мусорное ведро у двери. – Сигналы включены. Вуди и Чилл уже в пути.
Мы с Поппи выбрасываем наши телефоны в мусорное ведро вместе с телефоном Хулио, избавляясь от всего, что можно отследить. С этой минуты мы сами по себе.
Поппи поднимает оба рюкзака и бросает последний взгляд на их с Флёр комнату. Я приоткрываю дверь и проверяю коридор. Две пчелы покачиваются в дующем из воздуховода ветерке. Я выдыхаю в коридор морозный воздух, и они поспешно прячутся в свои теплые ульи.
Я подаю Хулио сигнал, что путь свободен.
Его мускулы напрягаются под тяжестью тележки, и через халат уже пробивается острый запах пота. В этот момент две Весенних девушки-куратора проходят пост охраны и направляются в нашу сторону. Встревоженный, что они учуют запах Хулио, я подталкиваю Поппи вперед, а сам опускаю голову. Поппи машет им рукой и здоровается по имени, но девушки только ускоряют шаг, отводя глаза, как будто ее и нет.
Поппи не удостаивает их вторым взглядом и ведет нас дальше по заднему коридору в Весеннюю столовую.
– Что это было? – интересуюсь я, оказавшись вне пределов слышимости кураторов.
– Мы опустились ниже красной черты, – объясняет она, стоически вздернув подбородок. – Людям легче притворяться, что тебя не существует, чем смотреть в глаза смерти.
В первый раз я ощущаю укол сочувствия к ней. Чилл купался в лучах популярности из-за нашего рейтинга, а в Весеннем крыле всем известно, что Поппи – конченый человек. Из-за этого ее нежелание расстаться с Обсерваторией понять гораздо труднее.
– Минуточку!
Ящик едва не соскальзывает с тележки, когда мы все резко останавливаемся. Мы с Поппи медленно поворачиваемся навстречу женщине, только что вышедшей из комнаты отдыха для персонала, расположенной всего в нескольких ярдах от нас. Хулио бросает на меня взгляд исподлобья, а преподавательница непонимающе смотрит на нас, склонив голову набок, как будто пытается вычислить источник запаха. От нее самой едва ощутимо пахнет сухими розами, в каштановых волосах пробивается седина. Надеюсь, что она уже давно удалилась от дел и ее обоняние притупилось.
– Поппи, куда ты собралась? Столовая закрыта до обеда, – обращается она к Поппи, не сводя при этом взгляда с Хулио и меня.
– Я плохо себя чувствовала сегодня утром и пропустила завтрак, – складно объясняет Поппи. – Просто хотела взять йогурт из автомата с закусками.
– Значит, ты не с ними? – продолжает допытываться учительница.
Оглянувшись и увидев за спиной нас, Поппи притворяется удивленной.
– Нет, мэм.
– Тогда поторопись.
Поппи бросает на нас взгляд через плечо и сворачивает за угол в конце коридора.
В ящике мяукает кот Мари. Это единственный звук на многие мили вокруг.
Ноздри учительницы подергиваются, и она делает шаг вперед, заставляя мое сердце отчаянно колотиться.